Но КПП недолго пребывал во мраке. Четыре пары фар вернули кордон в лоно света, когда наш неудачно отгастролировавший квинтет преодолел едва ли треть пути до спасительного лесного занавеса. А эти разгневанные зрители привезли с собой явно не помидоры. Немного успокаивало лишь то, что они не знали, каким путём мы рванули за кулисы.
Колонна остановилась, не доезжая вышек, из кузовов высыпали бойцы, и засуетились у машин, не рискуя соваться на заминированный участок. Но, видать, клеммы быстро разомкнули, и толпа рванула к перевёрнутому ЗиЛу. Никого там не обнаружив, мстители развернули свой транспорт, попарно, в обе стороны от дороги, и свет фар одной из колымаг лёг аккурат на маршрут нашего отхода. Ебаная Фортуна, прекрати меня игнорировать! Улыбнись хоть разок!
— Гасите фары! — проорал я, падая за кочку и беря в прицел световое пятно.
Но брать в прицел оказались не прочь и со стороны зрительного зала. Десятка два стволов в ночи полыхнули разнообразными узорами пороховых газов, и мне пришлось спешно пересмотреть свои приоритеты. В этот раз они переместились с гашения фар на сбережение собственной жопы, и я, выпустив пяток пуль для острастки, принялся искать кочку посолиднее. Слева щёлкнула бичом СВД, и одна из четырёх фар потухла. Я, кое-как избежав столкновения головы со свинцом недоброжелателей, потушил ещё одну. Молодые да резвые Стас и Павлов наконец-то решили поддержать огнём, и кучная живая сила противника тоже стала подумывать об укрытиях, расползаясь вдоль обочины. В ходе скоротечного обмена шквальным огнём светотехника двух машин приказала долго жить, но оставшиеся две — водилы которых не угадали с направлением — стали разворачиваться в правильную сторону.
— Отходим-отходим!!! — крикнул лейтенант, и мы снова рванули к лесу, петляя, как зайцы.
Сукины дети хоть и палили вслепую, но — что ни говори — количество-таки переходит в качество, и земляные фонтанчики возле ног нет-нет да напоминали о бренности сущего.
Моё полное достоинства тактическо-паническое отступление под аккомпанемент собственного хрипа и нездоровой пульсации прервали два громких хлопка и последовавшие за ними крики защитников Пензы. Это наш сын полка — Квазимода Иваныч — с успехом вышел на «бис» и кинул в беснующихся поклонников пару «лимонок» с личным автографом, а теперь гнал во весь опор обратно, надеясь избежать ответных любезностей.
Похоже, гранатами покоцало и машины, во всяком случае, они так и не развернулись фарами в нашу сторону. Но продолжению веселья данный факт нисколько не помешал. Из зрительного зала на сцену с характерным резким «пыщ» полетели подарочки. Я узнал этот звук. Такие звуки крепко врезаются в память, потому что с большой долей вероятности могут стать последними, которые слышишь — выстрел восьмидесятидвухмиллиметрового миномёта. А за ним низкий глухой «ух» разрыва. Мелкие комья земли посыпались на голову. В воздухе запахло гексогеном.
Артобстрел набирал интенсивность, автоматная трескотня не затихала, но лес становился всё ближе, шаг за шагом, метр за метром. Ещё немного удачи, и мы растворимся в его непроглядной для преследователей темноте. Они не рискнут продолжать погоню. Не рискнут ведь? Да твою же мать!
Миномёт умолк, отстреляв, видимо, весь боекомплект, залегшие на обочине бойцы поднялись и пошли на поле. Не меньше трёх десятков.
Уповая на эффективность своей беспламенной трубы, я присел и дал два выстрела по наступающим порядкам противника. Но спринт через ухабы не способствует точности стрельбы — руки подрагивают, прицел пляшет, задержать дыхание, когда кислорода и так не хватает, сложновато. Попал-нет — х** знает, но шагающие цепью гордые, пылающие гневом сыны Пензы слегка остудились и сделались ближе к земле.
Повернув назад, в сторону леса, я заметил неподалёку Ветерка, он сидел и целился с колена, ориентируясь на вспышки выстрелов.
— Минус один! — поправил он приклад, отослав свинцовый презент незадачливому получателю. — Ещё, — снова раскатисто щёлкнула СВД.
— Хорош, отходи! — махнул я ему, чтобы двигал к лесу.
Саня поднялся, и тут со стороны КПП снова донеслось режущее ухо «пыщ».
Столб поднятой взрывом земли заслонил Ветерка, а когда осел, того было уже не разглядеть. В ушах звенело, правую ляжку жгло острой болью. Я сделал шаг, и перед глазами поплыло, ноги стали ватными, картина шатающегося леса сменилась стремительно приближающимся чернозёмом.
Не знаю, как долго я пролежал, уткнувшись рожей в грязь, но, когда перевернулся и продрал зенки, первое, что увидел — идущих на меня цепью автоматчиков, метрах в двадцати. Их мутные силуэты покачивались в такт шагам, и это почему-то успокаивало, как колебания метронома. Не было ни страха, ни беспокойства, я даже не потянулся к валяющейся рядом винтовке, просто лежал, будто на пикнике, и ждал приближения посланников рока. Как вдруг голова одного из них брызнула. Стреляли из леса. Цепь моментально скрылась от моих глаз, и вспышки ответных выстрелов засверкали на уровне земли. Музыка боя вернула сознание из мира меланхолии в реальность. Я схватил винтовку и пополз к лесу. Короткие очереди «калаша» и одиночные раскатистые хлопки «Скаута» перемещались по опушке, не давая неприятелю заскучать и остужая особо буйные головы новыми вентиляционными отверстиями. Голоса СВД в этой симфонии слышно не было.
