Вечером, без особых проблем уложив Харпер (с помощью Кроля), я спускаюсь вниз. Нолан доедает остатки макарон с сыром прямо из кастрюли. Большой деревянной ложкой. Он неуверенно улыбается мне и вытирает рот ладонью.
– Не парься, – улыбаюсь я в ответ, – все так делают. Почему-то еда из кастрюльки гораздо вкуснее.
– Согласен, – он сует в рот последнюю ложку, – есть хочешь? Можно пиццу заказать или еще что-нибудь…
– Нет, спасибо. Мне пора.
– Уже? – разочарованно спрашивает он. – У тебя есть планы?
– Нет, – отвечаю я, хотя примерно час назад Пит спросил у меня, что я собираюсь делать вечером, – но ведь Кроль нашелся, и я решила, что больше не нужна.
– Я, конечно, способен без тебя обойтись. Но давай ты останешься, посидим немного, – я вспоминаю, как Мередит однажды сказала, что Нолан совершенно не способен оставаться один, – пива?
– Ладно, давай.
Нолан улыбается, открывает холодильник и берет с дверцы два «Будвайзера». Протягивает мне бутылку и садится за стойку. Я встаю напротив него, опираюсь о стойку локтем.
– Ну, как жизнь? – спрашивает он, отпивая пива.
– Прекрасно, – нервно усмехаюсь я. На мгновение мне хочется рассказать ему о предложении Гейба, но я решаю этого не делать, зная, что Нолану и без того есть над чем подумать. – А ты как?
– Офигенно, – злобно говорит он, да еще и поднимает оба больших пальца, подчеркивая сарказм.
Я решаю, что это приглашение к разговору, и прямо спрашиваю, что происходит с Мередит.
– Кто знает? – вздыхает он.
Я отпиваю пива и тщательно выбираю слова.
– Зачем она поехала в Нью-Йорк?
– Отдохнуть немного, – отвечает он.
– Что-то случилось? У вас? – уточняю я, зная, что произошло что-то ужасное. Мередит не могла просто так пропустить Хеллоуин. Для четырехлетки Хеллоуин все равно что Рождество.
Нолан смотрит вверх и влево. Эксперты по языку тела уверяют, что это явный признак лжи.
– Нет. Все в порядке.
– Ладно. Кстати, если ты не знал, люди, когда врут, смотрят как раз туда.
Нолан мрачно улыбается и говорит:
– Ну да. На себя посмотри.
– И все-таки, – осторожно надавливаю я, – что у вас случилось?
– Я не знаю, Джози, – он качает головой, – просто ей плохо.
– Это что, новость? Мер пребывает в хреновом настроении со дня своего появления на свет.
– Знаю. Но сейчас стало хуже.
Я спрашиваю, почему он так думает, и злюсь на сестру. Почему бы ей просто не забить и не быть счастливой? У нее все для этого есть.
– Думаешь, у нее депрессия? Клиническая?
– Нет. Наверное… У нее точно была депрессия после рождения Харпер, – он замолкает, и я немедленно припоминаю послеродовую депрессию Мер. Не ужасную, но мама страшно испугалась.
– Но сейчас не так, – продолжает он, – скорее, у нее кризис среднего возраста.
Мне кажется, что этот термин давно утратил свое значение и теперь обычно означает неверность любого рода. Я говорю, что моя сестра никогда ему не изменит.
– Знаю, – он смотрит на этикетку, – я не этот кризис имею в виду. Просто… мне кажется, ей лучше было бы без меня.
– Она хочет развода? – я покрываюсь холодным потом.
– Да. Наверное, – он смотрит мне в глаза.
– Нет. Это невозможно.
Нолан смотрит на меня грустно. Очень грустно.
– Боюсь, Джози, что возможно. Она почти прямо это сказала.
– Но ты же идеальный муж! – в эту минуту я почти ненавижу сестру. Как она смеет так с ним поступать?
Он улыбается, но выглядит по-прежнему грустным.
– Ну… спасибо. Но мы, кажется, оба знаем, что это не так работает… Честно говоря, мне кажется, она меня никогда не любила.
– Конечно любила! И любит, – и я тут же вспоминаю, как мы с сестрой сидели в примерочной магазина свадебных платьев. Как она говорила, что ей страшно и она ни в чем не уверена. Мне это всегда казалось странным. Да и до сих пор кажется. Никого лучше Нолана она не найдет. Да никто из нас не найдет!
– Что? О чем ты думаешь?
Я отвожу взгляд.
– Ни о чем.
– Ты только что посмотрела наверх и налево. Теперь ты врешь.
Я сглатываю и уже хочу рассказать ему о том разговоре в примерочной, но тут же решаю, что это не мое дело. И главное, что это теперь изменит?
– Мне кажется, Мередит просто постоянно сомневается в себе и передумывает. Вот, например, ее профессия. Зачем она вообще это сделала? Она всегда хотела быть актрисой, вот зачем она пошла учиться на юриста?
– Ну да, – соглашается он, – только, Джози, я – это эквивалент юридического университета в отношениях. Она жалеет о выборе профессии. О браке. Она ненавидит всю свою жизнь.
– Я не об этом! – я понимаю, что только что сделала все еще хуже. – Просто… Мередит сложная. И после смерти Дэниела все стало еще хуже.
Он изумленно смотрит на меня.
– Что? Хочешь сказать, это для тебя новость?
После смерти Дэниела мы все стали куда мрачнее. Просто Мередит изначально была самая угрюмая.
