Я вдруг понимаю, о чем она говорит, но тут же возвращаюсь к прежнему мнению. Это как та оптическая иллюзия с вазой. Белая ваза гораздо заметнее черных профилей.
– Ладно, – говорю я, – напиши ей, что мы встретимся вечером.
– Ты правда этого хочешь? – я понимаю, что, вообще-то, она хотела мной прикрыться. Надеялась, что это я откажусь от встречи с Софи.
– Конечно, – я пожимаю плечами, – почему нет.
Глава двадцать седьмая. Джози
Я должна была догадаться, что Мередит обязательно придумает, на что ей обидеться. Мне даже приходит в голову, что сначала нужно было обсудить встречу с Софи с ней, но потом я решаю, что я должна вести себя активно и сделать что-то сама. Кроме того, я не ожидала, что Софи так быстро ответит. Я думала, что она может и неделю не отвечать, а это прибавит мне очков в глазах мамы и Мередит, но не потребует настоящего эмоционального вовлечения.
Вчера вечером, когда я получила ее ответ, я не хотела ссориться с Мередит. Мы отлично проводили время, смеялись и шутили, все было очень мило и естественно. Так обычно и ведут себя сестры. Я просто не хотела это разрушать, особенно своей жуткой исповедью. Ведь Мередит, скорее всего, не простит меня за ту роль, которую я сыграла в смерти Дэниела.
Конечно же, моя стратегия не сработала. С Мередит вообще редко что работает. Пока мы идем через парк, ее настроение меняется на сто восемьдесят градусов минуты примерно за две. Только что она была веселой – и сразу упала духом.
– Ладно, – говорит она, – я готова идти домой.
– Уже? – мне хочется еще немного погулять по магазинам.
– Да. Но тебе необязательно идти со мной, – в дело идет пассивная агрессия, – у тебя наверняка свои дела.
Я качаю головой, зная, что это будет использовано против меня. Я практически вижу ее слова: «Как можно идти по магазинам в такой момент?»
В общем-то, она права. Волшебство Манхэттена тает, когда я понимаю, что теперь у меня не один огромный страх, а целых два.
– Я лучше пойду с тобой, – настаиваю я.
Она кивает и ускоряет шаг. Мы почти бежим через парк на запад, хотя пришли с другой стороны.
– А почему мы идем туда? – чтобы ее догнать, мне почти приходится перейти на бег.
– Там метро.
– А ты не хочешь пройтись пешком?
– Нет, хочу поехать на метро.
– Ладно, – сдаюсь я.
Через пятнадцать минут мы входим в метро на углу Пятьдесят седьмой улицы и Седьмой Авеню, ныряем под землю и оказываемся на темной платформе.
– Смотри, – наконец говорю я, стараясь дышать ртом, (тут пахнет мочой и мусором), – нам не обязательно встречаться сегодня с Софи. Можно сказать ей, что у нас другие планы. Что мы увидимся потом.
– Все нормально, – в устах Мередит это означает прямо противоположное, но она явно собирается изобразить мученика.
– Ты хочешь с ней встретиться?
– Да.
Я начинаю злиться.
– Я не понимаю, почему ты на меня сердишься, – на нас как раз несется поезд.
– Я не сержусь, – орет она, перекрикивая грохот металла.
– Ладно. А что ты делаешь? – спрашиваю я, когда поезд со скрежетом останавливается, и мы заходим в пустой вагон.
Она ждет, пока я сяду, и садится напротив, по диагонали.
– Что ты делаешь? – повторяю.
Она не отвечает, и я предлагаю ей варианты.
– Расстраиваешься? Раздражаешься? Тревожишься?
– Все вышеперечисленное, – она складывает руки на груди.
– Почему? – мне правда нужно это знать. – Я не понимаю, в чем дело.
– Ну, для начала… я пыталась затащить тебя на кладбище много лет. И мама тоже. И ты пошла туда, когда меня не было в городе, и наверняка не сказала маме.
– Но я же не планировала…
– Это еще хуже. Это была минутная прихоть? И без нас?
Я устало вздыхаю и пытаюсь объяснить:
– Я была у тебя дома, развлекала твою дочь, потому что твой муж потерял Кроля.
– И что?
– Я просто… Просто поехала. Нолан меня позвал. Я хотела отказаться, но пожалела его. Пришлось согласиться. Ты реально злишься на меня из-за того, что я исполнила просьбу Нолана?
Мередит не отвечает. Долго смотрит на меня и переходит к следующему вопросу:
– Во-вторых, я говорила тебе, что мы с мамой хотели запланировать что-нибудь на декабрь, на пятнадцатую годовщину.
Я внутренне вздрагиваю от слова «годовщина» в этом контексте.
– И тут ты сама все решила. Идея была в том, что мы с мамой и тобой сделаем что-то вместе. В память о Дэниеле.
– Но мы же вместе!
– Да, но мамы нет. Черт, Джози! – она вскидывает руки, но потом роняет их обратно на колени. – Ты вообще не понимаешь? Мы все время делаем то, что ты хочешь. На твоих условиях.
– Ну, наверное, так все выглядит со стороны… но все же меняется. Никто не думал, что ты возьмешь отпуск и сбежишь в Нью-Йорк планировать развод.
– Мы не могли бы оставить Нолана и мой брак в покое?
– Хорошо, – я вижу, что на нас смотрит пожилая женщина. Сдвигаюсь на полметра, чтобы сидеть четко напротив Мередит, наклоняюсь и говорю тише. – Но это же все связано.
– Нет, не связано, – она качает головой.
