– Думали, выдаст в будущем царь свою сестру за нашего царевича, – вдруг объяснил высокий грузин, – а ни о какой свадьбе и слуха нет!
Царевна вспыхнула и гневно посмотрела на дерзкого, осмелившегося дотронуться до ее самого больного места.
При этих словах вошли царевич и Леон; оба отлично слышали их. Мальчик широко открыл свои и без того большие глаза, и в них отразились недоумение и любопытство, когда он изумленно взглянул на мать.
Царевна закусила губы и отвернулась.
– Зачем языком болтаешь, чего не знаешь! – строго остановил грузина Вахтанг Джавахов.
– Все о том говорят в Грузии, – ответил грузин.
– Женщины говорят! – насмешливо возразил Орбелиани, смекнувший, что царевне этот разговор неприятен. – Какой же царевич жених? Ему еще учиться надо. Долго пришлось бы дожидаться свадьбы!
– А зачем же царевича вызвали в Москву? – не унимался высокий грузин.
– Мало ли зачем! Вот скоро и сам царь Теймураз сюда приедет, – сказал Джавахов. – Может быть, тоже жениться?
– Расскажи, князь, – обратился царевич к молодому грузину, – где же дедушка?
– Царь Теймураз в Имеретии у царя Александра.
– Все еще там? Дедушка очень горюет?
– Как же не горевать, лишившись своего царства, скитаясь по чужим краям, прося милости, крова и пищи. Всякому это горько, а могущественному грузинскому царю и того горше! Сколько раз грузины имели славные бои и всегда побеждали! Не многолюдством, а верою и молитвою, и Бог всегда помогал нам. А теперь, верно, грешны мы стали – отступил от нас Господь Бог, лишила нас заступничества Богоматерь, и царь наш как изгнанник должен скитаться по чужим землям!
Голос рассказчика дрогнул, и все слушатели безмолвно поникли головами.
После непродолжительного молчания заговорил совсем старый, седой как лунь грузин.
– Сам царь Теймураз во всем и виноват, – неожиданно проговорил он и начал в подробном рассказе излагать для сведения всего грузинского совета историю недавних сношений их царства с Россией.
Он говорил о том времени, когда стал теснить Грузию шах Аббас; царь Теймураз тогда растерялся, помощи стал у всех просить, к русскому царю послов послал, в холопы просился, заступничества молил! Грузин, свободных сынов гор, вздумал он отдать в подданство русскому царю, лишь бы только получить несколько тысяч ратных людей! А что получил? Русским некогда было заниматься далеким царством, от которого они мало ждали пользы. Вот они и оставили Грузию беспомощной, слабой, на разор соседним народам, и те стали над грузинами издеваться. Смеялись, говорили: «Вы поддались московскому государю, он вас и должен вызволить; а он вас выдал, за вас не вступается, что ему до вас?» – и стали смелее разорять Грузию. Но Теймураз все не переставал проситься «в холопы» к русскому царю.
Едва на престол московский вступил нынешний царь, он опять униженно написал последнему: «Как у отца твоего был я с сыном своим и со всею Грузинскою землею в холопстве, так теперь и тебе, великому государю, бью челом в холопстве; внука своего пришлю тебе в Москву в холопы. Да вели к нам послать митрополитов, сколько изволишь, государство грузинское – Божье да твое; и вера так же была справлена, как и в твоем великом государстве». Но царю московскому опять было не до Грузии.
Шах Аббас, узнав, что Теймураз бил челом русскому царю, напал на Грузию, разорил ее и убил сына Теймураза, а дочь увел в Персию и выдал насильно за своего отца Caфи, православная грузинка обасурманилась. Тогда Теймураз окончательно испугался нагрянувшей на него беды. Совсем сбили его с толку, и он велел сказать русскому царю, что и послал бы ему своего внука Николая, да боится шаховых людей – они, мол, его не пропустят. И вот только на это предложение из Москвы был прислан наконец Никита Толочанов с соболями, а помощи и ратных людей так народ грузинский и не увидел.
– А по-моему, – закончил свой рассказ седой грузин, – самое лучшее будет, если мы вернемся в Кахетию и уговорим царя собрать имеретинский, дадьянский, гуриельский, гурийский и другие соседние народы и подняться всем нам на шаха Аббаса своими силами.
Князь Джавахов, все время молча и внимательно слушавший речь грузина, тяжко вздохнул.
– Ты хорошо говоришь, князь Зичианов, – сказал он, – и все правдиво сказал, но ты забыл, что все соседи мирной Грузии перессорились между собой и никогда не могут действовать согласно. И вот почему из могущественного когда-то царства мы делаемся ничтожными подданными другого царя, чуждого нам по крови и обычаям!
Безысходной печалью веяло от слов старого славного служаки, и слезы грусти блеснули в его глазах.
Царевич Николай слушал речи стариков с нахмуренным челом. Воспитанный в любви и почтении ко всем старшим, он не мог громко возражать на их речи, но в душе ему было больно это осуждение действий любимого дедушки, которого он со свойственным детям обожанием считал безупречным.
