Есть одна крайность – «половинки», благословенные браки, в которых сохраняется страсть, в которых оба партнера любят друг друга. И вторая – хреновые, дисфункциональные отношения, может быть, даже с насилием. Они заканчиваются разводом – или катастрофой.
Но между двумя крайними точками лежит огромная серая зона. Некоторые браки заключаются по сговору и строятся скорее на общих ценностях, чем на романтической любви. В других браках постепенно пропадает секс. Третьи становятся просто функциональными партнерствами – люди преданы своим детям, религиозному институту брака или теоретической идее семьи. Иногда люди сходятся от одиночества. Или потому что больше никого не могут найти.
Любой из этих вариантов можно назвать жалким, грустным или безысходным. Долгое время я тоже так думала. Теперь я понимаю, что очень многие браки имеют право на существование, если устраивают обоих людей. Но обоих, а не одного. Я совершенно уверена, что именно это Нолан и пытается до меня донести. Что мне нужно только смириться с тем, что у меня есть, и тем, кто мы есть, и найти способ быть счастливой, хотя чего-то у нас нет. Почему я не могу раз в жизни решить, что стакан наполовину полон? Остаться с ним. Найти способ выстроить нормальный брак.
Он допивает горячий шоколад и швыряет стаканчик в урну. Потом достает телефон и звонит Харпер.
– Солнышко, подойди на секунду. Встань сюда. Перед деревом, – он показывает на огромную магнолию, увешанную тысячами крошечных алых и зеленых огоньков.
Харпер радостно подчиняется. Позирует, широко улыбается, а потом снова убегает вперед. Нолан смотрит на снимок, хмурится, накладывает пару фильтров и показывает мне:
– Неплохо?
– Отлично. Перекинь мне, выложу в «Инстаграм».
Вот бы все было так просто. Взять плохую фотографию, кадрировать, вывернуть яркость на максимум, добавить насыщенности, наложить какой-нибудь праздничный фильтр. Сделать жизнь такой, как тебе хочется. А потом я понимаю, что так Нолан к жизни и относится. Смотрит на нее сквозь розовые очки.
Как будто читая мои мысли, он произносит:
– Я понимаю, что наш брак не идеален. Что нам придется над ним работать. Но мы – отличная команда. Может быть, мы немного постараемся… и добудем себе немного волшебства?
Я вздыхаю – он сказал «добудем», а не «вернем» – и говорю, что это не так работает. Что волшебство либо есть, либо нет.
– И кстати, не этим ли мы занимались последние семь лет?
– Нет. Вообще не этим, – Нолан качает головой, – потому что мы не были честны друг с другом.
– Я была, – инстинктивно защищаюсь я.
– Нет. Ты врала, когда сказала мне «да» на скамейке запасных. И в день свадьбы. Ты все время врала себе.
Я понимаю, что он говорит о театре, Нью-Йорке, юриспруденции, может быть, о переезде в Атланту, в дом, в котором я выросла. Мне нечего ему возразить. Я просто пожимаю плечами и говорю, что он, наверное, прав. Видимо, психотерапевт ему помогает.
– Но теперь ты знаешь правду о смерти Дэниела, – продолжает Нолан, – и о своих чувствах. Мы оба ее знаем. Перед нами чистый лист.
– Наверное, – я не совсем понимаю, откуда взялся этот чистый лист. Ну, прощение, ну, понимание. Это очень важно, но любви из этого не сделаешь. – И что ты предлагаешь?
– Во-первых, я много думал про наш дом. Давай его продадим.
– Это невозможно, – но при одной мысли о жизни в другом месте (в любом) меня затапливает облегчение.
– Возможно.
– Мама этого не переживет. И папа тоже.
– Переживут. Это просто дом. Нельзя там жить. Каждый раз, проходя мимо его комнаты…
– Я понимаю, – я избавляю его от необходимости говорить остальное.
– Возможно, нам стоит уехать из Атланты. По крайней мере, на какое-то время. Нам нужны приключения. Втроем. У нас хватает денег, и у меня всегда остается работа, куда я могу вернуться, – с энтузиазмом говорит он.
– И куда мы поедем? – подыгрываю я.
– А куда захотим. В Нью-Йорк? Ты сможешь вернуться на сцену.
Я качаю головой и говорю, что Нью-Йорк уже позади. И сцена тоже.
– Ладно. А где ты хочешь жить и что делать?
Я говорю, что не знаю. Что угодно, кроме юриспруденции. Я вернулась на работу после Дня благодарения, но уже твердо решила уволиться. Гораздо проще понять, чего ты не хочешь, чем то, чего ты хочешь.
– Ладно, давай подумаем об этом, – мы ускоряем шаг, чтобы догнать Харпер, – только серьезно подумаем. Придумаем что-нибудь необычное. Как Джози…
При упоминании сестры плечи у меня напрягаются. Я до сих пор не разговаривала с ней после того, как она убежала из Нью-Йорка среди ночи.
– Говори о ней, что хочешь, – продолжает Нолан, – я, скорее всего, соглашусь. От нее сплошной геморрой. Но если кто и умеет мыслить креативно, так это она.
– Она эгоистка, – я всегда говорю так о сестре.
– Правда? Или она просто пытается быть самой собой? Если она заведет ребенка, это будет очень храбрый поступок.
– Ничего она не сделает. Найдет способ увильнуть. Ничего она не храбрая.
