Он приглаживает волосы.
– Черт. Я понял. Нет, не только ради нее. Ради твоих родителей тоже… ради всей твоей семьи. Ради тебя, Мередит.
Я фыркаю.
– Ради меня? Это как?
Нолан вздыхает.
– Ладно, представь, что наутро после аварии… когда мы с тобой разговаривали в моей машине… представь, что я вошел в дом и рассказал твоей семье, что накануне вечером Джози нажралась в сопли…
– И что ты попросил Дэниела забрать ее домой, – перебиваю я и тычу в него пальцем, – не забывай и об этом, пожалуйста.
– Я не забываю. Вспоминаю каждый день, – он замолкает и собирается с духом.
Я киваю, неохотно соглашаясь с ним.
– Ну так вот. Представь, что я вывалил вам всю эту историю…
– Историю? – снова перебиваю я. – Нолан, это не сказка. Это чистая правда.
– Мередит, – устало говорит он, – перестань быть юристом. Дай мне закончить. Пожалуйста.
– Ладно, продолжай, – я замолкаю.
– Представь, что я рассказал вам чистую правду. Что Джози напилась, что я попросил Дэниела за ней приехать.
– Ну, – я думаю, что бы действительно случилось, – и что?
– И что бы стало с твоей семьей? Стало бы кому-то лучше?
Я молчу.
– Что бы подумала твоя мама про Джози? Сумела бы она ее простить? А твой папа? Он потерял единственного сына и…
Я вздрагиваю при этих словах, которые так часто слышу, и очень хочу задать вопрос, который у меня всегда возникает. А если бы у папы был еще один сын, это было бы не так страшно? Может, и было бы…
– И что? Заканчивай.
– Он потерял единственного сына, – повторяет Нолан, – и наверняка начал бы думать, есть ли связь между его алкоголизмом и пьянством Джози… Всю жизнь его бы мучило не только горе, но и вина. А ты и Джози? Что правда сделала бы с вашими отношениями? Они и без того были неидеальны.
– То же самое, что сделала сейчас, – я смотрю в пол.
– Ну вот, – говорит он, как будто я поняла, что он имеет в виду.
– А как же мы, Нолан? – я возвращаюсь к основному вопросу. – Ты и я?
Он смотрит на меня, как будто лишился дара речи.
– Нолан, почему ты на мне женился? – спрашиваю я с колотящимся сердцем.
– Я тебе уже говорил. На «Блэкберри фарм».
– Скажи еще раз.
– Потому что я в тебя влюбился, – слишком быстро отвечает он.
– Я тебе не верю, Нолан. Я… Мне кажется, что тебе просто захотелось жениться на сестре Дэниела. Как будто это немного снимет с тебя вину за ту ночь… поможет найти смысл в чем-то бессмысленном и ужасном…
Он качает головой, но как-то неуверенно.
– Дэниел был для тебя как брат, – говорю я, – и ты захотел помочь моей семье.
– Нашей семье. Это теперь и моя семья.
Я говорю, что это не имеет значения.
– Имеет! – кричит он. – В этом и смысл! Ты – моя семья, Мередит. Ты, Харпер, твои родители, твоя безумная сестра и ребенок, которого она собирается родить. Вы все – моя семья, и я вас люблю.
– Да! – ору я. – А меня ты любишь?
Он тихо стонет и говорит:
– Не знаю, Мер. Иногда это очень сложно.
Я решаю, что это «нет», и давлю на него дальше:
– А ты когда-нибудь меня вообще любил?
– Да, – и тут же быстро уточняет, – по крайней мере, мне так казалось.
– Казалось?
– Да. Казалось. Но, может быть… может, и нет, – он отводит глаза. Ему явно плохо. – Может быть, ты права.
От этих слов мне становится и легко и грустно.
– Так я и думала, – шепчу я.
– Но я люблю тебя, Мередит, – он тянет ко мне руку. Я протягиваю руку в ответ и смотрю ему в глаза. – Я сделаю все, что угодно, ради тебя и Харпер. Что угодно. Этого мало?
Я долго смотрю на него и думаю, что это пик кризиса. Что этот самый вопрос я задавала себе много лет. Достаточно ли просто быть родителями и партнерами? Иметь общую историю и общие ценности. И – самое главное – глубокую любовь к нашей дочери и нашей семье? Сможет ли это все удержать нас? Заменить то неуловимое нечто, которое я никогда не могла понять, просто знала, что его нет?
Я очень хочу, чтобы так и было. И почти убеждаю себя в том, что смогу это сделать. Но в глубине души я понимаю, что это работает не так, по крайней мере, не для меня. Я понимаю, что наконец-то знаю ответ на этот вопрос.
– Нет, Нолан, – наконец говорю я, и мы оба начинаем плакать, – прости, но этого мало.
Глава тридцать третья. Джози
Ровно через две недели после того, как доктор Лазарус засунула в меня сперму Гейба, она говорит нам, что можно сделать тест на беременность. Результат должен быть надежным. Проснувшись, я иду в спальню к Гейбу. Он стоит перед шкафом без рубашки.
– С Днем благодарения, – говорю я, радуясь, что мы проводим его вместе. Что бы ни случилось дальше.
– И тебя, – он смотрит на коробочку с тестом у меня в руке.
– Сейчас? – я помахиваю коробочкой. – Или подождем?
Он пожимает плечами и выбирает неописуемо зеленую полосатую футболку, которую носит еще с колледжа.
– Как хочешь. Я готов.
– Может, попозже? – отступаю я. – Вдруг отрицательный тест испортит нам весь праздник?
– Думаешь, испортит? – я тут же начинаю думать, что Гейб втайне мечтает, чтобы ничего не вышло. – Мы же просто собираемся поужинать с моими родителями и твоей мамой. И никому ничего не скажем. Разве мы не так решили?
Я киваю.
– Да, так. Но я буду разочарована. А ты? – я внимательно смотрю на него.
– Немножко. Но, честно говоря, я сильнее удивлюсь, если ты забеременела. Доктор Лазарус же сказала, что у нас шанс двадцать процентов.
– В лучшем случае.
– Ну вот. Значит, если ты не беременна, а это скорее всего так, мы просто попробуем еще раз. Уже с лекарствами.
Умом я понимаю, что он прав. Прошел только один месяц. Одна попытка. Очень дорогая попытка. Я думаю о парах, которые годами пытаются зачать ребенка, раз за разом делают ЭКО, и понимаю, что пока не имею никакого права дергаться. И все-таки мне кажется, что это мой единственный шанс. И что если он не сработал – вот прямо сейчас, с Гейбом, – у меня вообще никогда не будет ребенка.
Я пытаюсь объяснить это все, надеясь, что Гейб меня утешит или скажет, что я драматизирую. Но вместо этого он просто кивает:
– Да, я понимаю, о чем ты.
– Ты тоже такое чувствуешь? – у меня обрывается сердце.
– Немножко, – он садится рядом со мной на край кровати, – я имею в виду, что когда-нибудь у тебя обязательно будет ребенок. Но я вовсе не уверен, что со мной.
Я чуть не умираю от разочарования.
– Из-за Лесли? – спрашиваю я.
Не потому, что она как-то ревнует или не понимает этой странной и неестественной ситуации. Наоборот, она отнеслась ко всему очень мило и великодушно, и Гейб теперь только сильнее ее ценит и уважает. А из-за этого проблемы могут возникнуть у меня.
Но он качает головой и говорит, что Лесли ни при чем.
– У нас все не настолько серьезно. Она нормально ко всему относится.
– А в чем тогда дело?
Он серьезно смотрит на меня:
– В Пите.
– Нет, Пит тоже не против. Он нас поддерживает, – я вспоминаю, как безукоризненно он себя вел эти две недели, хотя я видела его только один раз после похода к врачу (мы быстренько пообедали вместе).
Гейб ухмыляется.
– Брось, Джози. Ты ему очень нравишься.
– Я знаю, что нравлюсь. И он мне тоже. Но он согласен, что мы должны… разделять важные вещи. И что я должна поступать так, как лучше для меня.
– Ну ладно. И чего мы тогда ждем?
– Ничего, – я смотрю на коробочку, потом медленно снимаю с нее обертку, вынимаю одну судьбоносную полоску и, щурясь, читаю мелкий шрифт на коробочке.
Гейб смеется, вырывает у меня коробку и сталкивает меня с кровати:
– Как будто раньше ты этого не делала, – он намекает на мои многолетние страхи, – кончай тупить, иди, узнай, правда.
Через пять минут, пописав на полоску, аккуратно закрыв ее колпачком и оставив на раковине Гейба, я возвращаюсь в комнату и смотрю на него. Он смотрит на меня в ответ, тоже без всякого выражения.
– Отрицательный? – предполагает он.
Я мотаю головой.
– Положительный? – недоверчиво спрашивает он.
Я снова мотаю головой и говорю, что не могу понять.
– Я не могу на него смотреть. Посмотри ты, пожалуйста.
Он кивает и встает. Он очень бледен – с его оливковой кожей это выглядит странно.
– Подожди, – я хватаю его за руку, – а какого результата ты хочешь?
Гейб отводит глаза и мудро решает уклониться от ответа.
– Я хочу, чтобы у тебя родился ребенок, который должен у тебя родиться.
– Не виляй, – строго говорю я. – Ты надеешься, что тест положительный или отрицательный?
Он набирает воздуха и говорит:
– Положительный.
– Почему? – у меня учащается пульс.
– Почему? В смысле? А зачем мы вообще все это начали, если не хотим положительный тест?
– И ты не передумал? Ни капельки?
– Ну, я нервничаю. И это все немного странно… очень странно. И хрен с ним. Но я уже вписался, – он пожимает плечами и строптиво смотрит на меня.
– Хрен с ним? – мне становится совсем плохо. – Что значит «хрен с ним»?
– Ты сама знаешь, что это значит, – он улыбается, – уже слишком поздно.
– Если тест отрицательный, то совсем не поздно. Можно соскочить. Не пробовать снова.
– Да, – он очень старается быть терпеливым, – а если он положительный…
– И что ты почувствуешь? – подначиваю я.
– Я не знаю, Джози! – он смотрит куда-то вдаль. – Радость… ужас… волнение… кучу всего.
– Но ты не пожалеешь?
– Нет. Точно не пожалею.
– Обещаешь?
– Клянусь, – он поднимает два пальца, хотя никогда не был скаутом.
– Ладно, – я смотрю на него искоса, – потому что мне надо тебе кое-что сказать…
– Да? – он смотрит на меня с опасением.
– Вообще-то я посмотрела на полоску. И тест положительный, – сердце рвется у меня из груди.
– Заткнись! – вопит он и несется в ванную.
Возвращается через секунду, размахивая тестом с двумя яркими розовыми линиями. Глаза у него горят от радости – я думала, что никогда такого не увижу.