Леон слушал прения стариков рассеянно. Он уже давно привык к речам грузинских стариков, к их безрезультатным спорам и легкомысленным мечтам. Ему сделалось скучно, и он стал думать о девушке, виденной им утром в окне.
– Теймураз предлагал своего старшего внука Иоасафа в шурины Алексею Михайловичу, – произнес между тем князь Зичианов, – но, видно, такое родство царю не нравится. А чем? Разве цари грузинские ниже царя московского родом?
– Царь Баграт еще во втором веке пришел царить в Грузию, когда Русь еще и не существовала.
– Зато теперь московский царь могуч, – возразил Джавахов, – а Грузия ничтожна! Родниться с нею какая честь?
– А сколько богатств в Грузии, какая у нас плодородная земля! – возразил Зичианов. – Разве есть на Руси что-нибудь похожее на нее? И отказываться от такой страны!..
– Они все равно не сумеют обращаться с нашей землей, не сумеют добыть из нее богатств, – заметил Джавахов. – Так ты говоришь, – обратился он к высокому грузину, – что наш царь собирается в Москву?
– Да. Ему у царя Александра тяжело, скуден он всем, а в свое государство от неприятелей ехать не смеет.
– А бабушка тоже с ним? – спросил царевич.
– И царица с внуком и внучкой, и всего человек с триста людей.
– А зачем царь едет сюда? – спросила царевна.
– Хочет служить великому царю московскому.
Бледные щеки царевны вспыхнули, и губы дрожали, когда она заговорила:
– Служить? Царь грузинский будет служить!
– Это так, царевна, по-русскому говорится, – объяснил Джавахов, – а поистине он в союзники к нему просится.
– На что такой союзник нужен московскому царю? – с горечью произнесла царевна, но ей никто не ответил.
Уже давно лучшие умы Грузии сознавали, что их царству настал видимый конец; вопрос был только во времени и в том еще, кто именно наложит на него руки. Очевидно, Московское государство, гигантскими скачками поднимавшееся в своем могуществе, не торопится воспользоваться своим преимуществом и не желает налагать на Грузию свою тяжелую длань; кто знает, не раскается ли оно со временем в своем надменном пренебрежении?
Теперь грузин угнетала одна забота, чтобы персы или турки, убедившись, что Грузия не в силах защищать себя, не поделили ее между собою или просто не забрали в свою власть и не обасурманили грузин, обратив их в магометанскую веру.
– Мы много лет прожили в Москве, а ничего для родины не сделали, – проговорил Орбелиани.
– Что же нам делать? – спросила царевна.
– Нам – мало что делать, потому что мы только умеем владеть оружием, а ты, царевна, – женщина… А женщина может все сделать! Подружись с царицей, с царевнами, с этой всевластной боярыней…
Царевна невольно вздрогнула при воспоминании о надменной царской любимице.
– Я знакома с ними, – тихо возразила она.
– Этого мало. Сделайся для царицы тем же, что эта боярыня.
– Разве я могу? – гордо спросила царевна, вся вспыхнув. – Разве я могу стать холопкой?
– Ты не так поняла меня, царевна, – сказал Орбелиани, – я не советую своей царевне поступать, как не подходит ее сану. Но дружба с русской царицей не зазорна грузинской царевне…
– Позвольте мне слово молвить, – вмешался наконец все время молчавший Леон.
Отец, сдвинув сурово брови, глянул на него. С некоторых пор он был сильно настроен против сына. До него стали доходить слухи, что Леон слишком часто бывает у боярыни Хитрово, что его занятия с царевичем идут вяло, что он потакает во всем мальчику. Но главное, что сердило старика, так это таинственное приключение с кинжалом; он чувствовал, что тут что-то произошло, о чем сын не хочет сказать ему, и эта-то скрытность сильно раздражала князя.
– Ну, что ты можешь сказать? – спросил он, недружелюбно посмотрев на Леона.
Последний смешался от такого явного пренебрежения со стороны отца, тем более что отлично понимал причину такового и сознавал, что старик имеет основание сердиться, и замолчал на полуслове.
– Говори, коли начал, – одобрил его князь Орбелиани. – Всякий совет не лишний.
– Я пригляделся к здешним обычаям, – неуверенно начал Леон, – и кажется мне, что надо бы подкупить кое-кого из бояр!
Грузины с недоумением посмотрели на молодого человека, а его отец махнул рукой и, усмехнувшись, промолвил:
– Ну, что же я говорил? Что может он сказать толкового? Совсем с пути сбился молодец!
Леон вспыхнул, хотел резко возразить отцу, но вовремя удержался и только до крови закусил губы.
За него неожиданно вступилась царевна.
– Князь Леон прав, – тихо проговорила она. – Я тоже думаю, что давно следовало сделать подарки кое-кому из бояр.
– Подкуп бояр? Это опасный шаг! – проговорил какой-то осторожный грузин.
– Да и кого подкупать? – спросил Джавахов.
– Милославского лучше всего, – ответил Леон, – он принимает подарки и пользуется большим влиянием при царе.
– Ой уж мне этот советник! – покачал головой Вахтанг Джавахов. – Введет он нас в беду!
– Мое дело сказать, а ваше – принять или отвергнуть, – задетый за живое, ответил Леон.