– Может, так, а может, и нет. Но мы-то можем сделать что угодно. Давай будем храбрыми вместе, Мередит. Попробуй не делать выводов заранее. Просто… давай что-нибудь сделаем.
Раньше все его идеи казались мне фальшивыми. Они были ложью. Завести еще одного ребенка. Порадовать родителей. Поехать в отпуск в Дисней-Уорлд и на пляж, улыбаться для фотографий и немедленно выкладывать их в сеть, на всеобщее обозрение. Изображать идеальную семью. «Сестру Дэниела и его лучшего друга свела вместе трагедия, но они оказались идеальной парой. #счастливаясемья».
Но на этот раз мне кажется, что он говорит искренне. Может быть, у нас есть крошечный шанс.
– Возможно.
Он берет меня за руку и останавливается. Смотрит мне в лицо.
– Не говори так, Мередит. Просто скажи «да». Не ради Дэниела, не ради родителей, даже не ради Харпер. Ради нас.
Он умоляет меня, но при этом все равно выглядит очень сильным. Я смотрю ему в глаза и вдруг понимаю, что точно так же мы стояли в день нашей свадьбы перед лицом родных и друзей и обещали любить друг друга вечно. Но сейчас, в разгар кризиса, мне кажется, что мы стали ближе.
Я задерживаю дыхание и наконец говорю «да». Тихо, дрожащим голосом, испуганно, но все равно говорю. И действительно чувствую это, в отличие от того дня на скамейке запасных. Впервые за целую вечность я беру его за руку, и мы идем дальше по освещенной дорожке, вслед за нашей дочерью.
Глава тридцать пятая. Джози
Сегодня двадцать второе декабря, день, когда Дэниелу исполнилось бы сорок. Я сижу в баре в «Блю ридж гриль» и жду Мередит. Последний раз мы разговаривали в Нью-Йорке, а потом только списывались по поводу сегодняшней встречи, на которой настояла я. В восемь часов сюда же придут родители, Гейб, Нолан и Харпер, но мы решили сначала поговорить вдвоем и попробовать отложить свои разногласия на вечер.
Пытаясь не опоздать и не взбесить Мередит, я приезжаю на пятнадцать минут раньше, что случается нечасто. Это время я использую, чтобы мысленно подготовиться к происходящему. Мы с Гейбом планируем объявить всем свои новости сегодня – беременности минуло восемь недель. Но теперь мне вдруг кажется, что Мередит может меня в этом обвинить. В том, что даже в эту годовщину я пытаюсь оказаться в центре внимания. Возможно, это правда, но это же мой единственный шанс с ней повидаться – боюсь, что на очень долгое время. Если не навсегда.
Я сижу за стойкой со стаканом газированной воды, смотрю на дверь и замечаю сестру в то мгновение, когда она открывает дверь. Она тоже меня видит и машет мне рукой. Я делаю глубокий вдох и надеюсь на лучшее.
– Привет, – говорю я, когда она подходит.
Выглядит она серьезно, но не сердито. Я решаю, что это хороший знак.
– Привет, – она медленно расстегивает и снимает свой флотский бушлат, аккуратно вешает его на спинку стула. Садится, скрестив ноги, потом меняет их местами.
– Я хотела заказать тебе выпить, – говорю я, когда подходит бармен, – но не знала, что ты захочешь.
Она говорит, что это не страшно, механически улыбается и просит бокал домашнего каберне.
– У нас их два, – говорит бармен и предлагает ей айпад с коктейльным меню.
– На ваш выбор, – меню она отвергает.
Только потом она смотрит на меня.
– Ну, – устало вздыхает она, – как поживаешь, Джози?
– Нормально, – меня тошнит не только от токсикоза, который, между прочим, бывает не только по утрам, но и от одной мысли о вечере, который меня ждет, – а ты как?
Она снова вздыхает и говорит, что все хорошо.
– Ты вернулась на работу?
– Нет. Вообще-то, я вчера уволилась.
– Вау. Поздравляю!
Судя по всему, это были нужные слова, потому что она радостно улыбается, и я снова начинаю на что-то надеяться.
– Спасибо. Нужно было сделать это раньше.
– Ты думала, чем теперь будешь заниматься? – спрашиваю я, думая, что от сестры можно ожидать всего.
– Пока нет. Подумаю после Нового года. Пока хочу просто сосредоточиться на праздниках… провести время с Харпер.
Я киваю и с улыбкой спрашиваю:
– А как Харпер?
– Чудесно! – лицо Мередит смягчается. – Каждое утро вручает мне новый список для Санты.
– Я очень по ней скучаю.
– И она по тебе.
– Я могу с ней увидеться? Хотела отвести ее на каток в Сент-Реджис.
Мередит немедленно кивает. Бармен приносит ей бокал.
– Она очень обрадуется.
– Давай поговорим про сегодня, – от нервов голос у меня делается очень высоким, – я хотела обсудить с тобой кое-что, пока не пришли все остальные.
Мередит делает глоток и ждет продолжения.
– О том, что случилось в Нью-Йорке. О Софи, об ужине, о нашей ссоре. Обо всем.
– Хорошо, – она отпивает еще вина.
Она не хмурится, но явно не собирается мне помогать.
– Ты рассказала маме?
– Нет, – она качает головой.
– «Нет, ты не рассказала ей о Софи»? Или «нет, ты не рассказала о нашей ссоре»?