Ползти в заиндевевшей перемешанной с гниющей растительностью грязи — удовольствие сомнительное. Особенно, когда позади, в непосредственной близости от твоей жопы, с три десятка тех, кто жаждет её прострелить, едва завидев, чёртово бедро ноет, как сучка в казарме, а до леса ещё хуярить и хуярить. Чья-то шальная пуля зарылась в мой вещмешок. А может и не шальная. Сука! Ещё одна! Да пропади оно всё! Я выудил из подсумка последнюю РГО, выдернул чеку и швырнул дорогой гостинец назойливым Пензякам, после чего, пользуясь секундным замешательством и жиденькой дымовой завесой, что есть мочи, рванул к лесу.
Дерзкий план возымел успех. Если не считать ещё одной пули, чиркнувшей по левому плечу. Домчавшись до опушки, я нырнул в кусты, как охваченный пламенем ныряет в спасительный водоём, и прижался к первому же дереву, с трудом подавляя желание его расцеловать.
— А суки, паскуды, — не с первой попытки загнали озябшие пальцы новый магазин в горловину ВСС. — Сейчас вы у меня поползаете. Сейчас... — коснулась брови резиновая накладка ПСО, и угольник прицельной сетки быстро отыскал себе аппетитную голову. Через секунду та рассталась со значительной частью серого вещества и печально поникла. — Я вам устрою блядский тир, — вторая пуля легла под нижнюю челюсть следующей мишени, и кровяной фонтанчик весело забил сквозь пальцы агонизирующего мстителя. — Ебаный парк развлечений, — поймал я в оптику чей-то низкий лоб, — с фейерверками. Куда, мразь? Вы ещё кордебалет не видали, — зацелил я пах не к месту поднявшегося на ноги автоматчика, но представление прервал хлопнувший меня по больному плечу Павлов:
— Всё, уходим.
— Погоди.
— Это приказ.
— Зануда.
Вглубь леса мы отходили под таким шквалом свинца, что не стыдно будет внукам рассказать. Хотя, кого я обманываю, в последний раз мне было стыдно лет двадцать пять назад. Кажется, я тогда пытался запихать двенадцатый калибр в патронник шестнадцатого у всех на глазах.
— Доволен?! — грубо пихнул меня в плечо сучий Стас, и опять — падла! — в больное. Долго же он терпел, километра три прошли.
— Охуел?
— Из-за тебя, сволочь, мы машину потеряли, и человека! — преградил мне дорогу совестливый детоубийца.
— Ну, за человека мне мозги не еби, Ветерок тебе никогда не нравился, а за машину — мои глубочайшие извинения.
— Жаль, — подключился к товарищескому суду лейтенант, — что на твоих извинениях мы далеко не уедем.
— Увы, — признал я его правоту. — Слушайте, мне действительно неловко за произошедшее. Да, я налажал. Да, было бы лучше, если б я вас послушал и не лез на рожон. Прошу прощения. Но теперь-то вы от меня чего хотите? Дело сделано. Нужно оставить прошлое позади и двигаться дальше.
— Я с тебя просто хуею, — злобно усмехнулся Станислав. — Куда — блядь! — двигаться?! Мы посреди леса, без воды, без еды, и патронов с гулькин хер!
— К чему так нагнетать? Мысли позитивнее. Ты всё ещё можешь двигаться — уже хорошо! Кроме того, нам точно известен наш следующий пункт назначения — Сызрань. Так что подберите нюни, и пиздуйте!
— До неё двести тридцать километров!
— Н-н-дааа. Значит попиздуем вдоль трассы. Авось, что-нибудь подвернётся.
— Патруль пензенский нам подвернётся!
— Есть идеи получше?!
— Какой же ты мудак.
— Используй свою злобу во благо, Станислав, черпай в ней силы для дальнейшего пути. Ну всё, с лирикой закончили? Тогда вперёд! И дайте бинт кто-нибудь.
Глава 36
Хорошо на свежем воздухе. Здорово так вот морозным утречком пройтись по хрустящему ледяной коркой подлеску, вдохнуть благоухание погрузившейся в сон природы, неосквернённое смрадными выхлопами двигателя. Ступаешь своими ногами по земле и чувствуешь себя частью этой изувеченной, но всё ещё прекрасной планеты. Сидя в жестяной коробке, такого не ощутить, не услышать перестук дятла высоко в кронах, не порадоваться белочке на ветвях, не разглядеть звериных следов рядом с рифлёными отпечатками подошв боевого товарища. Разве можно сравнить пошлый комфорт рукотворного мирка с этой восхитительной общностью всего живого?
— Вон он! — возбуждённо прошептал лейтенант, тыча пальцем в шевелящиеся метрах в сорока кусты, и, кажется, облизнулся.
— Сам вижу, — поднял я ВСС.
— За ухо стреляй.
— Схера ли за ухо? В сердце надо, — подвёл я угольник прицельной сетки к точке чуть выше локтя здоровенного секача. — Во-о-от, родной, — аккуратно выбрал я спуск, но не успела ВСС разродиться победным шипением, как наш предполагаемый кормилец сорвался с места и, визжа, улетел в чащу.
— Чёрт! — вскочил Павлов и вскинул винтовку.