– Конечно нет.
– И в том, чтобы быть единственным ребенком, есть свои плюсы.
– Да, – конечно же, Эми распознает мою дымовую завесу. Я хочу, чтобы она меня одернула, чтобы мы вернулись к основной теме, но она этого не делает, и я разочарована.
– Что ты думаешь? – спрашиваю я, прекрасно понимая, что это не имеет никакого отношения к жизни единственного ребенка.
– Ну ладно, – Эми кивает, и ее стрижка снова подлетает вверх. – Я не знаю, любишь ли ты Нолана.
Этот вопрос, замаскированный под утверждение, настолько прост, что застает меня врасплох. И все же я автоматически отвечаю:
– Конечно. Он прекрасный человек. Хороший отец, – вообще-то мы уже говорили об этом раньше. И об истории наших отношений. И о том, что Нолан был добрым и верным другом Дэниелу. Что он помог мне и моей семье. Что он стал моей семьей.
– Да, – говорит Эми, – я знаю, что ты любишь Нолана и заботишься о нем, как о человеке, партнере и отце твоего ребенка. Но ты его любишь… как женщина?
Я смотрю на Эми, и меня мучает ощущение, которое я многие годы про себя считала чем-то инфантильным. На самом деле при виде Нолана мое сердце не бьется чаще, меня никогда не охватывала похоть, я никогда не таяла, когда наши глаза встречались в переполненной комнате (вообще-то, я даже никогда не смотрю на него в таких комнатах), но ведь это не значит, что я его не люблю или что я не ценю наш брак.
Но в глубине души я прекрасно знаю, о чем она спрашивает, и знаю ответ – с того самого дня на скамейке запасных. Это непреложный факт. Такой же, как смерть Дэниела. Его невозможно изменить, просто пожелав другого. И наконец я решаюсь сказать правду. Я говорю ее психотерапевту, но на самом деле – самой себе.
– Нет, – произношу я вслух. Тихо, но очень решительно, – нет, я не люблю своего мужа.
Глава тринадцатая. Джози
Я никогда не понимала, как именно работает закон Мерфи, но я совершенно уверена, что он применим ко мне. Я наконец сдаюсь и второй раз иду на свидание с Питом, на этот раз в «Бистро Нико», модное французское местечко. На мне те же платье и туфли, что я надевала на день открытых дверей. Разумеется, оказывается, что именно в этом заведении Уилл и Андреа Карлайлы уютненько ужинают стейками. Ничуть не улучшает ситуацию жуткая стрижка Пита и его рубашка с короткими рукавами, вызывающая ассоциации со звонящими в дверь миссионерами. Уилл одет как раз так, как мне нравится, – в джинсы и пиджак без галстука. И на щеках заметна легкая сексуальная щетина.
Хостес проводит нас мимо их столика, я отвожу глаза, молясь, чтобы нас не заметили, но Андреа тут же окликает меня по имени. Пит тащится где-то следом, а я останавливаюсь, изображаю удивление и вскрикиваю:
– Ой, привет!
– Привет, – говорит Андреа, и я замечаю, что она покрасила волосы, убрала седину и снова щеголяет золотыми кудрями, – рада вас видеть.
– Взаимно. Узнали платье? – я нервно усмехаюсь и тут же жалею о своих словах.
Андреа моргает, притворяясь, что не поняла, и мне это нравится, но одновременно бесит. Мне приходится сказать:
– Я позавчера была в нем.
– Ах да. Теперь помню, – она кивает. – Очень красивое платье.
– Спасибо, – я позволяю себе быстро взглянуть на Уилла, который смотрит на меня.
Его темные глаза сияют в свете свечей. Я не различаю выражения его лица, но при виде этой полуулыбки сердце замирает.
– Привет, Джози, – говорит он, а потом переводит взгляд на Пита, который наконец добрался до меня.
Когда Андреа делает то же самое, мне приходится их познакомить.
– Пит, это Андреа и Уилл. Я учу их дочь, – коротко объясняю я.
Пит кивает, улыбается и говорит:
– Очень мило.
– Так что? – Андреа притворяется моей подружкой. – У вас свидание?
Я говорю «нет», а Пит говорит «да».
Андреа вздрагивает и улыбается одновременно.
– Простите, это не мое дело.
– Совсем не твое, – бормочет Уилл в бокал с вином.
Нельзя сказать, что он груб с женой, но явно исподволь ее отчитывает, демонстрируя собственное превосходство. Я совсем забыла об этом. Или, скорее, предпочла забыть. Я вспоминаю, как он ругал меня шепотом, если я произносила что-то по его мнению неправильное. Иногда он был прав, но обычно это бывали ненужные подначки. Воспоминание не самое приятное, не то что эти чертовы темные глаза.
– Ничего, – говорю я исключительно ради Андреа, – это действительно что-то вроде свидания. Но мы просто друзья.
– Ну да, технически это наше второе свидание. Но поскольку на первом не вспыхнула искра, Джози сдалась, – говорит Пит, пытаясь всех насмешить, но только делает все еще хуже. – Впрочем, у меня еще осталась надежда.
Андреа серьезно кивает и говорит:
– Да, на сближение часто уходит какое-то время.
– У вас так и случилось? – спрашивает Пит, а я стою и не верю, что мы правда об этом разговариваем.
В глазах Андреа вдруг появляется жалость.
– Не совсем, – бормочет она, а Уилл спокойно отрезает еще кусочек стейка и подносит вилку ко рту.
Я напоминаю себе, что противоположность любви – это равнодушие, но мне все равно становится горько.
