Она просияла и сразу стала очень хорошенькой.
– Шутите? Там живет мой друг Джулиан. Вы с ним знакомы?
– Нет, – я улыбнулась в ответ, – но мир, конечно, тесен.
– Выходит, вы из Нью-Йорка? – спросила она.
Я сказала, что родом из Атланты, но несколько лет прожила в Нью-Йорке.
– Я по нему скучаю, – добавила она.
– И я. Я сама там несколько лет прожила. Почему вы вернулись? Работа?
– Работа мужа, – мы только что поженились, и слово «муж» все еще казалось мне странным.
– Та ж фигня.
Потом сказала, что ее зовут Эллен Грэм, я тоже назвалась, и мы поболтали, стоя в очереди. Я узнала, что она фотограф-портретист, родилась в Питтсбурге, вышла замуж за юриста… И сама тоже вывалила всю свою биографию.
Она подождала, пока я закончу, и по дороге на парковку вынула из сумки маленькую квадратную визитку и предложила как-нибудь выпить кофе. Или, может, поужинать вместе с мужьями.
– Отличная идея, – сказала я, предчувствуя новую дружбу. С возрастом это случалось со мной все реже.
Через пару недель я позвонила Эллен, и мы вчетвером отправились в «Леон», ресторан в Декейтере. Вечер прошел отлично, настоящее двойное свидание. Нолан и Энди оба учились в Ловетт-скул (правда, Энди был на пару лет старше), оба работали в семейном бизнесе, оба женились на совсем непохожих на них женщинах, оба познакомились с женами благодаря брату или сестре (Марго, сестра Энди, была лучшей подругой Эллен).
Рассказывая нашу историю, Нолан упомянул Дэниела, и я поняла, что Энди свел всю картину воедино и ассоциировал мою девичью фамилию с выпускником Ловетт-скул, который поступил в Йель, а потом погиб в аварии под Рождество.
Он серьезно спросил у меня:
– Дэниел Гарланд – ваш брат?
– Да, – сказала я и быстро объяснила Эллен, в чем дело, – мой брат погиб в аварии.
Энди пробормотал, что ему жаль, смотря при этом в стол, как обычно делают все люди. А вот Эллен посмотрела мне прямо в глаза, взяла за руку и сказала то же самое совсем другим тоном.
– Спасибо, – я почувствовала, что мы с ней очень похожи, еще до того, как она сказала, что тоже пережила в юности страшное горе. Ее мать умерла от рака.
– Это, конечно, другое, – быстро добавила она, – братья и сестры должны быть рядом с нами всю жизнь.
– Да, конечно… мои соболезнования, – сказала я.
Смерть родителей принять проще, чем смерть брата. Возможно, потому, что она соответствует естественному порядку вещей. Но я все равно не могла представить жизни без мамы. И уж тем более не могла вообразить, что бы было, если бы она умерла в моем детстве.
Я помню, что думала, что жизнь в любом случае печальна.
– Как твоя семья это пережила? – спросила Эллен. – Вы… сплотились?
Она все понимала, и вскоре я уже исповедовалась ей, пока мужчины говорили о гольфе, путешествиях и работе. Я рассказала о Джози, что она совсем отбилась от рук, отказывается говорить о Дэниеле и считает мое желание вовлечь ее в разговор нездоровым. Спросила Эллен, есть ли у нее братья или сестры. Она сказала, что есть, старшая сестра Сюзанна. Что они очень разные, но все равно очень близки.
– Она моя настоящая подруга.
Я никак не могла сказать такого о Джози, и мне стало грустно. Я хотела бы, чтобы у нас с сестрой были близкие отношения, но не могла даже представить этого.
– А смерть мамы вас сблизила?
– Да, – она кивнула, – но мы всегда были близки. А вот отец больше похож на твою сестру. Он редко говорит про маму. Забавно, как по-разному все горюют. До чего это нерационально.
Я кивнула, думая, что это очень верно. В группе поддержки, куда я недолго ходила вместе с мамой, говорили: «Горе – это тайна, которую надо пережить, а не проблема, которую надо решить». Наш куратор – ее девятилетнюю дочь убили – написала эти слова на доске. Возможно, она была права. Но мне казалось, что разговоры и попытки решить что-то были единственным способом справиться с горем. Единственной надеждой на исцеление. Я сказала это Эллен, и она быстро согласилась.
– Да, конечно. Но мой отец и твоя сестра, наверное, смотрят на это по-другому. И это очень тяжело, когда любимые люди по-другому воспринимают мир. Мне кажется, что пары чаще остаются вместе, если они переживают горе одинаково.
Я кивнула, а потом рассказала о разводе своих родителей. Я всегда была уверена, что причиной стала смерть Дэниела. Мама говорила, что дело в папином пьянстве, но пьянство было просто реакцией на горе. Другими словами, все сводилось к Дэниелу, так или иначе.
По дороге домой я сказала Нолану, что наверняка подружусь с Эллен. И действительно, за следующие несколько месяцев мы стали очень близки. Часто куда-то ходили, постоянно переписывались, болтали по телефону почти каждый день (раньше я этого почти не делала). Джози утверждала, что я запала на Эллен, и это меня бесило. В основном потому, что опошляло наши отношения. Я постоянно рассказывала Джози, что мне нравится в Эллен. Эллен обожала свою работу и была крутым профессионалом. Я часами разглядывала ее фотографии – обычные люди на них получались похожими на знаменитостей, а знаменитости – на самых обычных людей.
