«Красный квадрат», – прочитала Мифлуха практически по слогам. На картине был изображен красный квадрат, написанный масляной краской. Мифлуха пристально посмотрела на полотно, подошла, лизнула его, сплюнула, заглянула на оборот картины. – Странно…
Президент обернулась, чтобы поделиться своими сомнениями с Карин, но заметила, что та смотрит на квадрат каким-то глубоким, понимающим взглядом. И ей стало не по себе от того, что её телохранительница всё поняла, а она – Президент – ничего не смогла найти в этом предмете искусства. «Может быть, я правда слишком стара?», – начала сомневаться Мифлуха. – «Карин-то девка молодая… Может быть, правы динамики, и я просто бесконечно отстала, не могу дотянуться и понять новое? А может быть, через те динамики со мной говорит сам Господь?».
И тут Президент наконец разглядела в глазах Карин Пинк какой-то ненормальный блеск, принюхалась и учуяла странный сладковатый запах, шедший от её верной помощницы. Внимательно оглядев зал, она заметила стойку автомата, какие обычно продают жевательные конфеты за брошенную в прорезь монетку. Мифландия Вторая подошла к автомату, он был почти такой, как автоматический бинокль на смотровой площадке, где они были недавно, и, оценив его конструкцию как знакомую, несильно ударила сбоку, одновременно отжав выходную дужку. Опыт не подвёл и на этот раз – в приёмный лоток выпала сигарета.
Президент взяла косяк и запалила его от автоматически выдвинувшейся зажигалки. Через пару затяжек смотреть на картину стало интересней.
Первое, что заметила Мифлуха: квадрат висит вверх ногами. То есть мазки красной краски не спускаются по полотну, как того следовало бы ожидать, а поднимаются вверх. «Значит, это огонь», – твёрдо решила Президент. Она снова посмотрела на квадрат и поняла, что он имеет перспективу: глядя в его центр, как бы идешь по дороге, вокруг которой вверх поднимается бушующее пламя.
– Тоннель, – неожиданного громко и внятно сказала Карин.
– Точно, и ведёт он из ада в ад, – констатировала Мифлуха.
– Ты не права. Не из ада в ад, а из нынешней жизни в ад.
– Тогда почему и здесь, и там одинаково? – усомнилась Президент.
– А вот это уже потому, что ты права, – отрезала Карин Пинк.
Они ещё несколько минут посмотрели на картину дороги между мирами, Мифлуха всплакнула, и они пошли дальше.
На следующей картине была развилка с тремя путями, а между ними на суку дерева висел шеей в петле дворовый кот. При этом он почему-то смотрел на зрителя открытыми добрыми глазами и улыбался. Мифлуха присмотрелась внимательней – на первый взгляд все три дороги выглядели совершенно одинаково, однако у правой стоял указатель «Центр, 2 км», у левой «Завод ЦБХ, 3 км», а табличка у центральной дороги была обращена к зрителю торцом, так что прочитать написанный на ней текст было невозможно. Все дороги были сильно разбиты и практически утопали в весенней грязи.
– Чего уставилась? Куда пойдёшь-то? – спросил кот.
– А вот если прямо, то там… что? – робко спросила Мифлуха.
– Прямо… – кот заулыбался, – одна грязь… потом автобусная остановка и опять одна грязь. И только в самом конце – афиша Элтона Джона. Даже две, но на одной уже кто-то ободрал его портрет.
– Если б знать наверняка, что Элтон Джон – это то, что мне сейчас нужно… – протянула Президент задумчиво, выпрашивая у кота подсказку.
– Алл ви нид из лав, – промурлыкал кот.
– Значит, Элтон Джон тут ни при чём, – сразу всё поняла Мифлуха, – Значит, завод ЦБХ!
– Верно, – радостно отозвался кот, снял с шеи петлю и убежал по левой дороге вдаль, меся своими лапами грязь весенней распутицы.
Следующая картина была о свободе слова. На ней какой-то человек стоял на митинге и читал газету, но газета была пустой. На плакатах митингующих тоже не было написано ни слова. К этой картине Мифлуха уже второй раз ограбила автомат, причём и для себя, и для Карин. Так что видя столпотворение людей, активно размахивающих пустыми плакатами, и через плечо заглядывая в девственно белую газету гражданина, среди гула толпы, в котором нельзя было разобрать ни слова, Президент почувствовала себя одной из них – участницей и даже почему-то причиной этого странного собрания.
– Карин, чего они хотят? – удивилась Мифлуха.
– Они хотят свободы слова…
– А разве у нас нет свободы слова? – растерялась Мифлуха.
– Есть. Свобода слова у нас по закону разрешена. Да и больше скажу, запрещается делать что бы то ни было, что ставит под угрозу право на свободу слова.
Мифлуха удовлетворенно кивнула. А потом снова посмотрела на полотно и тихо сказала:
– Я поняла. Они – смутьяны и провокаторы, и своими выступлениями в пользу свободы, которой и распорядиться-то не могут, вынуждают меня изъять право на неё из закона, тем самым они ставят право свободы слова под угрозу. А по закону ничто не должно ставить под угрозу право на свободу слова в нашей стране. Так что их надо бы и посадить…
– Если бы они не выступали, тебе бы не было никакого резона отбирать у них право на выступления. А значит, если выступают, то ставят под угрозу… Да. Один к одному. Надо будет ими заняться вечером… А вообще ты глянь: Президента страны можно выбрать, а народ страны выбрать нельзя. Так что придётся как-то с этим справляться.
– Я думаю, эта картина о несправедливости мира, – резюмировала Мифлуха.
– Несомненно, – отозвалась Карин.
Пройдя весь музей, подолгу останавливаясь и страстно обсуждая картины, Президент и её верная телохранительница Карин Пинк пропустили банкет. Покинув здание, глядя задурманенным и просветлённым взглядом на вечернюю площадь и Стену жалоб, на которой уже красовались новые плакаты «Мифлуха храпит!», Мифландия Вторая выдала свои распоряжения по итогам прошедших суток.
– Музей закрыть, у них не всё в порядке с пожарной сигнализацией, мне кажется. Кроме того часто и, я думаю, умышленно пародируют дроздов. У них входная дверь так скрипит. Но я не злодей, ты не подумай, я просто за порядок. Трудный был день, впредь таких допускать нельзя. И ещё, Карин, разбуди меня завтра пораньше, мне обязательно надо будет покаяться за музей. Хотя нет – забыла! – буди как обычно, мы же не были на банкете, так что сэкономили время для покаяния за музей.
А, да! Господи, я снова разрешу летать на пегасах… Но не высоко – не выше метра от земли. Они, я знаю, так летать всё равно не могут – так что я своей справедливостью не поставлю под угрозу безопасность бедных коняшек.
С
– Сюда, сюда, это здесь…
Мифлуха и министр церемоний шли по длинному коридору Дворца. Наконец министр забежал вперед и открыл одну из обитых дерматином дверей. Таблички на двери не было, так что Мифлуха, войдя в помещение и увидев целый ряд столов с кучами бумаги и престарелыми сотрудниками за ними, обернулась и вопросительно подняла брови.
– А здесь, здесь, здесь, здесь… – министр засуетился, отыскивая в своей папке нужный листик. – Здесь создают видимость работы…
Мифлухина бровь выгнулась ещё вопросительней.
– Методисты… – поправился министр, настороженно заглянул в свои бумаги и продолжил. – Методики… создания видимости работы… для министерств… разрабатывают…
Его голос к концу фразы упал, и он снова начал ворошить свои бумаги в папке.
– Хм… – сказала Президент и обратилась к старичкам. – Давно работаете, отцы?
Пожилые люди завозились, переглянулись, и самый старый ответил:
– Давно. Уже лет пятьдесят-шестьдесят трудимся. Мифлуха выразительно посмотрела на министра церемоний.
– И как платят-то?
– Платье у вас хорошее, – похвалил старик и заулыбался.
– Хм… – Мифлуха задумалась, как продолжить диалог так, чтобы не обидеть глуховатого собеседника. – Вы денег много получаете за работу?
– Ну, как… – ответил старик, чуть сконфузившись. – Может, и немного… но зато стабильно. И на том спасибо.
Мифлуха подсела к нему на табурет для посетителей. Министр церемоний вытянулся у неё за плечом по стойке «смирно».
– Слушай, отец… – Мифлуха чуть замялась. – А ты не помнишь случайно… зачем вас тут всех посадили?.. Лет пятьдесят назад?.. А?..
– Как не помнить – помню! – обрадовал Президента сотрудник отдела по разработке методик создания видимости работы. – Мы здесь делаем инновационную продукцию!
– Методика номер триста семьдесят семь дробь восемь, – прокомментировала старушка за соседним столом и что-то записала в тетрадь.
– Кроме того, занимаемся перспективными разработками в сфере космических систем…
– Сто тридцать один дробь восемь бис, – глухо отозвалась старуха.
– Востребованные во всём мире системы связи, передачи данных…
– Шестнадцать тире одиннадцать…
– Нанороботы и оборонные технологии…
– Сто пятьсот, – пронумеровала его мысль бабка.
– Так… – резко прервала его Мифлуха, у неё появилась надежда, что она упустила из виду огромное количество интересных разработок, которые её горе-министры похоронили в стенах этой каморки, – А где всё это?
– Где? – удивился старик. – Так вон же, – и махнул рукой в сторону окна.
Мифлуха вскочила с табурета. Ей не терпелось увидеть космические корабли, информационные системы, нанороботов и другие необходимые Первому Измерению вещи. Она кинулась к окну, чуть не споткнувшись о коробку с мелом, на которой лежали спеленатые газетами книги. Она обошла тумбу, на которой стоял осциллограф, прошла мимо доски, на которой рядом с тряпкой лежала логарифмическая линейка… Наконец она протолкнулась к окну, отодвинула занавеску и выглянула во двор.
Там была площадь… центральная площадь Первого Измерения, с памятником государственной преступнице Марии. Гуляли люди, светило Солнце… Всё было как обычно.
Мифлуха оглянулась на старика – уж не задумал ли старый хрыч над ней шутить.
– Во-он там, около гортензии, – крикнул тот. – На подоконнике!..
И тогда Мифлуха заметила аккуратно сложенные друг на друга папки, перевязанные тряпичными тесёмками. На верхней стоял гриф «совершенно секретно», а графа названия была заполнена каллиграфическим почерком от руки: