В ходе церемонии Мифлуха лежала в отечественном гробу с записной книжкой и учитывала выявленные недостатки с целью их устранения в следующем году. По итогам церемонии Марию в очередной раз сняли с поста, а бесчеловечный указ об отечественных стульях отменили.
Ь
– «Ь» в конце слова «сволоч» пишется?.. – Мифлуха впилась взглядом в Карин. Та, хорошо зная Президента, резонно сочла вопрос риторическим и продолжила молча играться в тетрис. – Не пишется! – разрешилась от филологического ступора Президентским решением Мифландия Вторая. – Потому, что сволоч должна быть твёрдой, а не как этот… – Мифлуха смерила взглядом молодого человека в белом халате. – Ты-то, что ли, доктор? Я таких докторов сотнями в младенчестве душила. И вот результат – приходится иметь дело лично с тобой. Лечи, проходимец. Для начала… у меня, скажем… болит пятка.
– Но мне нужно знать, что болит у вас на самом деле.
– Нет, ты сперва расскажи, как будешь лечить больную пятку, а я там уж подумаю, стоит ли тебя допускать к чему-то более существенному.
– Я не специалист по пяткам. И вообще, мне ваша помощница сказала, что у вас простуда и кашель. Я как раз специалист по простуде и кашлю. Если у вас болит пятка – то вам нужно к хирургу.
– Вот за что люблю вас, мерзавцев, так вот за это – где один, там и тысяча. Шакалите по вечерам в поисках работы, круговая порука, бодай её в бок! Стоит заболеть плёвым кашлем, как тебя уже тащат к хирургу, и тот так и норовит тебе что-нибудь оттяпать. Нет. Ты мне совершенно не нравишься как специалист – я не чувствую в твоем взгляде цинизма. Врач должен быть циничным, подтянутым и мизантропичным. Если врач не мизантроп… то лично я к нему лечиться не пойду. Вот сам представь – врач-жизнелюб. Заходишь к нему с больным животом, а он улыбается. Тебе больно – а он лыбится, скотина распоследняя, прямо из-за своего стола, и спрашивает: на что жалуетесь?! Нет – такие врачи нам не нужны. Значительно лучше, когда есть взаимопонимание – ты заходишь к нему, садишься, а он начинает тебе жаловаться на то, как всё плохо. Сразу как-то на душе легче становится.
– Да, конечно, психологический контакт с пациентом важен… – замялся доктор, – Но всё же важно знать, что лично вас сейчас беспокоит.
– Многое. И я тебе скажу прямо – будь у тебя хоть капелька мозга, тебя бы тоже это всё беспокоило. Иррианцы на границах! Шутка ли. За ночь перебросили несколько крейсеров. Чего они этим всем хотят добиться, мне пока не ясно – и это беспокоит. Беспокоит Карин, девка уже не первой свежести, но никаких мыслей о семье и муже. Одни игрушки на уме. Учёные беспокоят – сидят все такие, с важным видом, и ничего не ясно, что они там делают. Ужасно же беспокоит такое. Вот вы – врачи, тоже беспокоите. Вот, например, вопрос – ты сам сказал, что занимаешься кашлем – чего же ты тогда в очках?! Нет, ну серьёзно, чего очки-то нацепил? Будь ты окулист – я бы не удивилась очкам, приди ты, терапевт, в наморднике медицинском – тоже бы гармонично смотрелось. А ты – терапевт-очкарик без намордника! Человек никогда не имеет такого интереса к чужой беде, как к своей собственной. Так что я в тебя, как в специалиста, не верю.
– Я бы предложил всё же…
– Доктор, давай поговорим, как человек с Президентом. Через сорок лет скитаний я вышла из запоя. Куда вышла?! Зачем?.. Не зевай, у меня создаётся опасное для тебя впечатление, что тебе неинтересно. Как я уже отмечала, иррианцы мутят на границе. Вот, кстати, за что люблю иррианцев, так за честность.
– Это какую такую честность?.. – робко поинтересовался доктор. – И поподробней про запой, если можно…
– Запой я тебе как-нибудь покажу. А иррианцы говорят, что ненавидят нас. И они полностью честны в этом. А вот Мария говорит, что любит и ценит нас, и чёрт меня раздери, если она говорит правду. Да… я ещё помню, иррианцы тогда нам заявили: «Мы убьём заложников». И убили, – Мифлуха вздохнула. – Всё было предельно честно.
– Ну… возможно, но я бы это любовью не назвала. Скорее уважение, – вмешалась Карин. – Да и Марию я, конечно, не люблю… но уважаю. Всё-таки мало таких, по– настоящему изворотливых людей. Это же всё-таки талант, а талант заслуживает уважения.
– Да. Был у меня один талантливый композитор, я его поставила министром культуры. И что думаешь? Начал воровать бюджетные деньги. Я тогда перед расстрелом у него спросила, на что тебе, дурашка, столько денег. Оказалось, он с детства хотел иметь яхту… Самое смешное, что он даже успел купить её.
– И на что ему, расстрелянному, яхта?.. – удивился доктор.
– Так вот и я так думаю. А у него – детская мечта сбылась, – возразила Мифлуха. – Карин, а вот о чём ты мечтала в детстве?
– Родиться сиротой.
– А почему?.. – Мифлуха растерянно посмотрела на неё.
– Да как тебе сказать… Трудное детство, отец-идиот…
– А-а-а… – подключился к разговору министр госбезопасности, – А мой отец, бывало, уходил на неделю куда-то в город, и всё – ищи-свищи… Чёрт знает, что он там делал. Но возвращался всегда пьяный и с деньгами. Мать его всегда ругала – ну, за то, что пьяный – а он злился и повторял: «Я деньги принёс, дура, деньги», – так он твердил. Тогда трудно было прожить – работы почти не было… Так что я и выжил, наверное, благодаря тем деньгам.