– Связано, – настаиваю я. У меня часто бьется сердце. – Все дело в Дэниеле. Разве не так? Нолан… ваша свадьба… Софи…
Я чуть не вываливаю все, что хотела сказать, прямо в метро, просто чтобы выиграть этот спор. Показать, как все плотно переплелось на самом деле. Но она смотрит на меня так злобно, что я немного пугаюсь и бормочу:
– И мои проблемы тоже… Я просто хочу все прояснить до того, как заведу ребенка. До того, как стану матерью.
– Вот именно! – она повышает голос и тычет в меня пальцем. Прямо как юрист. Хотя она и есть юрист. Я не понимаю, что она такого услышала в моих словах.
– Что? Что-то не так? За что ты меня ненавидишь?
– Я тебя не ненавижу, – она смотрит на меня ненавидящим взглядом, – я просто устала из-за того, что все вертится вокруг тебя. Твои планы. Твое расписание. Всегда ты, Джози.
– Господи, – у меня вспыхивают щеки, – это несправедливо. Почему ты постоянно думаешь обо мне самое худшее? Я приехала повидать тебя и убедиться, что ты в порядке. Я надеялась поработать над нашими отношениями. И именно поэтому я не хотела портить вчерашний вечер серьезными вопросами.
Она пытается что-то сказать, но я машу на нее рукой, чтобы договорить.
– Я приехала сюда, потому что должна поговорить с тобой о Дэниеле.
– Ну да. Ты постоянно это повторяешь, – она трясет головой, – и когда же это случится?
– Думаю, что вечером, – меня переполняет ужас, и я знаю, что мои отношения с сестрой станут еще хуже.
Когда мы возвращаемся в квартиру Эллен, я пишу Софи и говорю, что мы с удовольствием с ней увидимся. Она тут же отвечает и приглашает нас зайти к ней (живет она в Верхнем Ист-Сайде), выпить, а потом пойти поужинать. Она закажет где-нибудь столик. Все, пути назад нет.
Следующие несколько часов мы с Мередит ведем себя так, как всегда бывает при стрессе. Она переодевается в спортивную одежду и говорит, что пойдет пробежится. Я надеваю пижаму, залезаю в постель и засыпаю.
Просыпаясь от вибрации телефона, я не понимаю, где я. Имя Пита на экране ясности не добавляет. Потом я все же вспоминаю, что происходит, и неохотно отвечаю.
– Привет, – весело говорит он, – ты спала, что ли?
– Нет, – вру я, не понимая, почему я всегда отрицаю, что я сплю или выпила.
Он спрашивает, как дела, я говорю, что я в Нью-Йорке у сестры. Я уже несколько дней с ним не разговаривала, и он все еще не знает о моем разговоре с Гейбом. Я почти уверена, что наконец решила прибегнуть к услугам Гейба в качестве донора. Мне неудобно, потому что мы с Питом уже вроде как все обговорили. Особенно учитывая, как великодушно он себя вел. Но я понимаю, что это очень важное решение, которое нельзя принять только потому, что не хочешь ранить чьи-то чувства или показаться легкомысленной. В отличие от Мередит, я понимаю, какое это серьезное предприятие, и не строю иллюзий. Речь идет о человеческой жизни. Я не уверена, что Пит расстроится. Может быть, он даже рад будет, что все сорвалось. Разумеется, он тоже сомневается и имеет право передумать. Но одновременно – хотя я знаю, что это не главное, – я беспокоюсь, что это убьет перспективу романтических отношений между нами. Или даже нашей странной новой дружбы. Я с грустью думаю, что буду по нему скучать.
– Круто, – говорит он, – я не знал, что ты туда собираешься.
– Да, я в последнюю минуту сорвалась. Нам с сестрой нужно кое-что выяснить, – может быть, рассказать ему все? Совсем все? Но вместо этого я в общих чертах рассказываю ему о Софи и о нашем совместном ужине.
– Мы не виделись со дня похорон брата.
– Звучит серьезно, – присвистывает Пит.
– Да. Наверное, будет очень неуютно…
– Она замужем?
Я отвечаю, что не знаю. На странице в «Фейсбуке» ничего нет. В основном она делает перепосты статей или пишет там забавные замечания.
– Кажется, у нее есть сын, – добавляю я, – часто попадаются фотографии одного и того же мальчика. Но может быть, это ее племянник или сын подруги… Ну, как у тебя с Конфеткой.
– Ну да, – усмехается он, – старая добрая Конфетка.
– А у тебя как дела? – мысленно я опровергаю обвинения Мередит в эгоизме.
– Никак. Скучаю по тебе.
Ответ меня приятно удивляет.
– Правда?
– Да. Ну, не сильно, конечно. Немножко.
– Немножко, значит.
– Чуточку.
– Ну, чуточку я тоже скучаю, – мне становится немного легче.
– Хорошо. Когда ты возвращаешься?
– Завтра. Что-то около пяти, кажется.
– Встретить тебя? Я бы с удовольствием.
– Очень мило с твоей стороны, но у меня машина в аэропорту.
– Ладно, тогда давай поужинаем в понедельник.
– Отличная идея. Я хотела с тобой поговорить.
– О чем? – тон его становится серьезным.
– Ну, о разном.
– О ребенке? Или о нашем поцелуе?
Я смеюсь и вспоминаю его губы.
– И об этом тоже.
Через два часа мы с Мередит садимся в такси и едем в Верхний Ист-Сайд. Меня подташнивает – по понятным причинам, но одновременно мне приятно думать об ужине с загадочным утонченным британским врачом. Кажется, Мередит тоже неуютно, потому что она постоянно проверяет макияж и приглаживает волосы.