– Не совсем? – кисло усмехаюсь я. – Ничего подобного. Андреа и Уилл обручились очень быстро. Сразу после того, как мы с ним расстались, – я щелкаю пальцами ради пущего драматического эффекта.
Пит смеется, а потом вдруг понимает, что я не шучу. На его лице появляется то же выражение, что на лице Андреа, – жалость и смущение. Уилл тем временем начинает кашлять. Мы втроем смотрим на него, и кашель быстро перерастает в пугающие звуки удушья.
– Милый, что с тобой? – спрашивает Андреа.
Уилл ловит ртом воздух, потом затихает. В глазах у него стоят слезы. Он явно паникует.
– Уилл! – кричит Андреа, вскакивает со стула. Хостес движется к нашему столу, а пара рядом пялится на нас. – Уилл! Ты можешь дышать?
Он не отвечает, потому что дышать явно не может. Андреа орет непонятно кому:
– Он задыхается!
Она вертит головой и кричит:
– Есть здесь врач? Кто-нибудь знает прием Геймлиха?
– Нет, тут еще рано, – говорит Пит и поднимает руку.
Подходит к Уиллу, который напряженно на него смотрит.
– Он медик, – объясняю я, надеясь, что физиотерапевтов учат оказывать первую помощь.
– Попытайтесь кашлянуть, – спокойно велит Пит Уиллу. – Вы можете кашлять?
Уилл трясет головой и тихо повизгивает. Андреа орет. Я в ужасе смотрю, и в голове у меня прокручивается самый жуткий сценарий: Эди у гроба папочки.
– Ладно. Вставайте, – говорит Пит, помогает Уиллу подняться, обхватывает его руками за талию и трижды ударяет по спине основанием ладони. Раз-два-три.
Ничего не происходит, но я замечаю, что у Уилла синеют губы. А с четвертым резким ударом между лопаток окровавленный кусочек мяса вылетает у Уилла изо рта и приземляется на белую скатерть прямо рядом с тарелкой. Я смотрю на него и не верю, что он мог быть смертельно опасным. Люди вокруг хлопают в ладоши. Уилл тяжело дышит.
Андреа прижимает к сердцу обе руки и бросается к мужу, обнимает его. Он позволяет обнять себя, а потом что-то шепчет, отталкивает ее и садится за стол.
– Спасибо вам огромное, – говорит Андреа Питу со слезами на глазах.
Пит скромно отвергает ее благодарность и спрашивает Уилла, как тот себя чувствует.
– Все в порядке… не в то горло пошло, – бормочет Уилл и делает глоток воды.
Когда он ставит стакан на стол, я вижу, как облегчение у него на лице сменяется разочарованием.
– Садись, – бормочет он жене, а я думаю, как он всегда ненавидел сцены.
Андреа садится, не переставая благодарить Пита.
Я смотрю, как Уилл пытается тихонько спрятать кусочек мяса под салфетку. У него получается со второго раза, и, к моему тайному удовлетворению, на скатерти остается пятно, почти такое же красное, как шея и уши Уилла. Только после этого Уилл встает, пожимает Питу руку и в первый раз его благодарит.
– Обращайся, – говорит Пит, – всегда рад помочь.
Чуть позже Уилл и Андреа посылают на наш столик бутылку вина и еще подходят поблагодарить нас, когда собираются уходить. Пит смеется.
– Что? – спрашиваю я.
– Он что, правда бросил тебя и женился на ней?
– Да. И что тут смешного?
– Ты же ему отомстила. Он чуть не задохнулся насмерть.
Я улыбаюсь, пожимаю плечами и говорю:
– Нет. Лучшей местью будет счастье.
– Банально, но верно, – кивает Пит. – И как ты? Счастлива?
– Я над этим работаю.
И, чтобы он не воспринял все неправильно, выкладываю ему все новости по своему проекту одинокого материнства. Рассказываю о своих списках: финансы, няня, страховка, отпуск по уходу за ребенком. Потом я собираюсь рассказать ему про эссе доноров спермы, которые мы с Гейбом читали много часов подряд.
– Конечно, сначала мы сделали выборку по здоровью… Нас интересовали только доноры с великолепной медицинской картой.
Пит слушает, а потом спрашивает:
– И что, у тебя уже есть фаворит?
– Может быть, – я лезу в сумку и протягиваю ему эссе, которое распечатала вчера вечером.
Он разворачивает его, поднимает брови и читает:
«Я двадцатисемилетний гетеросексуальный мужчина. Снимаю документальные фильмы. Получил степень бакалавра в Калифорнийском университете в Беркли, где специализировался на коммуникациях и бегал – в основном на средние дистанции. Я стройный, спортивный, здоровый и придерживаюсь вегетарианской диеты. Этому есть три причины: во-первых и в-главных, я люблю животных и не хочу их мучить. Во-вторых, я всю жизнь интересовался нутрициологией и здоровым образом жизни. И наконец, меня волнует состояние окружающей среды: животноводство разрушает нашу планету.
Человек, который воспользуется моим материалом, не обязан разделять мое мнение, но она наверняка обрадуется, что я здоровый и жалею животных. Сейчас я работаю над документальным фильмом о реакциях, которые испытывает большинство людей при виде страданий животных, и о рационализации, которая им нужна, чтобы продолжать есть животных и носить их шкуры. Я решил стать донором, потому что не верю в социальные нормы, которые говорят о том, что я должен завести семью, и не хочу делать свой вклад в разрушение нашей планеты, заводя собственного ребенка. Но я очень сочувствую тем женщинам, которые хотят стать матерями, но по какой-то причине не могут. Если кто-то хочет принести на нашу планету новую жизнь, я буду рад, если у этого ребенка будут гены умного и доброго человека».