- Надоело мне там до чертиков валяться, - ответил Сорока. - Взял хирурга за халат и на буксире привел на спортплощадку, что напротив больничного парка. Ну, там я раза три подтянулся на перекладине, сделал пару легких упражнений - чувствую, глаза на лоб лезут, а сам вида не подаю, спрашиваю: «Крутнуть «солнышко»?» Он тоже глаза вытаращил, а потом рассмеялся и велел убираться из больницы на все четыре стороны…
- А персональный вертолет? Его прямо к больнице подали?
- В больницу привезли рожать жену знакомого летчика. - рассказал Сорока. - Ну, я с ним и махнул к нашим бывшим шефам… Они меня таким обедом накормили! Пал Иваныч, командир - помнишь, на Каменный остров приезжал рыбалить? Когда ты тайком пробрался? Так вот, Пал Иваныч велел Кириллу доставить меня домой на вертолете.
Гарик задрал голову, прислушался: вертолета не слышно. Лишь на лужайке медленно выпрямляется примятая широкими колесами трава. Возле крыльца валяется Сережина вельветовая курточка. Впопыхах бросил ее прямо на тропинку.
- Куда они полетели? - озабоченно спросил Гарик.
- Вернутся, - улыбнулся Сорока.
- Разве положено посторонних лиц на военном вертолете катать? - проворчал Гарик. - Армия называется…
Сорока с улыбкой посмотрел на него.
- Ты все такой же…
- Какой? - вызывающе посмотрел на него Гарик.
- Никуда она не денется, вернется.
- Кстати, этот… Кирилл тоже пялил глаза на Алену, - язвительно заметил Гарик. - Из-за нее и устав нарушил… Узнает начальство - на гауптвахту загремит твой Кирилл!
- Не загремит, - миролюбиво заметил Сорока. - А девчонкам столько радости!
Гарнк сел на нос вытащенной на песок лодки, стрельнул глазами поверх сосен и, трогая пальцами просмоленный паз на борту, спросил:
- Почему ты не позвал меня?
- Куда? - непонимающе посмотрел на него Сорока.
- Я, по-моему, никогда трусом не был.
- Вон ты о чем… - протянул Сорока. - Как-то в голову не пришло. А потом ты чем-то занят был…
- Не надо, Тимофей, - серьезно сказал Гарик. - Ты просто забыл, что я твой друг… И самое обидное - перестал верить мне. Будь я с тобой, возможно, обошлось бы и без кровопролития… Так-то, рыцарь без страха и упрека!
- Пожалуй, ты прав, - согласился Сорока. - Не в тебе я засомневался… Нет! Слишком уж на себя понадеялся. Думал, справлюсь с ними.
- Вон и девчонки не смотрят в мою сторону: как же, Сорока геройские поступки совершает, а я в это время на танцплощадке отплясываю…
- О девчонках я не подумал… - не смог сдержать улыбку Сорока.
- Если следующий раз сунешься без меня в какую-нибудь заварушку, считай, что я тебя больше не знаю, - сердито сказал Гарик. - Не друг ты мне будешь, понял?
- Ну их к дьяволу, эти заварушки!
- Ты запомни, что я сказал, - предупредил Гарик.
- Ладно, в следующий раз будем тонуть вместе… - засмеялся Сорока.
Он был рад, что вырвался из больницы, - соскучился по ним, чертям! А что говорить о том, что уже в прошлом? Он ведь не предполагал, что все так получится. Будь немного потемнее (кто знал, что луна в этот вечер будет такая ясная?), они не заметили бы, что он лодку отогнал от берега… В больницу наведывался следователь районной прокуратуры и долго толковал с ним. Следователь знал Сороку, еще когда тот учился в детдоме и заправлял мальчишеской республикой на Каменном острове. Два мешка отборной рыбы сдали в милицию Василий Остроумов и Егор Лопатин. Время было позднее, никто еще не знал, что в Сороку стреляли, поэтому работники милиции лишь на следующий день выехали в Островитино. Но браконьеров и след простыл.
- Им, наверное, бензин девать некуда… - поглядывая на облака, что нависли над вершинами деревьев, возмущался Гарик. - Увидели девчонок и забыли про все на свете…
- Ну-ну, поворчи, - добродушно заметил Сорока.
- Куда они умотали?
Сорока взглянул на часы и сказал:
- Через десять минут прилетят.
- Откуда ты знаешь? - недоверчиво посмотрел на него Гарик.
- Ты что, и вправду думаешь, они полетели на прогулку? - сказал Сорока. - У них свои дела: слетают куда надо и вернутся.
- А как же военная тайна?
- Никакой тайны нет, - с досадой ответил Сорока. - У них свой точный маршрут. Выполнят его и вернутся. А посадку на озере им разрешил Пал Иваныч.
- Распустил он своих вертолетчиков, - подначивал Гарик.
- Пал Иваныч обещал в конце недели на рыбалку приехать, - сказал Сорока. - Вот ты ему и пожалуйся!
- Попрошу, чтобы всемогущий Пал Иваныч влепил им по пять суток гауптвахты, - улыбаясь, пообещал Гарик.
Вертолет завис над той же самой лужайкой. Летчики не выключили мотор, девушки и Сережа спустились по веревочному трапу вниз. Нина, придерживая одной рукой щелкающую ее по ногам юбку, повернулась к поднимающемуся вертолету и помахала. Кирилл и Володя улыбались и кивали гладкими головами в кожаных шлемах. Алена тоже помахала им. А Сережа подбросил вверх свою курточку и что-то крикнул. От берега по воде разбежалась мелкая рябь.
