Люди в лесу, испытав, должно быть, схожие чувства, попадали наземь и предприняли попытку отползти задним ходом с линии огня. Одиночные выстрелы «Корда» звучали вперемешку с СВД, но авторство попаданий определялось безошибочно. Там, где «весло» Ветерка и моя ВСС заставляли ползунов лишь клюнуть носом, максимум, сорвав шапку с пробитой головы, любимец Станислава обезглавливал, корёжил и всячески нарушал задуманную природой конструкцию антропоморфных организмов. Один такой, утюжащий пузом небольшой холмик, схлопотал пулю в лоб и та, благодаря настильной траектории, вышла с противоположного конца. От черепа осталась нижняя лицевая часть, свободно расстелившаяся по земле, остальное раскидало, как арбузные корки. Пуля, судя по всему, перепахала почти весь позвоночник, и тело выгнулось едва ли не под прямым углом. Вырванная из таза нога отлетела за холмик так легко и непринуждённо, будто была пришита гнилыми нитками и набита соломой. Внутри закутанного в бушлат кожаного мешка образовалось ливерное пюре, которое ещё долго будет сочиться из развязанной горловины и других прорех. Зрелище не сказать чтобы приятное, но оно как нельзя лучше демонстрирует, что в действительности представляет собою человек. Такое нужно показывать детям, дабы раз и навсегда запомнили своё место в мироздании и не забивали головы разной духовной хуетой.
Ошибившиеся с выбором укрытий охотники до чужого добра на левом фланге довольно быстро закончились, и «Корд» взял передышку, а я попытался вернуть пропустившего всё веселье командира в чувства.
— Эй, — влепил я лейтенанту оплеуху, размахнувшись так сильно, как только сумел в стеснённых условиях кабины, — вставай.
Павлов поморщился и что-то прошлёпал губами.
— Вставай, говорю, царевна спящая! — добавил я оплеуху с другой стороны, для симметрии. — Решай проблемы!
— Да... — захлопал лейтенант глазами. — Что слу..? Блядь! Хватит!
Третья оплеуха была, наверное, лишней, но я не смог отказать себе в удовольствии.
— Мы во что-то въебались и стоим. Вокруг враги.
— Все целы? Машина на ходу?
— Вроде. Мотор работает.
— Что с колонной? Как дорога? — сел Павлов, потирая украшенный фингалом лоб.
— Эй, кузов! — стукнул я кулаком в заднюю стенку кабины, крича в бойницу. — Что на дороге?!
— Полная жопа! — крикнул в ответ Стас. — Не проехать!
— Полная жопа, не проехать, — передал я разведдонесение командиру.
— Слышал. Машину бросать нельзя, без неё кранты. Я вылезу, осмотрюсь и... может, чего придумаю.
— Удачи, — не стал я разубеждать и снова стукнул в заднюю стенку: — Павлов выходит! Не замочите!
Снаружи ещё раздавалась стрельба. Стреляли всё больше одиночными, это не было похоже на штурм или ожесточённое сопротивление. Колонну добивали.
Лейтенант схватил свой карамультук и приоткрыл дверь:
— Если со мной что случится, — замешкался он, и вынул из кармана листок бумаги с цифрами, — тут частота для связи со штабом.
Мне бы хлопнуть его по плечу и сказать, мол, да ничего с тобой не будет, ты ж живучий сукин сын. Но вместо этого меня пробило на смех.
— Что? — улыбнулся Павлов растеряно.
— Некоторым, — взял я листок, — надо как следует въебать по голове, чтобы осознали свою смертность. Вперёд, прикрою.
Я вылез следом и взял наизготовку, не отходя от кабины.
— Что он делает? — перегнулся Ветерок через борт и кивнул вслед лейтенанту.
— Пытается быть героем.
Картина на дороге оптимизма не внушала. Удар из засады перерезал колонну надвое, голова ушла вперёд — во всяком случае, бензовоза видно не было — а отрубленный хвост скорчился посреди Карачун-тропы и слабо агонизировал. Кто-то молил о пощаде, кто-то отстреливался, но большинство уже ни о чём не беспокоилось.
Перед носом нашего ЗиЛа, чуть правее, застыл обеспечивший нам резкое торможение агрегат, который, в свою очередь, въехал в зад впередиидущего, а тот протаранил здоровенный «Урал», отчего эту громадину развернуло поперёк дороги, не оставив никому позади шансов на проезд. Ещё один видимый с моей позиции тарантас объехал нас слева и попытался проскочить, но его нынешнее положение кверху брюхом в кювете ясно демонстрировало результат этой попытки.
Лейтенант в полуприсяде миновал две ставшие изваяниями машины, добрался до «Урала», открыл дверь и вытянул наружу водилу-жертву военно-полевой трепанации. Пока тот вальяжно вываливался из кабины, содержимое его черепа решило эвакуироваться и шмякнулось на подножку, чем едва не спровоцировало очередную травму Павлова, наступившего на эту слизкую субстанцию. Только чудо и вовремя выставленная вперёд рука спасли лейтенанта и позволили-таки добраться до педалей. «Урал» взревел, харкнул чёрным выхлопом и покатил прямиком в кювет, теряя на ходу вновь обретённого водителя и давя задними колёсами тушку предыдущего. Та влажно захрустела и потекла, будто разбитое яйцо.
Гул двигателя и звук корёжимого металла тут же привлекли внимание противников свободы перемещения, о чём они недвусмысленно дали понять несколькими длинными очередями и интенсивным вербальным общением стандарта «Туда-туда, блядь!!! Мочи эту хуету!!!».
