Нико и Мольто быстро совещаются.
– Ваша честь, из этих показаний будет видно, что мистер Сабич был на приеме у доктора Робинсона всего несколько раз. Поэтому мы считаем, что подсудимый наносил визиты доктору не ради получения медицинской консультации и, следовательно, их беседы не подпадают под категорию врачебной тайны.
Я долго молчал, но сейчас не выдерживаю и словно себе говорю вслух:
– Какая чепуха!
Судья, вероятно, слышит меня. Во всяком случае, смотрит в мою сторону.
– Я вот что хочу сказать, – начинает Ларрен. – Процесс протекает не слишком удачно для обвинения. Это любому болвану понятно, а болванов в этом деле нет. Но если вы, мистер дель Ла-Гуарди, надеетесь, что я позволю вам нарушить врачебную тайну, то я вам не советую этого делать. Сэр, я не намерен препятствовать даче показаний доктора Робинсона, как, впрочем, я не хочу и комментировать высказывание мистера Стерна. Я не знаю, прав он или нет. Если вы хотите допросить этого свидетеля в присутствии присяжных, милости просим. Но должен сказать, что вы дошли до крайности. Поведение одного из прокуроров достойно сожаления. Если же он попытается вытянуть из свидетеля сведения, нарушающие врачебную тайну, то обвинение попадет в сложное положение. Кстати, вы беседовали с доктором Робинсоном относительно круга вопросов, которые будут ему заданы?
– Доктор Робинсон отказался встретиться с нами.
– И правильно сделал… Итак, поступайте как вам угодно, мистер дель Ла-Гуарди. Но взвесьте еще раз возможные последствия. Воображаю, что подумают присяжные.
Нико просит пять минут для принятия окончательного решения. Они с Мольто отходят в дальний угол зала. По покрасневшему лицу и оживленной жестикуляции вижу, что Нико, как никогда, красноречив, и не удивляюсь, когда он объявляет судье, что решено все же вызвать доктора Робинсона.
Присяжные занимают свои места. Майлз Робинсон подходит к свидетельской кафедре. На вид ему около шестидесяти пяти. Подтянут, держит себя с завидным достоинством. Коротко подстриженные седые волосы. Кожа у него светлее, чем у меня, хотя он негр – вернее, цветной, как сказали бы в прежние времена. Я познакомился с ним несколько лет назад, когда он выступал свидетелем по делу о человеке, которого угрозами довели до сумасшествия. Робинсон – ведущий специалист по случаям потери памяти, профессор медицинского факультета в нашем университете, руководитель отделения психиатрии. Когда на меня обрушилось несчастье, я подумал, что лучшего специалиста мне не найти.
– Вы знаете Расти Сабича? – спрашивает Мольто после того, как Робинсон назвал свое полное имя, профессию, номер лицензии на частную практику и адрес, по которому принимает пациентов.
Доктор Робинсон обращается к судье:
– Я должен отвечать на этот вопрос, ваша честь?
Ларрен подается вперед и говорит доброжелательным тоном:
– Доктор Робинсон, если будет задан вопрос, на который вам не следует отвечать, мистер Стерн, представляющий интересы мистера Сабича, заявит протест. В противном случае вы обязаны отвечать на поставленные вопросы. Не волнуйтесь, мистер Стерн – высококвалифицированный адвокат.
– Мы беседовали с ним, – говорит Робинсон.
– Тем лучше… Будьте добры, зачитайте вопрос, – просит он стенографистку.
Та выполняет указание.
– Да, – говорит Робинсон.
– Зачем вы встречались?
– Он пришел ко мне проконсультироваться.
– Сколько сеансов вы с ним провели?
– Я вчера справился в своем журнале – пять раз.
– Когда это было?
– В конце февраля – начале апреля текущего года. Последний сеанс состоялся третьего апреля.
– Третьего апреля? – переспрашивает Мольто. Он смотрит на присяжных, желая привлечь их внимание к тому факту, что я побывал у психиатра через два дня после того, как было совершено преступление.
– Да, третьего, сэр, – повторяет Робинсон.
– Мистер Сабич когда-либо разговаривал с вами о Каролине Полимус?
Врачебная этика запрещает разглашать содержание бесед между медиком и пациентом. Мольто пока что не спрашивал, что я говорил Робинсону. Но последний вопрос заставляет Стерна подняться.
– Протестую, – говорит он.
– Протест принят, – немедленно отзывается судья. Сложив руки на груди, он хмуро смотрит на Мольто. Ясно, что он разделяет мнение Стерна о мотивах обвинения и пошел на компромисс, дав согласие на дачу показаний Робинсоном. Ларрен Литл поддержит протест защиты, если будет задан некорректный вопрос.
– Ваша честь, могу я узнать, на чем основано ваше решение? – спрашивает Мольто, вызывающе глядя на судью.
Господи, как же эти двое ненавидят друг друга! Потребовались бы археологические раскопки, чтобы докопаться до истоков этой вражды. Частично она возникла из-за Каролины. Мольто слишком примитивное существо, чтобы не приревновать соперника. Интересно, все ли ему известно об отношениях Ларрена и Каролины? Я мучился этим вопросом половину прошедшей ночи. И что думает Ларрен – знает Мольто о его нечестности или нет? Впрочем, разве тогда кто-нибудь в Северном филиале знал что-нибудь о своих коллегах? Липкая паутина… Как бы то ни было, распря между этими двумя людьми не имеет уже никакого отношения к моему делу.
