Лейтенант пододвинул стул, уселся на него, положил руки на подоконник и уперся подбородком в тыльные стороны ладоней. Он хотел оставаться настороже, на случай, если звук повторится. Все-таки он был заместителем коменданта и сейчас, в конце недели, оставался единственным здесь на посту; если на противоположной стороне будут предприняты какие-то непредвиденные акции, он будет обязан срочно доложить об этом южнокорейскому и американскому командованию.
Когда он поднялся, на светящемся циферблате его часов была половина четвертого. Шум снова послышался, и на этот раз это был рык, который заставил вибрировать оконные стекла и завершился коротким ревом.
Теперь уже не было сомнения: это был зверь. Поскольку пограничный пояс, который тянулся на широте 38 градусов через весь полуостров, был со времени перемирия закрыт для посещения гражданскими лицами, он превратился в течение более чем пятидесяти лет в естественный заповедник, в некий биотоп для различных видов животных, где к тому же произрастали довольно редкие виды растений.
В то же время северная часть за пограничной линией оставалась опасной не только для людей, но и для животных, так как была заминирована. Порой оттуда доносился сухой грохот, и тогда было ясно, что это взорвалась противопехотная мина. Стал ли жертвой человек, решившийся на побег, или животное, олень или газель, никто не мог угадать, лес был слишком дремуч.
Теперь шум послышался уже где-то вдалеке. Это были короткие, глухие удары, звучащие подобно постукиванию механизма, но завершающий их рев говорил о том, что это не строительная машина, а зверь. Какой-то большой зверь. Хищный зверь.
Хильтман вспомнил об утверждении биологов, что на северокорейской стороне однажды был уже замечен сибирский тигр. Это утверждение было скорее предположением, если даже не слухом, дабы подчеркнуть важность сохранения естественного заповедника. Некоторые группы ученых стали уже прилагать усилия для того, чтобы после заключения окончательного мирного договора, который будет когда-то обязательно подписан, всю демилитаризованную зону официально объявить национальным парком.
Какой бы это ни был зверь, но казалось, что он несколько удалился в восточном направлении. Это было вполне логичным, так как в западном направлении от лагеря находился официальный пограничный пост с соответствующими сооружениями с обеих сторон. Хотя он почти не использовался, но постоянно охранялся и по ночам был освещен, так что вряд ли это удобное место для диких зверей.
Не долго раздумывая, лейтенант Хильтман снял пижаму и нарядился в униформу. Он наполнил походную фляжку водой, сунул краюху хлеба, кусок ветчины и яблоко в небольшой рюкзак, взял в руки карманный фонарь, включил его и вышел из барака. Он пересек площадь напротив главного здания, где временами принимали группы посетителей и при хорошей погоде даже угощали их и отвечали на вопросы, которые часто начинались так: «Что будет делать Швейцария, если…» Как будто Швейцария будет делать еще что-то, кроме как наблюдать. На севере стояла армия числом более чем в миллион, на юге их было около 800 000 плюс еще 30 000 американцев, оснащенных самым современным оружием, а между теми и этими 5 швейцарцев в качестве нейтрального буфера плюс еще 5 таких же нейтральных шведов. И одним из швейцарцев был он, лейтенант Христиан Хильтман из Базеля, который только что пересек площадь и вышел на тропинку, идущую вдоль пограничного заграждения.
Время от времени он останавливался и вслушивался в темноту После последнего рыка тигра, и кто же это еще мог быть, если не тигр, прошло уже почти полчаса, и у Хильтмана, было ощущение, что он находится вблизи последнего местонахождения зверя. Или он уже продвинулся гораздо дальше?
Табличка на асфальтированной площадке предупреждала, что здесь лагерь кончается. От этого пункта разрешалось передвигаться по тропе только солдатам южнокорейских или американских частей. Хильтман решил дождаться нового знака присутствия зверя и присел на землю. Если он больше ничего не услышит, он повернет назад.
Он прислонился спиной к столбу с табличкой и тотчас же снова вскочил. Рычанье послышалось в такой близости, не более чем в двух-трех сотнях метров отсюда, но оно исходило, тут он был твердо уверен, с той стороны ограды, так что ему здесь ничто не угрожало.
Он осторожно продвинулся, миновав табличку, по тропинке, которая стала уже, чем та в лагере, трава была здесь до колен, очевидно, здесь давно никто не ступал. Теперь он шел в сторону рассветной дымки, которая забрезжила на востоке, тем не менее, ему приходилось светить себе под ноги, почва здесь была неровная и проросшая корнями. Когда он приблизился к высоте, на которой по его расчетам мог находиться тигр, он остановился и стал светить фонарем сквозь ограду. Кустарник на той стороне, был непроницаем для света. Не слышно никаких шорохов, ни треска ломающихся веток, ничего, что бы выдавало движение большого зверя.
Христиан Хильтман почувствовал, что в нем пробуждается охотничий инстинкт. Но это не был инстинкт охотника, который хочет убить зверя, а только страстное желание его увидеть. Он никогда не бывал на сафари и только с веселым любопытством слушал рассказ своего брата и его жены, как они в Южной Африке поехали на небольшом автобусе в места обитания львов и как его свояченица только тогда заметила львицу с львятами, когда зайдя за дерево, спустила трусики, чтобы пописать, и в панике помчалась назад к автобусу, где находилась туристическая группа.
Здесь не было никакой туристической группы, никто ничего заранее не организовывал, он был здесь один, и где-то по ту сторону границы была хищная кошка, и эту хищную кошку он хотел увидеть, ведь она же где-то совсем рядом.
Он поразмыслил, как ему лучше всего действовать, не подвергает ли он себя большой опасности. Ограда была метра три высотой и поверху увенчана скрученной колючей проволокой, она казалась непреодолимой. Хильтману было это известно, так как в задачу наблюдательной комиссии входило присутствие при допросах беженцев из Северной Кореи. Те немногие, кому удавалось бежать, шли морским путем или через третьи страны, но через пограничное заграждение за время, пока он находился здесь, перебрался лишь один единственный военный перебежчик. Слишком надежно охранялась и была тщательно ограждена северная сторона, и полоса непосредственно перед заграждением была буквально нашпигована минами. Итак, здесь просто не могло быть большой дыры в проволочном заграждении, куда мог бы пролезть такой зверь как тигр, а то, что он способен перескочить через препятствие такой высоты, защищенное колючей проволокой, тоже казалось невероятным.
Если лейтенант вдруг напорется здесь на южнокорейский или на американский патруль, на него может быть наложено взыскание, но это вряд ли случится. Во всяком случае, ему до сих пор подобный случай был неизвестен. Он находился здесь уже почти целый год, а всего полагалось два года службы. Когда его сюда направили, он поначалу думал, что это что-то вроде иностранного легиона, но на такую монотонность он не рассчитывал. А теперь он почуял приключение. Как раз было воскресенье, его коллеги, включая коменданта, вернутся на свой пост только в понедельник утром. Строго говоря, они не обязаны быть на посту, шведы проводили выходные обычно на американской базе в Сеуле, где проживали также и все швейцарцы, и то, что кто-то из них постоянно должен дежурить здесь, зависело скорее от каприза их начальника.
Все это пронеслось у него в голове, и он решил продолжать преследовать тигра, насколько это ему удастся, а сейчас лучше всего пока оставаться на месте и ожидать, что зверь по ту сторону ограды как-то проявится.
Одна за другой начинали петь птицы, возвещая своим пением наступление дня. Чудо утреннего концерта сталкивалось странным образом с устрашающей декорацией пограничного пояса. Причудливо переливающиеся рулады смешивались с чем-то похожим на звук флейты, льющийся из крон деревьев, и Хильтману казалось, что он находится в зачарованном лесу. Для птиц не существовало границ, их гортанные призывы равномерно распределялись по северную и по южную стороны от демаркационной линии, преданной проклятию, силу которого никто не решался отменить.
Да, вот он снова! Хильтман услышал глубокий, раскатистый кашель, и к его разочарованию звучал он довольно далеко, хотя еще недавно он казался совсем близким. Он сунул свой фонарь в рюкзак и уже в раннем дневном свете пошел дальше по тропинке. То и дело ему приходилось пролагать путь через терновник, было непохоже, чтобы здесь ежедневно проходил контрольный патруль. Ликование птиц все усиливалось… Йоринда кличет Йоринду, вспомнилась вдруг ему любимая сказка его детства. Не приближается ли он к замку злой волшебницы, в котором Йоринда вместе с другими пленными девственницами томится в золотой клетке?
Перед насквозь проржавевшей табличкой, подстерегавшей с северной стороны забора, он остановился. Три или четыре корейских иероглифа и буквы ИТАР, все, что на ней уцелело. Не находится ли он вблизи северокорейского поста? Но сразу же позади таблички разрасталась чаща, дикая чаща, в которой где-то затаился хищник, или еще недавно таился, когда он дал о себе знать в последний раз.
Теперь он снова задумался о том, не грозит ли ему опасность с северокорейской стороны. Что, если за забором скрывается патруль? Что ему помешает выстрелить в него? Недалеко от лагеря есть камень с надписью в память о двух американских солдатах, которые спиливали сук на дереве, поскольку тот закрывал обзор какого-то участка пограничной полосы. Во время этой работы их и застрелили солдаты Северной Кореи.
Рев тигра возобновился и отмел прочь все лишние мысли. Он послышался уже так близко, что Хильтман почувствовал внезапный страх, но в то же время крайне возросло и его любопытство. Он бросился бежать, споткнулся о корень и с подавленным криком упал в кусты. На противоположной стороне он слышал треск сучьев, сначала совсем близко, затем более отдаленно, его только разозлила его собственная неосмотрительность. Надо постараться быть индейцем, подумал он. Когда он со стоном поднялся, то увидел кровавую полосу на своей правой ладони у основания большого пальца. Он достал из рюкзака фляжку, вы