– А, это ты, Нина? – ласково проговорила она, узнав княжну Каркашвилли. – Что, дитя? Ты так бледна, так печально глядят твои глазки! Что с тобою?
– Я не о себе пришла с тобою говорить! – тихо ответила девушка.
– А о ком же? – изумленно спросила царевна. – Ну, говори же! Да подыми же свою голову, посмотри на меня! – И она, взяв девушку за подбородок, насильно подняла ее лицо, вспыхнувшее под пытливым взглядом.
– Пусти, – высвободилась из ее рук княжна, – я пришла спросить, скоро ли мы уедем домой из этой холодной, страшной страны к себе, под чудное синее небо, под тени наших развесистых платанов, в наши лиловые горы? Скоро ли мы уедем? – с тоски произнесла молоденькая княжна и заломила руки.
– Дитя! – грустно возразила царевна. – Разве мы с тобою птицы, чтобы лететь, когда захотим и куда захотим?
– Мы не птицы, но ты – царевна…
– Царевна без царства, без крова, без почестей, – с горькой улыбкой проговорила Елена Леонтьевна. – Печальная царевна, что и говорить!
– Оставь этих русских! – страстно заговорила Нина. – От них мы никогда ничего не получим. Лучше же просить помощи у персов! Подожди… Ты думаешь, я не знаю, что наше посольство обнищало, все время давая этим жадным людям пеш-кеши? Разве я не знаю, что лучшие жемчуга ты заложила у еврея и послала этому ненасытному боярину?.. И что же? Ничего не выходит! Они нас исправно обирают и над нами же глумятся… Чего же еще ждать?
Царевна слушала ее молча, немного отвернув от нее лицо, по которому текли слезы.
– Но ты знаешь, – наконец произнесла она, – что скоро приезжает сам Теймураз.
– Зачем, зачем он едет сюда? – со стоном вырвалось у девушки.
– А куда ему преклонить свою седую голову? Ведь он всеми покинут… Где ему искать защиты, как не у русского царя? Мы ничего не сделали; может быть, ему посчастливится. Но, дитя, скажи, зачем ты занимаешься государственными делами? Твоей ли юной головке обсуждать такие вещи? Тебе только надо петь, плясать и веселиться, да еще любить…
На длинных ресницах княжны задрожали слезинки, и, чтобы скрыть их от царевны, она низко опустила голову.
– Вот видишь, дитя, тебя что-то другое гнетет, а не только наши печальные дела. Не за этим ты и ко мне шла. Скажи, Нина, будь со мною откровенна.
– Царевна, ты так внимательна ко всем нам… так заботишься о нас… Но некоторых из нас ты забываешь… Они делают что хотят, их страдания тебя не тревожат…
– Кто же это, Нина, кто? – с изумлением спросила Елена Леонтьевна.
– Леон Вахтангович, например. Посмотри, как он изменился, как исстрадался здесь.
– Дитя! – серьезно произнесла царевна. – А что тебе до страданий князя Джавахова? Да и разве кроме него все у нас счастливы?
– Леон… Леон – мой друг, товарищ моих детских игр, царевна, – не подымая глаз, ответила княжна.
– Друг, товарищ, и только?
Смуглое лицо княжны вспыхнуло, и она в смущении вертела в пальцах янтарные четки.
– Отвечай же, Нина! Ты заботишься о князе только потому, что он твой друг и товарищ детских игр? Ведь ты солгать мне не можешь? Да и не надо, твое смущение и румянец выдали мне твою тайну. Ты любишь его, да, я это вижу! Ну, что же, пусть это тебя не смущает, Нина. Ты молода, а это чувство присуще молодости. Я поговорю с ним…
– О царевна… Я не хотела этого; мне казалось… он грустит о ком-то другом…
– О ком же, как не о тебе? Ты такая скрытная!
– Нет, нет, причина его грусти – не я.
– О маленькая ревнивица! – засмеялась Елена Леонтьевна. – Ты хочешь послать меня на разведки? Ну, хорошо, я берусь за твое дело.
– О, как ты добра! – произнесла растроганная княжна, покрывая руки своей царственной подруги поцелуями.
– А чтобы не откладывать нашего дела, ступай поди позови князя Леона! Или пошли кого-нибудь за ним… Он дома?
– Дома, – тихо прошептала девушка. – Вчера он был во дворце, на пирушке у царя, и вернулся оттуда мрачнее черной тучи. Потом он опять вскоре вышел и… вернулся, чуть заалела на востоке заря. Я видела, какая страшная печаль светилась в его глазах, хотела утешить его, пошла ему навстречу, думала – он меня заметит и, как бывало прежде, ласково заговорит со мною. Но он прошел мимо, даже не взглянув на меня! – докончила княжна и заплакала.
– Полно, Нина, не плачь, он тебя просто не видел; дай же я поговорю с ним. Я уверена, что его глаза снова загорятся лаской и счастьем, а на твоих щеках снова вспыхнет румянец радости. А теперь ступай пошли кого-нибудь за князем, я же пока оденусь.
Девушка поспешно вышла, а царевна начала совершать свой туалет. Она была почти уже одета, когда в дверь постучали.
– Войдите, – ответила Елена Леонтьевна.
Леон вошел и поклонился, скрестив по тогдашнему обычаю на груди руки.
– Садись, князь, – указывая на тахту, проговорила царевна. – Я рада видеть тебя. Ты так редко стал бывать дома и показываться на мои глаза.
– Дела, царевна! – уклончиво ответил князь.
– Какие же – государственные или личные? – попробовала пошутить с ним Елена.