– Нет… не то чтобы. Просто мне кажется, что это первый раз, когда ты упомянула Дэниела в разговоре со мной. Обычно это я всегда о нем вспоминаю.
Я киваю. Желудок снова сжимается, как на кладбище.
– Знаю.
– Почему? – спрашивает он. – Почему ты не хочешь даже говорить об этом?
Я сглатываю и чувствую, как собирается в подмышках пот.
– Не знаю. Просто… как мы говорили на кладбище… все верят в разное. Все по-разному справляются со смертью.
– Да, но мне всегда было странно. Я всегда думал, что ты будешь вести себя так, как сейчас ведет себя Мередит. И наоборот. Понимаешь?
Я хмурюсь, не понимая до конца.
– Не совсем.
– Потому что, честно говоря, ты больше похожа на открытую книгу… и бокал у тебя обычно наполовину полон…
Я пожимаю плечами и спрашиваю, как мы перешли с его брака на меня – мне хочется сменить тему.
– По-моему, это связано, – сразу отвечает он.
Я заставляю себя усмехнуться и пытаюсь его сбить.
– Что? Каким образом я связана с твоим браком?
– Ты не связана, – моя уловка не сработала, – я говорю о твоей семье. О том, что с ней случилось после смерти Дэниела. С вами всеми.
Я знаю, к чему он клонит, и мне этого совсем не хочется. И все-таки он смотрит мне в глаза и говорит:
– Джози, пожалуйста, давай поговорим о той ночи.
В горле у меня стоит комок, так что я просто качаю головой.
– Прошло почти пятнадцать лет… а мы никогда об этом не разговаривали. Тебе это кажется странным?
– Не совсем… – я отвожу глаза, – точнее… в чем смысл? – голос у меня срывается.
– Джози, – строго говорит он, – мы оба знаем, в чем смысл. И мне кажется, что это должно случиться. Прямо сейчас.
Сердце у меня колотится где-то в ушах, и я в последний раз пытаюсь увильнуть от этого разговора, как делала с той самой ночи, когда заподозрила правду. Ночи, когда Уилл нашел меня в постели с Гейбом.
– Это обязательно? – скулю я.
– Да. Обязательно. Черт, Джози… Мы были вместе в ту ночь, когда погиб Дэниел. И до сих пор об этом не разговаривали.
– Мы не были вместе, – обрываю его я и обхватываю себя за плечи. Я мечтаю, чтобы моя догадка не оправдалась. – Мы просто были… в одном и том же баре. Там еще была куча народу.
– Я знаю. Куча народу, которая не имела никакого отношения к Дэниелу… – он ставит пробку от бутылки на ребро и раскручивает ее.
Мы наблюдаем, как она вертится и как падает, и наконец снова смотрим друг на друга.
– Джози, – краска отливает у него от лица, – я должен кое-что тебе сказать.
– Нет, – у меня громко бьется сердце, и мне очень хочется убежать.
Я отступаю на несколько шагов, высматривая выход, но Нолан огибает стойку и кладет руки мне на плечи, удерживая меня на месте.
– Я должен тебе кое-что сказать, – с нажимом сообщает он.
– Я знаю, что ты хочешь сказать, – перед глазами у меня туман.
– Нет, – он держит меня за плечи.
– Знаю, – я стряхиваю его руки и пытаюсь не расплакаться, – он же не за бургером поехал в тот вечер?
Нолан смотрит на меня и медленно качает головой.
– Нет, не за бургером.
– Он собирался забрать меня.
Выражение муки на лице Нолана подтверждает мои худшие страхи. Потом он кивает.
– Черт, – я вся дрожу, – я знала… что это была моя вина.
– Нет, Джози. Ты не виновата.
– Конечно, виновата! – я всхлипываю. – Он же за мной поехал!
– Джози, ты разве не понимаешь?
– Что еще?
– Это же я ему позвонил. Это я сказал, чтобы он за тобой приехал. Понимаешь? Это моя вина, не твоя.
– Но если бы я не напилась…
– Но я-то не напился, Джози. Я вообще не пил. Мне нужно было просто отвезти тебя домой. Я болтал с какой-то девушкой. С глупой девчонкой, с которой хотел переспать… не хотел прерывать веселье. Так что я позвонил Дэниелу и попросил его приехать… и ушел из бара. Даже не стал его дожидаться. Не узнал, что он не приехал, – лицо у него сморщивается, и он плачет.
Я никогда не видела, чтобы взрослый мужчина плакал. Даже отец не плакал после смерти Дэниела.
Мне все сильнее хочется убежать. Я выхожу в гостиную, сажусь на диван и прячу лицо в ладони. Слышу шаги Нолана. Я вижу его краем глаза, чувствую, что он садится рядом со мной. Потом он обнимает меня за плечи.
– Джози, – в его голосе мучительная боль, – пожалуйста, посмотри на меня.
Я смотрю. Ради него.
– Извини, – по лицу у него бегут слезы, – Джози, пожалуйста, прости меня.
– Ты меня прости, – я не даю ему взять на себя всю вину, – он всегда просил меня не пить так много… боялся, что я стану как папа…
– Да. А мне он сказал накануне, что мне пора перестать спать с глупыми девицами и надо найти себе кого-то, кого я по-настоящему полюблю. Вроде Софи…
– И ни один из нас его не послушал.
– Если бы только я сам отвез тебя домой… Это я виноват.
Некоторое время мы разговариваем, сбивчиво исповедуясь друг другу. «Я с кем-то трахался, пока он умирал…» – «Я валялась в отключке…» – «Я ничего не знал до следующего утра…» – «Ты узнал раньше меня».