– А где он их брал? – спросила Карин.
– Знаешь… я, когда стал министром, тоже сперва хотел это узнать. Даже собрался копнуть архивы. А потом подумал – это ж мой папка, он деньги приносил. Что ж я, как дурак, сейчас стану выяснять. Ну, а если он их у старух немощных отнимал?.. Как я буду потом с этим жить?..
– Зная тебя, думаю, что икру на масло мазать не перестанешь, – саркастически заметила Мифлуха. Доктор испуганно посмотрел на министра.
– Не перестану, конечно… и аппетит тоже не испортится. Но я умею умерить своё любопытство, потому я и министр госбезопасности.
– Поэтому ты – это ты, Корбен, – согласилась Мифлуха. – Кстати, доктор, приглашаю вас на праздник.
– Праздник?! – хором удивились Карин и министр.
– Да. У нас будет праздник… обновления. Все министры должны доказать свою полезность. Кто не докажет, того расстреляем.
– Ха… – сказала Карин, – Много ты поймешь в полезности?.. Тебе скажут, что кто-то не покладая рук строгарировал балык – и много ты поймёшь о том, стоило ли этим вообще заниматься?.. Или вот министр спорта тебе скажет, что мариновал мясо для шашлыка – что будешь делать?
– Убью мерзавца!
– А если то же самое министр церемоний скажет?
– Награжу мерзавца!
– То-то же… Что б министр ни делал, никогда не поймёшь – к пользе это или ко вреду.
– Ладно… – смилостивилась Мифлуха, – Тогда просто буду увольнять. Дураков. У нас двадцать министров. Возьмем шляпу, сделаем там девять бумажек с крестом, остальные без креста. Кто вытянул с крестом – того уволим.
– Почему?
– А потому, что «дуракам и счастье». Коли повезло вытянуть с крестом, значит дураки.
– Но… позвольте… – вступился за коллег министр госбезопасности, – Если уволят, то какое уж тут счастье… Увольнять, выходит, надо тех, кто не вытянул…
– Хм… – Мифлуха задумалась, – а ты прав… Но если так… то надо снова увольнять тех, кто с крестом. А потом тех, кто без.
– Мифлуха, я не дам тебе распустить правительство… – сказала Карин строго.
– Давайте лучше премьер-министра сменим и это отпразднуем? – предложил министр госбезопасности.
– Давайте… а на кого?
– На Василия Варфаломеевича?.. – спросил доктор, и сам удивился своей смелости.
– Да хоть бы и на Василия. Варфаломеевича, – согласился министр.
– И что это за человек?.. – потребовала уточнить Мифлуха.
– Это… Это более чем человек. Он гениален, – заверил её министр.
– Как это?.. Что в нём такого гениального? Он гениальный художник?
– Ну… он рисует, да, ну… не то чтобы гениально, но рисует, – Корбен задумался. – Но он больше, чем художник, так как пишет стихи!
– То есть он гениальный поэт? – догадалась Мифлуха.
– Нет… стихи у него посредственные, но он всё же больше, чем поэт, потому что поёт.
– То есть он гениальный певец?
– Да не то чтобы гениальный, да ведь он всё же больше, чем певец, так как занимается наукой… – парировал министр.
– Гениально? – опять уточнила Мифлуха скептически.
– Умеренно… – согласился Корбен.
– Можешь не продолжать, я, кажется, поняла, почему этот тип более чем человек, – остановила министра госбезопасности Мифлуха. – Как раз из-за таких самородков, которых у нас в стране пруд пруди, толково гвоздь забить некому. Ну что, доктор, пойдёшь на праздник? Или, может, всё же меня вылечишь?
– А можно мне в туалет, – попросился доктор.
– Иди… Порхай пташкой, – легко согласилась Президент, – и скажи министрам, чтобы заходили. Коли вы против праздника, проведём всё по-будничному.
Через пару минут министры расселись за столами и посмотрели на больную с самого утра Мифлуху.
– Сперва – кадровый вопрос… Да, да – не хмурьтесь. Президентская монархия – это такая форма республики, при которой абсолютизм власти ничем разумным не ограничен, надо терпеть, – Мифлуха лениво обвела взглядом притихших министров.
– А неразумным – ограничен? – с сомнением спросила Карин, усевшаяся с министрами.
– Естественно. Не всякую глупость мы способны выдумать, по крайней мере, я. Они, – Мифлуха ещё раз осмотрела министров, – не уверена.
– Вот, ты, ты и ты, – Президент указала пальцем в зал, – уволены. А ты, и вон тот, – приговорены к расстрелу.
В наступившей тишине зала встала личная телохранительница Мифлухи Карин Пинк, которую Президент неосторожно приговорила к расстрелу. Все взгляды были прикованы к ней, и, выждав минутную паузу, Карин громогласно спросила:
– Чё?
– Ой, да ну тебя! Старая я стала, подслеповатая… не ты, конечно. Я же говорю: вон тот – в зелёном беретике вязанном. Да, да, с помпончиком. Иди сюда, лапуля. Страшно тебе?.. Не отвечай, вижу, что страшно. Это правильно… мы ж тебя сегодня расстреляем. Ну, чего ты плачешь, глупыш, все люди смертны. Кто-то раньше, кто-то позже. Ну, ну… ну не надо… Максимум, что я могу для тебя сделать – ты будешь расстрелян как герой, а не за растраты. Мы сочиним в твою честь песню, и всем правительством придём на твои похороны её петь! Забился в истерике… хм… странные вы, люди. Не понимаю я вас. Ладно, давайте быстренько, и это… уволенные, когда палачи закончат, унесите расстрелянных из зала. И давайте быстрее переходить к повестке дня..