Вертолет улетел, а возбужденные Алена, Нина и Сережа наперебой стали рассказывать о своих впечатлениях. Они пригласили летчиков на рыбалку. И те пообещали приехать на субботу и воскресенье…
Гарик демонстративно повернулся спиной и, насвистывая какой-то мотив, зашагал по тропинке в лес. Нина обменялась взглядом с Аленой и улыбнулась.
- Гарик! - позвала Алена. - Куда ты? В честь прибытия Сороки мы прямо на лужайке накроем праздничный стол… Слышишь?
Гарик даже не обернулся.
- У вас что, заговор? - спросил Сорока, глядя на Алену.
- Мы его хотим перевоспитать, - заявила та.
- Может, хватит? - умоляюще взглянула на подругу Нина. - Он уже и так на меня волком смотрит.
- Я ведь хочу, чтобы тебе было лучше, - пожала плечами Алена.
- Зря ты это, - тихо сказал Сорока. - Гарик нормальный парень, и нечего его перевоспитывать. У каждого человека есть свои недостатки.
- Смысл дружбы состоит не в том, чтобы показывать другу наши недостатки, а в том, чтобы открыть ему глаза на его собственные, - назидательно изрекла Алена.
- Против этого нечего возразить, - улыбнулся Сорока.
- Человек должен самоусовершенствоваться всю свою жизнь, - в том же духе произнесла Алена. - Так утверждал Чехов.
- Именно самоусовершенствоваться… - мягко заметил Сорока, - А вы пытаетесь на него давить.
- Ален, я его догоню? - просительно сказала Нина.
- Бога ради, - холодно ответила Алена. - Больше я в ваши дела не вмешиваюсь.
- Мудрое решение, - улыбнулся Сорока.
Нина сорвалась с места и побежала вслед за Гариком, который уже скрылся за стволами деревьев.
- Странные люди, - задумчиво сказала Алена. - Сама попросила моего совета, как ей быть. Гарик, мол, очень ревнив… - Она бросила взгляд на Сережу. - А ты чего уши развесил?
- Как это развесил? - обиделся Сережа. - На просушку, что ли?
Сорока фыркнул и отвернулся.
- О чем это я? Да, Нина попросила моего совета… Понимаешь, Гарик…
- Можешь не продолжать, - сказал Сорока.
Сережа ожидал, что сестра вспылит и наговорит ему кучу дерзостей, но Алена вместо этого грозно взглянула на него и, повысив голос, сказала:
- Я же просила тебя принести стол из кухни!
- Когда? - удивился Сережа. - Ты сегодня, сестренка, что-то заговариваешься!
- Как он со мной разговаривает? - воскликнула Алена. - Не стыдно?
- Ну вот, - ни к кому не обращаясь, вздохнул Сережа. - Паны дерутся, а у хлопцев чубы трещат…
- Это что-то новенькое, - заметила Алена.
- Наоборот - старенькое… - ядовито сказал Сережа. - Это я в одном твоем историческом романе вычитал!
Повернулся и, насвистывая тот же самый мотив, что и Гарик, зашагал к дому. И даже походка у него была точно такая же.
Алена проводила его долгим взглядом, вздохнула и посмотрела Сороке прямо в глаза. На губах у нее грустная улыбка.
- Тимофей, неужели я такая дура?
- Зачем уж так… - растерялся тот.
- Нет, я дура! Дура! - все громче говорила она. - Куда ни суну свой нос - все не так!
- А ты не суй, - посоветовал Сорока.
- Скажи мне только честно, Тима: я действительно набитая дура? - Алена совсем близко стояла возле него и пытливо заглядывала в глаза. Припухлые губы надуты, как у обиженного ребенка, в глазах влажный блеск. Она показалась такой беззащитной и маленькой, что у него перехватило дыхание. Нежность к ней, Алене, переполняла его.
Осторожно положив ей руки на плечи, он приблизил к себе и неумело поцеловал. Чувствуя, как лицо заливает краска, и боясь взглянуть на нее, с трудом выговорил:
- Ты самая умная девушка на свете… И самая красивая!
- Скажи еще что-нибудь, - совсем тихо попросила она.
Ее лицо, наоборот, стало бледным, почти прозрачным, а яркие с расширенными зрачками глаза властно требовали чего-то еще. Она не оттолкнула его, хотя и не ответила на этот первый в его жизни, робкий поцелуй.
- Я тебя, оказывается, всегда любил, - быстро заговорил он, будто боялся, что вот сейчас все слова иссякнут. - Это я там, в больнице, понял… Я все-все передумал! Я влюбился в тебя еще раньше, чем мы встретились. Ну, когда я за веревками пришел, чтобы лося спасти… Я подолгу смотрел с острова на тебя в бинокль. Даже ребята заметили, что я часами не слезаю с сосны… Один раз даже туда обед принесли… Плавал под водой вокруг твоей лодки…
- Ты ловил лещей и прицеплял к моему крючку…
- И в Ленинград приехал из-за тебя, - продолжал он.
- Почему же ты мне об этом раньше не сказал? - Она снизу вверх смотрела ему в глаза.
- Я тогда еще не знал, что любил тебя, - признался он.
- Ты невозможный человек, Тимофей… - чуть не плача, говорила она. Еще немного… и ты навсегда потерял бы меня!
- Тебя бы я не потерял, - сказал он с ударением на первом слове.
- Хорошо, я бы тебя потеряла.
- Это невозможно, Алена.
- Зачем же ты меня мучил два года?
- Мне было труднее, - вздохнул он.
- Ты должен был мне сказать раньше. - В ее голосе радость и грусть.