Презумпция любви — страница 21 из 40

ать на себя. А сама хотела только одного — избавить ее от Сани!

Зараза! Еще о чем-то говорить пытается, хочет знать, почему Саня избил Полевика!

Теперь-то что это может изменить?!

Она не плакала, глаза были сухими, но тоска холодной жабой легла на грудь. Вот эта левая грудь, которую Саня так любил целовать, была тяжелой и холодной, давила на сердце…

Хорошо бы уснуть, да не получалось. «Эх, Саня, Саня, что ж ты наделал? Дурак».

Зазвонил телефон, Светлана посмотрела на аппарат в своей комнате и не двинулась с места. Наверное, матери звонят по работе, пусть она и берет трубку.


Не только она не могла уснуть в этот вечер. Полковник Хлопов вернулся домой в дурном настроении. Ужин ему не понравился, наорал на жену, а она взяла да и обиделась. Младший, Вадим, пришел, чтобы сказать ему: «Ты, папа, настоящий Скалозуб. Зачем обижаешь маму?» Досталось и сыну, хотя и не очень, весь запал ушел на жену. Тем не менее парень распсиховался, убежал к себе.

Идиоты! Устроил им безбедную жизнь в четырехкомнатной квартире, где у каждого была своя комната, оборудованная по последнему слову… кому что нравилось. У младшего — компьютер и аудиоаппаратура высшего уровня, у жены — пуфики и косметика в спальне. А в гостиной — кожаная мебель, солидные горки и бар с набором лучших мировых напитков. Знали бы, чего это ему стоит! Не знали и знать не хотели.

Хлопов всерьез обиделся на всех и спать решил в своем кабинете, который был обставлен сообразно его личным понятиям о солидной жизни — массивный рабочий стол с компьютером, кресло на колесиках, кожаный диван и два таких же кресла, полки с книгами. Что-то похожее он видел когда-то по телевизору, показывали интервью со знаменитым писателем, ну вот и себе устроил такое же… логово.

Не думал, что придется скрываться тут от сердитых членов семьи, но вот оно так и случилось. Дураки, не понимают, не ценят, и черт с ними!

Разозлился он после сегодняшнего звонка Любки Ворониной. Зачем-то опять понадобился ей. Но так противно было видеться с ней после глупого, немотивированного ареста парня, а потом после подставы его и суда, что… отказался. Не баба, а прямо-таки изверг какой-то! О чем с ней говорить, после того как невиновного парня запихнули в зону?

Он и сам жил и действовал не всегда по закону с большой буквы, который клялся защищать, а что поделаешь? Да, участвовал в солидных разборках, посредничал, помогал большим людям избежать уголовного преследования или хотя бы смягчить его. Такова жизнь, не он же придумал ее правила? Можно подумать, хоть один из многих десятков министров, уволенных из правительства, живет на скромную зарплату преподавателя! Но подставлять восемнадцатилетнего пацана, ни за что загонять его в зону — это уж слишком.

Она сумасшедшая, Любка, сдвинулась, оберегая дочку! Да и пусть бы встречались, коли хочется, ей-то что? А вот поди ж ты! На такое дерьмо решилась, неподкупная наша прокурорша. Сегодня отказался с ней встретиться, а она — большой начальник! Как воспримет это, как повернет дело? Ни хрена не ясно, сдвинутая баба! Ну и как тут быть спокойным?

А домашние ни черта не понимают! Хоть бы задумались: как жить будут, если с ним что случится? У старшего-то свои заморочки, бизнесмен, живет в свое удовольствие и вряд ли захочет ограничить себя ради родственников, которых видит в лучшем случае раз в месяц!

Хлопов постелил простыни на кожаном диване, включил телевизор, лег. И тут зазвонил телефон. Он потянулся, взял трубку радиотелефона, почти не сомневаясь, что это Воронина. Лег, негромко буркнул в трубку:

— Да?

— Иван Дмитриевич? Это вас Шестипалов беспокоит.

Один из двух оперативников, которые осуществили погром в магазине Полевика! Хлопов внутренне напрягся, предчувствуя новые проблемы.

— А-а… Привет, Миша. С чем пожаловал?

— Да проблемы у меня, Иван Дмитриевич. Частный сыск не очень-то прибыльный бизнес, да и проблемный. Бывает, что нарвешься на того… с кем не можешь совладать.

— Это да. Ну так ты сам того захотел. Работал бы в органах, так все нормально было бы.

— Теперь уж не вернусь, свобода, она дороже всего. Иван Дмитриевич, так мне нужны бабки, пять тысяч баксов, надеюсь, поможете. Помните меховой салон? По вашему приказу действовали с Артеменко, царство ему небесное.

— Миша, тебе за это заплатили, — осторожно напомнил Хлопов.

— Проблемы навалились, вы ж понимаете… Пять тысяч, Иван Дмитриевич, для вас это разве деньги? Лучше всего решить этот вопрос завтра.

Шестипалов организовал свою охранную фирму на деньги, которые получил за нападение на салон мехов на улице Журенко. Значит, бизнес не удался, и теперь ему нужны деньги, а потом еще и еще…

— Миша, ты понимаешь, с кем говоришь?

— Отлично понимаю, Иван Дмитриевич. И заранее подстраховался. Дискета с моими откровениями в нужных руках, если что со мной случится — будет обнародована. Я вам не завидую в этом случае.

Говорил он уверенно, нагло. Напоминать о том, что доказать его причастность к нападению на магазин практически невозможно, а вот Шестипалов гарантированно угодит на зону, вряд ли стоило. Бывают ситуации — когда «пан или пропал», загнанный в угол человек способен на все. Его конкретная угроза — чепуха, но если начнутся масштабные проверки, много чего могут обнаружить люди из отдела собственной безопасности.

— Понял, Миша, понял тебя правильно. Так чего ты хочешь?

— Пять тысяч баксов завтра. И обещаю вам, Иван Дмитриевич, это последняя просьба. Лады?

— Договорились, Миша. Завтра позвони мне на службу, скажу, где встретимся. Ну, бывай!

Больших трудов стоило Хлопову сохранить видимость спокойствия. После всего, что было сегодня, этот звонок — капля, которая переполнила чашу терпения! Миша обнаглел, с ним разберутся… лучше — если оперативники Генпрокуратуры. А еще лучше, если Любка сама займется наглецом, в конце концов, это ее проблема! Он торопливо набрал телефонный номер.

— Але, Люба, привет, Иван. Не разбудил?

— Да нет, не спится мне. Что-то случилось, Ваня?

— Проблемы у нас, Люба, проблемы по делу нашему, ты сама знаешь какому.

— Говори, Ваня.

— Это не телефонный разговор, Люба. Но дело серьезное. Надо встретиться.

— Хорошо, завтра в десять, пропуск я тебе закажу утром. Годится?

— Не годится, Люба. Нужно поговорить без свидетелей. Подумай, как это устроить.

— Как? — В трубке возникла короткая пауза, а потом Воронина уверенно сказала: — Приезжай за мной в половине десятого. Подбросишь на службу, в дороге и поговорим. Водителя я предупрежу, чтоб не приезжал. Нормально?

— Вполне, Люба, до завтра. Спокойной ночи.

Хлопов положил трубку на аппарат, натянул одеяло до подбородка. Она решит проблему, но успешно ли? Ей ведь ничего не грозит, Шестипалов завязан на нем, и только на нем. Запросто может активизировать свои показания и после того, как будет нейтрализован. Да это теперь ее дело, поймет, что ситуация серьезная, грамотная…

Эх, вот оно как бывает! Была мягкая и пушистая, улыбчивая красавица, которая больше всего опасалась, что невиновный человек может пострадать или приговор будет вынесен слишком суровый. А после того как погиб Игорь, кем стала? Прямо-таки образцовым инквизитором, ни купить, ни запугать невозможно.

Его жена такой никогда не станет, привыкла жить за ним как за каменной стеной, пропадет ведь без него. Хлопов побрел в спальню. Лег рядом с женой, обнял ее.

— Зин, у меня трудности, — пробормотал он. — Ты прости, что я орал за ужином, но… Трудности, и серьезные.

— Тебя посадят, Ваня? — просто спросила жена.

Вот такие они, жены! Стараешься, а на уме только одно — скоро ли тебя посадят? Дуры! А может, и не совсем, понимала ведь, что отнюдь не на милицейскую зарплату они живут.

— Не в этом дело, Зина, меня никто не посадит. Любка Воронина не позволит. Мы с ней в одной упряжке, понимаешь?

— Ваня, когда пять лет назад мы отмечали какой-то праздник вместе с Любкой, я поняла — она не совсем нормальная.

— Она генерал прокуратуры, очень влиятельный человек.

— Лучше бы держаться подальше от таких влиятельных сумасшедших, Ваня.

Хлопов был полностью «согласен с женой. И поскольку она не возражала, приступил к своим супружеским обязанностям. Они ненадолго избавили его от тоскливых мыслей.

Глава 16

Когда полковник Хлопов остановил свою «тойоту» у подъезда весьма скромного дома на Пречистенке, Воронина уже стояла у подъезда. Немолодая женщина в строгом сером костюме, с черной сумочкой, висящей на правом плече. Седеющие волосы коротко подстрижены, на лице никакой косметики, хотя она была прямо-таки необходима, лицо уставшее, синяки под глазами, видно, что плохо спала. Но выцветшие голубые глаза смотрят уверенно, жестко.

— Поехали, — сказала она, усевшись на переднее сиденье «тойоты». — Что у тебя за проблемы, Ваня?

— Один из парней, которые работали по меховому салону, ушел в частный бизнес, решил стать сыщиком, придурок. Теперь у него возникли проблемы, видимо, нарвался на крупную шишку, которая может дать отпор…

— И теперь требует от тебя денег, короче — шантажирует? — перебила его неторопливый рассказ Воронина.

Она все на лету схватывала. И в который уж раз за свою жизнь Хлопов подумал, что женщины — существа более жестокие и решительные, чем мужики. Что преступницы, что прокурорши. У мужиков какая-то логика имеется, какой-то выпендреж присутствует, даже у маньяков, а женщины, если решили кому-то отомстить за оскорбление, действуют целенаправленно, не считаясь ни с какими опасностями, не придерживаясь никакой логики. Идут напролом, чем нередко ставят следствие в тупик, на собственном опыте убедился.

— Ты все правильно понимаешь, Люба. Дискета у него имеется, грозится обо всем рассказать, если не заплачу пять тысяч долларов. Откуда у меня такие деньги?

Воронина оглядела его машину, саркастически хмыкнула. Хлопов напрягся.

— А ты, значит, выдашь меня в случае опасности?