— Ушёл, сука. Ушёл! — вынул я, наконец, пальцы из ушей и наслаждался звуками собственного полного негодования голоса. — Ты что, не могла его снять?!
Ольга лишь многозначительно посмотрела на меня, вынимая беруши.
— Ладно, хер с ним. Далеко не убежит. Ну а ты... Молодец. Это было красиво.
— Это было дорого, — убрала Оля пустой магазин в подсумок.
— Держи Павлова на мушке пока не заберу.
— Поторопись. У этих ребят наверняка есть рации.
— Да. Чую, будет весело.
Глава 57
Насколько целесообразны наши действия? Редко кто задумывается об этом перед тем, как что-то совершить, а вот после — очень часто. Но, лишь в том случае, когда действие привело к нежелательному результату. Украл горсть медяков, поймали, отхуярили руку — веский повод усомниться в целесообразности сего деяния. Залез в чужой дом, порешил хозяина, изнасиловал всех от хозяйки до племенного хряка, и остался безнаказанным — хорошо провёл время, не о чем жалеть. Примитивный человеческий мозг устроен так, что моделирование последующих событий, даже при элементарных вводных, далеко не всегда ему под силу. Как говаривал один умный мужик: «Опыт — сын ошибок трудных». Наверное, поэтому я не знаю ни одного везунчика, дотянувшего до преклонных лет. Везунчики не задумываются о целесообразности, потому как для этого нет причин. Но однажды удача от них отворачивается, и бесценный опыт озаряет их мозг в последний момент, как раз перед тем, как жизнь бьёт с ноги в ебло.
Я так спешил, что едва не сбил Павлова, остановив багги в считанных сантиметрах от его бренного тела, такого трогательного беззащитного:
— Сел, живо!
— Кол, я...
— В машину, сказал!
— Хорошо, — кое как забрался он и упал в пассажирское кресло.
— Где рация? — вылез я и обшарил взглядом арену смерти.
— Бросил в лесу, — выдавил из себя Павлов.
— Ты издеваешься?
— Нет, это правда. Сдохла она после болота. Думал, может, просохнет и заработает, но нет, с концами сдохла, батарее кранты.
— Так... — постарался я взять себя в руки. — Ладно.
— Зачем тебе рация?
— Заткнись, — рванул я на себя дверцу бесхозного броневика и выволок с водительского места частично фрагментированный труп. — Сука, прямо на ботинки.
Крови в салоне было столько, что она полилась через порог. Уделано всё — пол, кресла, торпедо, потолок. Казалось, что проник во внутренности большой мёртвой твари, а не в автомобиль. Я с трудом разглядел в этом блестящем красном месиве что-то напоминающее искомый аппарат:
— Вылезай, иди сюда!
— Зачем? — насупился лейтенант.
— Есть тебя буду! Сука, сюда, быстро! Смотри, — ткнул я пальцем в центральную панель. — Она?
— Да, это рация, — кивнул башкой Павлов.
— До Мурома добьёт?
— Возможно.
— Возможно, блядь?! Спецы хуевы! Лезь назад! Да не в багги! Ну почему с вами так сложно? — открыл я лейтенанту заднюю дверцу броневика. — Прошу. И только вздумай мне тут чего учудить — на ремни пущу.
Убедившись, что Павлов всё понял, я сунул его карабин под сиденье, вернулся к багги и перетаскал наш багаж в новый транспорт, не особо заботясь об удобстве пассажира.
— Какой бардак, — в очередной раз получил я эстетический шок, осмотрев место, куда предстояло водрузить мой неказённый зад, отрезал штанину одного из трупов, почище, кое как обтёр ею водительское кресло и принялся за лобовуху. — Нихуя не видно, — я оглянулся и довольно хмыкнул, уронив взгляд на пояс стрелка, примостившегося промеж сидений, там у него висела фляга. Пришлось как следует дёрнуть, чтобы высвободить полезную ёмкость из-под бесполезного куска мяса. Так я поначалу подумал.
— Кол, — позвал Павлов, пока я самозабвенно опрыскивал и тёр лобовое стекло, стараясь придать ему хотя бы подобие прозрачности.
— Чего тебе?
— Кажется, этот парень жив.
— Где? — выглянул я наружу.
— Здесь, — мотнул Лейтенант башкой в сторону развалившегося промеж кресел стрелка. — Он губами шевелит. Вот дерьмо.
Причину, по которой шевеление губами вызвало у лейтенанта вместо здоровой эрекции нездоровые ассоциации с экскрементами, я понял, когда пристальнее взглянул на подавшего признаки жизни недобитка. Похоже, отвешенные Ольге похвалы были избыточными, она промахнулась. Судя по результату, пуля ударила в круговую броню пулемётного гнезда, пробила её и продолжила свой путь в виде кучи осколков, часть которых угодила в правую скулу и челюсть нашего счастливчика. Теперь на их месте была каша, неаппетитно чавкающая каждый раз, как потерпевший старался раскрыть рот. Он делал это не из-за желания поговорить, а потому, что ошмётки собственного лица забили его ротовую полость, а нос заливали потоки крови.
— Стяжки для рук — откуда они их достали?
— Что? — растерялся лейтенант.
— У тебя синдром рассеянного внимания? Откуда эти пидоры доставали стяжки?!
— А... Карман на правом бедре, — Павлов даже глаза прикрыл ради ценных воспоминаний.
— Ого, капрон. Подкованные ребята, — перевернул я недотруп на живот и стянул ему запястья. — Теперь будет с кем тебе поговорить. Расспроси его пока про наше золотишко.
— Наше? — уточнил Павлов с неоднозначными интонации в предательски-блядской тональности.
— Да. Есть возражения?
— То есть, твоё и моё?
— Дурачком-то не прикидывайся, — разглядел я, наконец, дорогу впереди. — Твой ручной уродец нас видел и наверняка доложил. Кстати, где он?
— Неподалёку. Значит, на троих? Может, развяжешь меня в таком случае?
— Закатай губу, лейтенант, — отпустил я сцепление, и броневик неожиданно резво сорвался с места. — Долю ещё обсудим.
— И чего ты ждёшь взамен?
— А догадайся. Ты, рация — ни на какие мысли не наводит?
В крохотном чистом фрагменте зеркала заднего вида лоб Павлова расчертили вертикальные морщины, сигнализирующие об экстремальной активизации мыслительного процесса:
— Наводит, — процедил он, едва слышно за гулом двигателя.
Подкатив к облюбованной нами бетонной коробке, я дал по тормозам и подобрал уже спустившуюся Ольгу.
— Зачем багги бросил? — небрежно отпихнула она в сторону ноги стрелка и примостила на их место зачехлённую винтовку, совершенно проигнорировав присутствие Павлова.
— Этот, — указал я большим пальцем через плечо, — рацию проебал. Пришлось броневик взять в нагрузку к новой.
— Давай прямо и потом налево, я видела там ангары возле дороги. Труп из машины выкинуть не догадался?
— Рад встрече, — подал голос лейтенант, так и не удостоившись внимания. — Хорошо стреляешь.
— На твоё счастье, — приняла комплимент Ольга.
— Не любезничай с ним, — предостерёг я. — Этот хмырь явно надеется пристроить свой детородный орган в твоё горячее лоно. Да-да. Иначе зачем бы он стал так пошло льстить?
— Какого хера ты несёшь? — наморщила Оля носик, будто кто-то испортил воздух в машине.
— Промазать по неподвижной цели с трёх сотен метров — это ошибка новичка.
— Я не мазала! — почти крикнула Ольга, явно задетая за живое моей оценкой.
— Неужели? Тогда, быть может, скажешь, для чего у этого «трупа» связаны руки?
Гордая обладательница непомерно высокого самомнения обернулась, и нахмуренные бровки немного разгладились:
— Он жив?
— Представляешь? Только поцарапался чуток. Зелёнкой обработать, и нормально.
— Так у нас есть язык, — плотоядно улыбнулась Оленька, похлопав ладошкой по солдатской заднице.
— Не уверен. Он мог его проглотить. Но пальцы целы, напишет.
— А она в курсе твоего плана? — напомнил о себе Павлов.
— Это про радиоигры, — пояснил я Ольге. — Да, в курсе. Как ты мог подумать, что я стану скрывать такое от своего делового партнёра? Дорогая, прошу, подтверди. Его подозрительность меня обижает.
— Я в курсе, — расставила точки над «и» Оля. — Ты согласен?
— А у меня есть выбор? — поинтересовался Павлов с деланым удивлением. — Кол ведь и сам может связаться со штабом. Хоть это, конечно, будет не так убедительно...
— Стоп. Что? — повернулась Ольга назад.
— Ну, это может показаться странным, если на связь выйду не я.
— Нет, другое. Ты сказал, что Кол сам может связаться со штабом.
— Да.
— Ты о чём, дружище? — испытал я недоумение, сравнимое с Олиным.
— Перестань. У тебя в кармане листок бумаги с записанной на нём частотой. Я сам его тебе дал. И забыл забрать, там, в лесу... Но, если ты собрался этим козырять, то — как ты сказал? — закатай губу. Я предупредил штаб, что ты попытаешься выйти на связь, и они этого ждут.
Я, безуспешно пытаясь растормошить свою чёртову память, сунул руку в непромокаемый карман и...:
— Гляди-ка, — оказался в моих пальцах клочок бумаги с нацарапанными впопыхах цифрами.
— Ты в самом деле забыл?
— Кое-что.
— Это из-за...? — повернул Павлов голову, демонстрируя затылок.
— Ну а из-за чего же ещё? Ты мне чуть...
— Ему пуля в голову попала, — бесцеремонно вклинилась в наш диалог Ольга. — В бровь по касательной. Тяжёлая контузия.
— А... Понял, — покивал лейтенант. — И много у него из головы вылетело?
— Всё, что надо, на месте. Ты лучше о содержимом своей головы побеспокойся.
— Ну-ну, — осадил я Ольгу, привносящую в нашу беседу нотки нетерпимости и агрессии, — полегче. Зачем же грубить нашему новому партнёру? Мы должны доверять друг друга. Так ведь? — глянул я на Павлова в зеркало. — Забудем старые обиды. Я вот уже забыл! И вам советую. А всё потому, что на кону стоит гораздо больше, чем наши с вами задетые чувства. Да, лейтенант?
— Точно так, — усмехнулся тот подозрительно. — Жаль, что эта здравая мысль раньше тебя не посещала.
— Ты это о чём?
— Поворачивай! — пихнула Ольга меня в плечо, указывая другой рукой на полусгнившие ангары. — Здесь машину спрячем, чтобы с воздуха не засекли. Надеюсь, маячка в ней нет.
Я закатил броневик внутрь, туда, где было поменьше дыр сверху, вылез и распахнул задние двери машины: