– Отлично выглядишь, – заверяю ее я.
Ей явно неудобно, что ее застали врасплох, поэтому она захлопывает зеркальце, сует его в сумку и бормочет благодарность.
– Нас хотя бы двое. А она одна. Спорим, она еще сильнее нервничает, – вслух говорю я.
– Я не нервничаю, – быстро отвечает Мередит.
Я скептически смотрю на нее.
– Да ладно тебе. Как ты можешь не нервничать.
– Ну вот не нервничаю, и все. Опасаюсь. Незнакомый же человек считай.
– Совершенно незнакомый. Мы ее не видели после похорон Дэниела. И я не уверена, что тогда с ней разговаривала.
– Ты ни с кем тогда не разговаривала, – Мередит меня явно обвиняет.
Я игнорирую подколку и спрашиваю, не разработать ли нам условный знак.
– Это еще для чего?
– Ну, типа, «валим отсюда».
Мередит поджимает губы и качает головой.
– Никаких условных знаков. Мы должны вести себя вежливо и тепло. В любом случае. Надо произвести хорошее впечатление. Ради Дэниела. Понимаешь?
Мне хочется обвинить ее в том, что она придает слишком большое значение благопристойности (это правда), или заявить, что даже если Дэниел действительно смотрит на нас с небес, наши отношения с Софи мало его волнуют. Но я не готова опять с ней ссориться, поэтому просто соглашаюсь.
Еще через несколько минут мы приезжаем по адресу в Сентрал-Парк-Уэсте и заходим в отделанный мрамором холл дорогущего дома с надутым швейцаром.
Огромная хрустальная люстра меня гипнотизирует, и я запеваю песню из «Джефферсонов».
Мередит шипит на меня, швейцар улыбается и спрашивает, чем может нам помочь.
Она отвечает высоким и тонким голосом:
– Сообщите, пожалуйста, Софи Митчелл, что к ней приехали Мередит и Джози.
Он коротко кивает, снимает трубку старомодного телефона и говорит:
– Мисс Митчелл. Приехали Мередит и Джози… Хорошо. Да, – он вешает трубку и говорит, – десятый этаж.
Мер благодарит его, и мы идем к лифту. Ждем, пока закроются обе двери – наружная и внутренняя, которая складывается гармошкой, – и едем наверх.
Наконец двери открываются, и мы выходим в маленький вестибюль с двумя квартирами. Одна дверь тут же распахивается, и на пороге возникает удивительно выцветшая версия Софи, которая была с Дэниелом. Ее все еще можно назвать довольно привлекательной – по-европейски, – на ней роскошный комбинезон (слишком роскошный) и крутые туфли, но фигура расплылась, а кожа слишком загорелая.
– Привет. Входите, – голос у нее совсем не изменился, и британский акцент никуда не делся, хотя она живет в Штатах много лет.
Она явно нервничает, я это понимаю сразу, еще до того, как она выходит на площадку и неуклюже обнимает нас обеих в порядке старшинства.
– Очень рада вас видеть.
– Взаимно, – говорит Мередит.
– Спасибо за приглашение, – добавляю я, когда Софи проводит нас в гостиную.
Я вижу примерно десяток посадочных мест, включая Г-образный диван, два огромных кресла и несколько плюшевых оттоманок, а вот телевизора нет. И вдруг я вспоминаю, что ей в детстве запрещали смотреть телевизор.
– Какой красивый дом, – говорит Мередит.
– Спасибо. Мы только что закончили ремонт. Тут раньше была столовая, но у кого теперь есть столовые, – она смеется, – да и готовить я не умею.
Я отмечаю ее «мы» и чувствую, что Мередит сделала то же самое. Никаких признаков мужа и ребенка не наблюдается, хотя я вижу несколько фотографий мальчика из Фейсбука.
Вслед за Софи мы проходим в белоснежную сверхсовременную кухню, и она спрашивает, что мы будем пить.
– Коктейль? Или вино?
Мы с Мередит обе выбираем вино.
– Красное? Белое?
– Какое открыто, – говорит Мередит, пока Софи не настояла, чтобы мы выбирали.
– Красное, пожалуйста, – наконец решаю я, заметив, что Софи пьет красное.
Измазанный помадой бокал без ножки стоит на барной стойке рядом с доской, где красиво разложено нарезанное мясо. Готовить она, может, и не умеет, а вот развлекаться умеет точно.
– А тебе, Мередит? – Софи очаровательно улыбается.
– Тогда я тоже предпочту красное, – выспренно говорит моя сестра.
Софи вынимает два бокала с открытой полки и наполняет их примерно наполовину. Мы с Мередит берем бокалы, а Софи находит свой. Улыбка как будто прилипла к ее лицу. Я в ужасе понимаю, что она собирается произнести тост.
– За старые знакомства, – говорит она наконец, смотрит мне в глаза и в глаза Мередит.
– За старые знакомства, – эхом откликаемся мы и выдавливаем улыбки.
Я думаю, что эти слова друг с другом совершенно не сочетаются. Знакомства обязаны быть новыми. Потом они либо превращаются в полноценную дружбу, либо забываются. Но подобрать слова поточнее я не могу, так что я просто улыбаюсь и пью вино. После неловкой паузы Софи снова заговаривает:
– Ты же юрист? – спрашивает она у Мередит. – А ты учитель?
– Да, – отвечает Мередит, – но я только что взяла творческий отпуск.
Я кривлюсь, потому что взять обычный отпуск она, конечно, не могла. Тоже вставляю реплику:
– Да, я преподаю у первых классов. А откуда ты знаешь? Из «Фейсбука»?
Софи качает головой:
– Нет, мне ваша мама об этом писала.
– Это когда? – я не представляю, что они переписываются.
– Пару лет назад. Может быть, в десятом году или в одиннадцатом. Не помню точно. Как у нее дела? – Софи хмурит брови.
– Отлично. Получила лицензию и работает агентом по недвижимости.
– Ммм… – это британское выражение я никогда не могла расшифровать. Это типа «правда?», или «ой, расскажи подробнее», или «да, я знаю»?
– Думаю, об их разводе ты слышала?
Софи опускает глаза и говорит: «Да».
– Мне очень жаль, – кажется, ей правда неуютно.
По какой-то необъяснимой причине меня тянет все ухудшить:
– Мама не выдержала папиного пьянства. Он бухал, пока… все не развалилось.
– Так, хватит, – странным высоким голосом говорит Мередит.
Я улыбаюсь и говорю в пространство:
– Ладно, Мередит велит мне замолчать.
– Я просто думала, что мы найдем тему поинтереснее, – бурчит Мередит.
Я поднимаю брови и думаю: «Ну да, вроде нашей последней встречи на похоронах».
– Она передавала тебе привет, – говорит Мередит.
Я уверена, что она врет, если только она не успела поговорить с мамой, пока я спала днем.
– Передайте ей тоже привет, – Софи улыбается, но улыбка не скрывает, что ей больно и неприятно.
Я хорошо знаю это чувство – именно так люди смотрели на меня еще долго после аварии – и сразу злюсь, хоть и понимаю, что это нечестно. А как еще она должна выглядеть? Или я бы хотела, чтобы она веселилась? Молча признав, что оптимального варианта поведения для нее не существует, я хватаю с доски большой кусок хамона, сую в рот и решаю дать ей передышку:
– Ты замужем, Софи? – спрашиваю я, продолжая жевать.
Мередит нервно улыбается и говорит:
– Несколько… прямолинейно.
– Ничего, – отвечает Софи.
Я вспоминаю письмо, которое она написала маме вскоре после смерти Дэниела. Оно заняло несколько листов, исписанных с двух сторон. Почерк у нее был очень хороший. В письме она рассказала обо всем, от своей семьи до своего дома и планов на отпуск. Но она ни словом не упомянула свою ситуацию на романтическом фронте. Разве что добавила жуткий абзац о том, что вспоминает Дэниела каждый день. Я помню, как отложила письмо и подумала, что это же очевидно, зачем отдельно об этом писать. А значит, она наверняка уже с кем-то встречалась.
Впрочем, сейчас ее мой вопрос, кажется, не смущает.
– Вообще, я в разводе. Но это был неплохой брак. Продержались почти десять лет.
– Соболезную, – Мередит наклоняет голову.
«По крайней мере, он не умер», – думаю я.
– Спасибо. Это было непросто. Но теперь все хорошо.
Я представляю, как она говорит своему бывшему мужу те же самые слова, имея в виду Дэниела, и иррационально злюсь на нее. Как она смеет с такой легкостью переживать страшные удары судьбы?
– А дети у тебя есть? – интересуется Мередит.
– Да, – улыбается Софи, – Кельвину семь лет.
– Кажется, я видела его у тебя в «Фейсбуке»…
– Да, это он, – она снова улыбается.
– Какое красивое имя, – говорит Мередит, а я думаю, что мой брат никогда бы не выбрал такое.
Но, честно говоря, я больше не представляю Дэниела рядом с Софи. Я пытаюсь представить, каким бы он стал сейчас – а это непросто, – но все равно не вижу его рядом с нынешней Софи.
– Спасибо. Он милый мальчик, – Софи раздувается от гордости, как родители, когда речь заходит об их детях, – а у вас есть дети?
– Харпер. Ей четыре года, – отвечает Мередит радостно. Она тоже гордится.
– Какой чудесный возраст!
Мередит согласно кивает и говорит:
– Джози тоже планирует родить…
Я удивленно смотрю на нее, а Софи спрашивает:
– Так ты беременна?
– Нет. Я собираюсь сделать инсеминацию донорской спермой. На днях.
Софи наклоняет голову набок и смотрит на меня уважительно.
– Великолепно. Ты молодец.
– Спасибо. Я в предвкушении.
– Так и должно быть, – кивает она, и мы заводим оживленный разговор о беременности, родах и материнстве.
Я думаю: «Когда наконец кто-то из нас упомянет Дэниела?»
Почти через час мы оказываемся за уютным угловым столиком в «Кафе Люксембург», шумном бистро, где Софи явно часто бывает. Она заказывает еще одну бутылку вина, которая сильно упрощает разговор. К тому времени как приносят закуски, о Дэниеле еще никто не заговаривал, и я решаю, что не могу больше ждать. Я ищу подходящие слова и нахожу – Мередит как раз хвалит вино, выбранное Софи.
– Я рада, что тебе понравилось, – говорит она, – я не очень разбираюсь в вине, но бывала на этой винодельне.
– Ты не разбираешься в вине? Странно. Дэниел всегда хвастался, какая ты искушенная.
Мне кажется, к вину это как раз и относится.
Она улыбается и говорит:
– Мне кажется, дело в моем акценте. Вообще-то, я была совсем молоденькая, когда познакомилась с Дэниелом, какая уж тут искушенность.