Эллен обладала оригинальным вкусом, но никогда этого не выпячивала. В результате она часто совершала поступки, которые людям со стороны показались бы необычными. Например, одна ее собака была из приюта, а вторая оказалась самым красивым и породистым золотистым ретривером в мире. В душе Эллен была хиппи, но вышла замуж за представителя атлантской аристократии в четвертом поколении. Она водила битую «тойоту», облепленную стикерами, а дом украшала антиквариатом. Мне очень нравилась ее откровенность, она легко признавала свои недостатки и проблемы своего брака, а ведь многие люди не способны признаться даже, что у них выдался плохой день.
Как-то так получилось, что мы с Эллен забеременели практически одновременно. Айла и Харпер родились с разницей в пять недель. Опыт родительства сблизил нас еще сильнее, и наших мужей тоже. Мы выбрали друг друга в качестве крестных. Джози, конечно, очень разозлилась.
– То есть если вы с Ноланом умрете, Харпер достанется им? – спросила она, баюкая нашу двухмесячную дочь. Вид у Джози был дикий. – Людям, которых вы знаете пару лет? Не родной сестре.
– Ради бога, Джози. Всем известно, что крестные и опекуны – это разные люди, – я попыталась не думать о мрачных обстоятельствах, которых было полно и в моей жизни, и в жизни Нолана, – это просто… почетная должность.
– То есть твоей сестре она не положена?
– Ты тетя Харпер! Это важнее, чем крестная. А Эллен выбрала меня, а не свою сестру. И не сестру Энди. И они обе не сходят с ума, – честно говоря, тут я соврала. Сестра Эллен действительно не возражала, но вот сестра Энди тоже немного злилась.
– То есть, если ты умрешь, Харпер заберу я? – уперлась Джози.
– Джози! – я тихонько указала на маму.
– И что? Все нужно решить заранее, – Джози готова была сколько угодно разговаривать о жизни и смерти, если это было нужно ей.
– Мы с Ноланом еще не составили завещание, – я подумала, что решать нам придется многое, но одно ясно сразу. Джози не будет опекуном Харпер.
– Она мне нужна, – заявила Джози, как будто это все меняло. Она всегда так думала. Хочешь ребенка – получаешь ребенка.
Когда началось чаепитие, я посвящаю Эллен в последние планы Джози.
– Как интересно, – она выглядит заинтригованной.
Хотя она всегда относилась к моей сестре очень дипломатично, этот ответ меня удивляет.
– Интересно? Тебе не кажется, что это бред?
– Это не худшее, что я слышала в жизни.
– Джози в качестве матери-одиночки?
– Она неплохо ладит с Харпер.
– Да, часов по пять-шесть подряд. Мы обе знаем, что суть материнства не в этом.
– Да. Но она же не совсем одна. У нее есть ты и Нолан. И твои родители. И Гейб.
– Друзья никогда не помогают с детьми, – говорю я, – так, могут посидеть разок-другой.
– Может быть. А вот семья помогает.
Я смотрю на Эллен, еще раз напоминая себе о разнице нашего отношения к сестрам. Она по-настоящему любит Сюзанну. Сюзанна ей нравится. Меня это всегда удивляло.
– У ребенка будешь ты, – подчеркивает Эллен.
– Но я не хочу второго ребенка! – говорю я. И именно в этот момент мимо нас проходит Нолан.
Он грустно смотрит на меня, берет еще пиво и уходит.
– Черт, – шепчу я, – Нолан меня слышал.
– А он что, не в курсе? – удивляется Эллен.
С ней мы этот момент уже несколько раз обсуждали.
– Ну, не настолько прямо…
В этом еще одна разница между нашими мирами. Эллен и Энди общаются откровенно, и даже ходят к семейному терапевту. Не потому, что у них серьезные проблемы (хотя до появления Айлы у них был непростой период), а потому, что они не хотят проблем в будущем. Их брак неидеален, но он очень прочен. Ему можно позавидовать, как и ее отношениям с сестрой. Или даже больше.
– Ты точно уверена, что не хочешь второго? Тедди такой чудесный, – Эллен имеет в виду своего двухлетнего сына, которого Стелла только что унесла в дом поспать.
– Уверена, – я смотрю на Нолана через стеклянную дверь. – И потом, а что если у меня родится еще одна девочка?
Эллен понимает, о чем я.
– Обычно сестры неплохо ладят.
– Нет. Обычно нет. По крайней мере, не так, как вы.
– У тебя может родиться мальчик, – Эллен убирает свои темные волосы в пучок, – мальчики любят мам. А если и у тебя, и у Джози будут мальчики? Они будут братьями. А отношения между братьями всегда хорошие.
– Но я правда не хочу второго ребенка, – я пытаюсь не повышать голос, – и между мной и Джози все всегда будет плохо.
– Вырубилась, – говорит Нолан вечером в гостиной, пока я пытаюсь справиться с ежевечерним бардаком.
Он только что отнес Харпер в постель – она заснула в кресле, смотря «Холодное сердце».
– Играла на солнце, вымоталась, – я кидаю игрушки в проволочные корзинки. Лего в одну, мягкие игрушки в другую, книги в третью, кукол в четвертую, всякую хрень в пятую.