– И те и другие.
– Ну, хорошо. А кинжал свой нашел?
– Нашел. Вот он.
– Старый князь видел его?
– Нет еще! – смутившись, ответил юноша.
– Леон… могу я еще так звать тебя? – задушевным голосом спросила царевна.
– О царевна, – ответил растроганный молодой человек, – я всегда твой покорный раб!
– Ты стал грустен в последнее время, тебя что-то гнетет. Доверься же мне! Может быть, я помогу тебе, несмотря на всю свою слабость и незначительность при здешнем дворе!
– О, ты, конечно, можешь, если бы только захотела! – со вспыхнувшей надеждой в груди горячо произнес юноша. – Одно твое слово – и мою тоску как рукой снимет!
– Ну, так говори же скорей! Я произнесу это слово, от которого зависит превратить твою тоску в радость!
– О, как ты добра! – вскрикнул князь Леон и горячо поцеловал руки царевны. – Видишь ли, царевна, я полюбил одну девушку…
– Ну, в этом еще небольшое горе… Разве ты полагаешь, что она тебя не любит?
– Нет, в ее любви я уверен, но ее отец отказал мне, потому что я беден.
– Но и они небогаты, – ответила изумленная царевна, – едва хватит на выкуп за невесту. Но ты, значит, давно любишь ее? И еще до отъезда из Грузии говорил о том с князем?
– Не понимаю, царевна, о чем ты говоришь? Люблю я ее, правда, давно, зимой еще полюбил, а с князем говорил только вчера…
– Вчера? Но этого не может быть! – воскликнула царевна Елена. – Вчера ты не мог видеть князя.
– Я видел его на пиру у царя и говорил с ним. Он резко и обидно отказал мне. И нам осталось одно – умереть! – проговорил Леон, до боли закусывая губы.
– Постой, постой, – остановила его царевна. – Скажи мне, кто эта девушка? Наша она или…
– Она русская…
– Имя, имя ее?
– Но ты знаешь, – изумился Леон, – ты назвала ее отца князем. Это Ольга, княжна Пронская.
– Пронская? – широко раскрытыми глазами посмотрела на юношу царевна. – Пронская… ты любишь русскую… княжну Пронскую? – бессвязно повторила она.
– Тебя это огорчило, царевна? – грустно спросил Леон. – Да, вижу я, что над моей любовью нависло что-то роковое, как грозовая туча. Единственная надежда у нас осталась – ты, и вот эта надежда рушится.
– Бедная, бедная Нина! – тихо прошептала царевна Елена.
Джавахов с изумлением посмотрел на нее, но долго не останавливался на мысли, мелькнувшей в его голове и так мало имевшей отношения к его чувству. Он тихо и безнадежно проговорил:
– Ты, значит, отказываешь мне и своего слова не произнесешь перед князем?
– Что я могу? – печально спросила царевна.
– Но ты… тебя так почитает князь Борис Алексеевич; одно твое ласковое слово – и он все, все для тебя сделает.
– Ты хочешь, чтобы я просила князя? – гордо произнесла Елена Леонтьевна.
– Просила – нет, – робко возразил Леон, – но сказать ты ему могла бы: он для тебя все, все сделает, чтобы только увидеть на твоем лице улыбку, услышать из твоих уст ласковое слово… Он на все согласится.
– Ты забываешься, князь! Горе отняло у тебя разум, и ты не понимаешь того, что говоришь и кому говоришь.
– Прости, прости! – опускаясь на колени, прошептал Леон. – Но я так несчастен, так одинок! Ты, одна ты, на которую я еще надеялся, которой осмелился открыть свою душу… О, прости, прости меня, царевна! Я потерял разум.
Безграничное горе юноши тронуло доброе и отзывчивое сердце царевны.
– Встань, и обсудим вместе, что мы можем сделать. Княжна любит тебя, но она уже невеста, и Пронский никогда не откажется от своего слова.
– Попробуй, – робко попросил Леон.
– Хорошо, ради… Впрочем, я ничего тебе не обещаю. А если я предложу тебе… отказаться от этой девушки?
– Царевна! – твердо произнес Леон. – Мы с нею решили этой ночью… вместе умереть!
Царевна чуть слышно вскрикнула и схватила Леона за руку.
– Безумцы! Умереть в такие молодые годы, – задумчиво проговорила царевна, точно рассуждая сама с собою, и ее взоры стали глубоко печальны. – Сколько нужно было страдать, чтобы созрело такое решение!
– Лучше умереть, чем жить с такими страданиями в сердце, – тихо проговорил Леон.
– Но вы можете бежать!
– Куда, царевна? Люди князя нас всюду сыщут. Вчера боярин Милославский предложил мне за этот кинжал… две вотчины.
– И ты? – с жадным нетерпением спросила царевна.
– Я… боролся, – бессильно ответил юноша, – но отказал. Этот кинжал…
– Я знаю… ты хорошо сделал, – страстно проговорила царевна Елена. – Ты настоящий грузин, настоящий честный воин. Я сделаю, что позволят мне мой сан и мое положение: я поговорю с Пронским и от твоего имени попрошу у него руки дочери.
– Как ты добра! – восторженно вскрикнул Леон.
– Он, вероятно, сегодня зайдет ко мне, – стыдливо опуская глаза, сказала Елена Леонтьевна, – потому что за ним посылали наши старики. Надо просить у царя людей для встречи царя Теймураза… Я поговорю с князем…
– Благодарю, благодарю! – И Леон, еще раз почтительно поцеловав руку царевны и неслышно ступая в своих мягких чувяках, вышел из комнаты.