Средь стихийных баррикад замелькали фигуры, и мне пришлось расстаться с ещё несколькими патронами, подсчитывая в уме убытки. Из кузова к прикрытию лейтенанта присоединился Ветерок. Похожие на щелчки хлыстом выстрелы СВД разнеслись по дороге, став последними для ещё двух опрометчиво кинувшихся в погоню ребят.
Лейтенант тем временем, согнувшись и прикрывая голову руками, добежал до ЗиЛа и забрался на водительское кресло:
— Чёрт, их там полно! Надо развернуть машину. Кол, давай в кузов.
Надо так надо, не вопрос. Лейтенант сдал назад, потом вырулил вправо и поставил нашу крепость на колёсах так, что левая сторона и лоб кабины оказались закрыты соседними машинами, а кузов торчал снаружи, позволяя «Корду» контролировать сектор в сто восемьдесят градусов, вне которого остался только правый, относительно движения колонны, забитый металлоломом фланг.
Несомненно обрадованный такой перегруппировкой Стас сразу же дал волю удовлетворению своей природной любознательности и обнаружил, что фабричные пули калибра «двенадцать и семь» с лёгкостью пробивают не только милые сердцу берёзки, но так же много слоёв стали и представителей белковой формы жизни за ними. Повезло, что в коробах деповского патруля лежал не самопал без сердечника, иначе пришлось бы отбиваться брызгами горячего свинца. Стоило очередному силуэту перекрыть брешь между железками или мелькнуть над ними, Станислав давал туда два-три выстрела, после чего частота мельканий резко снижалась, а интенсивность и экспрессия вербальных средств самовыражения со стороны противника выходили на новый уровень:
— Сука!!! Пашку... Пашку убили!!!
— Пидоры, блядь!!! Пизда вам, живьём шкуры с вас сдирать будем, хуесосы ебаные!!!
После этого Станислав делал ещё два три выстрела, ориентируясь на чарующие звуки, и те на время смолкали, но лишь для того, чтобы возобновиться из более укромных мест, сильно приглушённые толщиной преграды, разделяющей их источник и адресата.
Гранат у лиходеев по счастью не оказалось. Видимо, истратили всё взрывчатое на остановку колонны. А вот живой силы было в достатке. Потеряв с десяток мастеров русской словесности, банда предприняла попытку обойти неуступчивого оппонента с неприкрытого «Кордом» тесного правого фланга, но к их безмерному удивлению у нас-то гранаты были, и они как нельзя лучше сделали своё дело. Деморализующие крики и мольбы раненых ещё долго звучали над Карачун-тропой.
Наконец, спустя минут сорок словесно-огнестрельной пикировки, по ту сторону железного фронтира зазвучал зычный баритон, до того контрастирующий со всем ранее слышанным, что не оставалось сомнений — он мог принадлежать только главарю:
— Какого хуя вам надо?!
Вот это поворот. Быть может, пришло время выдвигать требования?
— Какого хуя нам надо?! — без спроса нарушил я субординацию, взяв слово, впрочем, Павлову всё равно несподручно было орать из кабины. — Это какого хуя вам надо?!
— Уёбывайте назад!
— Да прям! А поебаться тебе не завернуть?!
— Рано или поздно, мы вас выбьем! Ты сам знаешь!
— Неужели?! А силёнок хватит?! Сдаётся мне, твои орлы обосрались не на шутку! И это правильно! Сколько ты потерял?! Половину банды?! Больше?!
Ответом было скорбное молчание.
— Мы уйдём! — продолжил я, выдержав тревожную паузу. — Но только вперёд! И только на моих условиях!
— Каких ещё условиях?!
— А вот о них мы сейчас и потолкуем!
Глава 31
Переговоры без оружия — что музыка без инструментов. Стрельба и трупы — аперитив перед основным блюдом, только после них и стоит садиться за стол. В коммерции с той же целью используют финансовое давление, угрозы, захват заложников... Но у нас тут не базар, у нас большая политика, поэтому только стрельба, только трупы, всё по классике. А какая основная цель переговоров? Конечно же — наебать оппонента или принудить к принятию невыгодного для него решения. Если обе стороны остались довольны исходом переговоров, значит, кто-то из них — идиот. Ну а если оба — искушённые дипломаты, то, скорее всего, победителем выйдет тот, чья заинтересованность в самих переговорах ниже. Он попросту может позволить себе чаще говорить «нет», вынуждая противную сторону идти на уступки. Но мало знать хрестоматийные истины, нужен талант для умелого применения их на практике. И, говоря откровенно, таковым я похвастать никогда не мог. Дело тут не в ораторском искусстве или психологии, мне просто не хватало терпения. Первое время я честно пытался, торговался, выбивая себе выгодные условия, но по факту всегда получал меньше, чем хотел, либо и вовсе лишался потенциального работодателя по причине его безвременной кончины. Продавать смерть конечному покупателю — это совсем не то же самое, что продавать заказчику услуги её официального представителя. Поэтому в итоге я выработал простую и эффективную тактику — озвучиваешь цену, при первых попытках клиента торговаться разворачиваешься к нему спиной и двигаешь в сторону выходу. Один умный человек сказал: «Условия сделки редко ухудшаются, когда покидаешь стол переговоров», и он чертовски прав. Другое дело, что покинуть стол сейчас никак не выйдет.