– Мистер Мольто, вам известно, чем я руководствовался, мы обсудили все это: врачебная тайна, запрет на разглашение содержания бесед между доктором и пациентом и так далее. И если вы еще раз в присутствии присяжных усомнитесь в правильности моих решений, я вообще лишу вас слова. А пока продолжайте.
– Доктор Робинсон, верно ли, что мистер Сабич больше не нуждается в ваших консультациях?
– Да, сэр.
– Он прошел курс лечения?
– Да, сэр.
– Судья, я полагаю, что беседы на отвлеченные – не медицинские – темы не попадают под запрет?
– Мистер Мольто, я привлеку вас к ответственности за неуважение к суду… Продолжайте допрос.
Мольто смотрит на Нико, потом, критически оценив свой «арсенал», решается на применение «ядерной бомбы».
– Свидетель, Расти Сабич не говорил вам, что убил Каролину Полимус?
Публика затаила дыхание. Теперь я понимаю, почему Нико стучал кулаком по столу. Им нужно, чтобы Робинсон ответил на этот вопрос. Не на какой-то второстепенный, вроде того, спал я с Каролиной или нет. Именно на этот – главный. Вопрос задан – бомба взорвалась. Судья в бешенстве.
– Хватит! – выкрикивает он. – Я больше не потерплю ваших выходок, мистер Мольто!
Я наклоняюсь к уху Сэнди.
– Не надо! – шепчет он.
– Надо! – еле слышно отвечаю я и легонько подталкиваю его встать.
– Ваша честь, – начинает он неуверенно, – мы не возражаем против вопроса в том виде, в каком он сформулирован.
Ларрен и Мольто хлопают глазами: первый – потому, что не успел взять себя в руки, второй – в полнейшей растерянности. Потом до обоих одновременно доходит, в чем дело.
– Я снимаю вопрос, – торопливо говорит Мольто.
– Нет уж, сэр, позвольте. Мы здесь не в бирюльки играем. Мистер Стерн, вы не опасаетесь, что будет нарушена врачебная тайна?
Сэнди откашливается и отвечает:
– Ваша честь, задавая этот вопрос, обвинение действительно хочет получить информацию, которая входит в круг сведений, составляющих врачебную тайну, но на него можно ответить, не нарушая ее.
– Вероятно, это правильно. Но вы отдаете себе отчет, мистер Стерн, что это рискованный шаг с вашей стороны?
Посмотрев на меня, Сэнди четко произносит:
– Мы готовы рискнуть, ваша честь.
– Ну что же, послушаем, что нам скажут. Прошу зачитать последний вопрос мистера Мольто.
Стенографистка, встав, читает сухим, невыразительным тоном:
– Вопрос мистера Мольто: «Свидетель, мистер Сабич не говорил вам, что убил Каролину Полимус?»
Судья кивает свидетелю:
– Прошу.
– Нет, не говорил, – спокойно отвечает Робинсон. – Ничего подобного я от него не слышал.
По залу проносится вздох облегчения. Присяжные с удовлетворением кивают. Учительница мне улыбается.
Но Мольто не отступает:
– В ваших разговорах вы когда-нибудь затрагивали тему убийства мисс Полимус?
Сэнди возражает:
– Я протестую против этого вопроса и всех дальнейших, касающихся бесед моего подзащитного и доктора Робинсона.
– Протест принят, – говорит Ларрен. – Я накладываю запрет на вопросы такого рода. В лучшем случае они будут считаться не относящимися к делу. Допрос свидетеля закончен. Доктор Робинсон, благодарю вас, вы свободны.
– Ваша честь!.. – кричит Мольто.
Нико берет его за руку и решительно отводит от судейского стола.
– Обвинение, кажется, намерено закончить сегодняшнее заседание. Я не ошибаюсь?
– Да, ваша честь, – отвечает Нико. – От имени народа округа Киндл обвинение предлагает отложить прения до следующей недели.
– Дамы и господа, – обращается Ларрен к присяжным, – в это время я обычно прошу вас покинуть этот зал, чтобы вы могли побыть в выходные дома и отдохнуть. Но сегодня я хочу сказать вам кое-что важное: суд больше не нуждается в ваших неоценимых услугах по разбирательству этого дела…
Сначала я не понимаю, о чем он говорит, но когда меня бросаются обнимать Джейми и Сэнди, до меня доходит смысл произошедшего. Суд надо мной закончен. Я плачу, закрыв лицо руками. Потом сквозь слезы слышу Ларрена, который говорит присяжным:
– Последние двое суток я много размышлял над этим делом. На этом этапе судебного процесса защита, как правило, выходит с ходатайством оправдать подсудимого, но судья чаще всего принимает решение продолжать разбирательство. Обычно имеется достаточное количество весомых доказательств, и присяжные выносят вердикт о виновности. Так оно и должно быть. Но никого нельзя обвинить в совершении преступления без достаточных на то оснований. Этого требует элементарная справедливость. В нашем же случае, по моему убеждению, справедливость была попрана. Понимаю, у обвинения есть подозрения, и подозрения серьезные. До самого последнего времени я и сам был склонен их разделять. Сейчас ситуация изменилась, поэтому я не могу позволить, чтобы вы, как на кофейной гуще, гадали над недостаточными или косвенными уликами. Это было бы несправедливо в отношении вас и, что еще важнее, в отношении мистера Сабича. Человека нельзя судить на основании такого зыбкого обвинения. Я не сомневаюсь, что вы вынесли бы вердикт: «Невиновен». Однако мистер Сабич не должен дольше жить под дамокловым мечом сурового приговора. Полностью отсутст