о пожрать этому пингвину».
Карман опять потяжелел, Олег облегченно выдохнул и потерял сознание.
Очнулся он от боли – она накатывала приступами. Начиналась в шее, потом простреливала висок и опускалась вниз, к ключице. Охнув, Олег схватился за шею и открыл глаза, но вокруг по-прежнему была темнота. Он еще и зрение потерял?!
– Очухался? – послышался знакомый голос.
Олег попытался сесть, левый бок тут же отозвался резким уколом, который затих где-то под лопаткой. Наверное, он застонал, потому что тот же голос спросил:
– Больно? Порядком тебя отделали.
Наконец, опираясь руками на неровную, шершавую стену, Олегу удалось приподняться и сесть. Он пошевелил руками, наклонил голову, прислушался к себе – вроде порядок. Повернул торс – бок пронзила резкая боль, но ребра вряд ли сломаны, скорее, поврежден нервный узел. Причем намеренно. Для организма не фатально, зато очень и очень неприятно. Олег был уверен: тот, кто сумел его вырубить, сделал это специально, просто чтобы продемонстрировать свое превосходство.
Сцепив зубы, чтобы не застонать, Гончар поднялся на ноги. Не дрожат – уже неплохо. И еще одна радостная новость – он видит! Это просто вокруг темно.
Скудный дневной свет проникал сквозь маленькое зарешеченное окно где-то под потолком, освещая лишь небольшую часть помещения. Другой конец подвала терялся в темноте, не давая возможности оценить его размеры. В том, что его бросили в подвал, Гончар не сомневался. Что еще это могло быть? Облупившиеся кирпичные стены, грязный, загаженный пол. Влажный, нездоровый воздух, провонявший сырой землей и застарелой мочой.
Фигура в темном углу зашевелилась и выдвинулась вперед, оказавшись на свету. Гончар с удивлением узнал Симанского. Разбитое в кровь лицо покрылось коростой из запекшейся крови и грязи, под которой некогда правильные черты выглядели жуткой маской. Наполовину оторванный воротник свисал на спину, спереди на рубашке темнели засохшие бурые пятна.
На полу валялись две пластиковые бутылки, одна пустая, в другой еще оставалось немного воды. Почти ползком Гончар подобрался к бутылке и, не контролируя себя, выхлебал все до дна.
– А ведь это была вся моя вода, – с кривой усмешкой произнес Симанский.
– Что это за место? – пробормотал Гончар.
– Подвал в старом бараке в центре Зоны, – ответил биолог. – Ты-то каким образом сюда угодил?
Гончар проигнорировал вопрос и задал свой:
– Отсюда есть выход?
Симанский покачал головой:
– Не думаю.
Олег прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте, но дальний конец подвала тонул во мраке. Опираясь рукой на стену и стараясь не застонать от боли, он добрел до окна. Подтянулся, ухватившись руками за железные прутья решетки, но ничего, кроме редкой колючей травы и обломков кирпичей, увидеть не смог – окно находилось у самой поверхности земли. Железные прутья хоть и были старыми, но сидели крепко – ни расшатать, ни выломать их не удастся.
Сделал еще несколько шагов. Доковылял до железной двери без ручки. Заперто. Да и разве могло быть иначе? Попытался, обламывая ногти, отжать дверь, но она не сдвинулась ни на сантиметр. Выругался и потащился обратно.
Симанский с интересом наблюдал за Олегом. Удовлетворенно хмыкнул, когда тот разочарованно уселся на сырой пол, подложив снятую ветровку.
– Я же говорил, – заметил он.
Говорил он… Гончар хотел было обматерить ученого, но понял, что злится на себя.
Надо же так подставиться! Оставалось надеяться, что у Мартины с Толиком все получилось. Он откинулся к стене, поерзал, выбирая позу поудобнее, дождался, когда боль успокоится, и прикрыл глаза. Не похоже, что его скоро выпустят отсюда. Убивать по понятным причинам не станут, а держать до морковкиного заговенья могут вполне, дожидаясь, пока они не загнутся сами. Вон Симанский, сколько он уже тут сидит?
– Что с тобой произошло? – спросил его Олег. – Мы думали, ты погиб на метеостанции, нашли окровавленную куртку…
Симанский пошевелился, придвигаясь, – явно был не прочь поговорить. От него изрядно пованивало.
– Как видишь, слухи о моей смерти оказались преувеличены, – хмыкнул он. – Просто мне нужно было попасть в центр Зоны, на территорию научной базы, я и в вашу чертову экспедицию вписался только из-за этого. А все потому, что Даймлер, эта скотина… – Встретив недоуменный взгляд Олега, Симанский уточнил: – Научный руководитель всей этой лабуды под названием «Биотех-5»… Так вот, все из-за того, что этот редкостный говнюк… Дважды говнюк…
…Если восемнадцать лет назад молодые ученые рвались работать вместе с профессором Даймлером, считая его гением, то Павел Симанский оказался в Забайкалье помимо своей воли. Ему вполне хватало таланта и честолюбия, чтобы заниматься своей темой, а не смотреть в рот Даймлеру в ожидании крошек с барского стола. Однако после обнаружения Аномалии «Меркурий» полностью сосредоточился на ее исследовании, все остальные теоретические изыскания без надежды на быструю окупаемость были прикрыты. Тема, разрабатываемая Павлом, оказалась в их числе. А чтобы младший научный сотрудник не бездельничал и не смотрел на сторону в поисках щедрой руки, Даймлер прихватил его с собой. Все-таки признал, скотина, пусть и косвенно, что Павел – талант.
С большим трудом уцелев в той передряге, Симанский вернулся в «Меркурий». Тему его не то чтобы открыли заново, но разрешили заниматься ею в свободное от работы на Даймлера время. Крошки с барского стола – это все же лучше, чем ничего. Так прошло восемнадцать лет. И вот, когда Симанский почти достиг прорыва, когда он как никогда был близок к результату, его тему опять закрыли. Уже окончательно, без какого-либо выбора. И снова из-за Аномалии. Вернее, выбор был – или опять в рабство к Даймлеру, или увольнение. Более того, во втором случае Павел оказывался на улице с пустыми руками – все его разработки принадлежали «Меркурию». Покрутившись в курилках, Симанский выяснил, что все темы, не относящиеся к Аномалии, закрыл лично Даймлер. Симанский вспылил, хлопнул дверью, а поостыв, решил отомстить. Терять ему было нечего.
Экспедиция профессора Лазерсона в Зону подвернулась как нельзя вовремя. Вписаться в нее оказалось не так уж и сложно – профессор не возражал, ему, похоже, вообще было все равно, кто из специалистов пойдет с ним в Зону.
– Ну а дальше все просто: купил у сталкеров карту с проложенным маршрутом, да только хреновый из меня следопыт оказался, – закончил Симанский. Помолчал немного и добавил: – Когда ты только что закончил университет, подобное воспринимается легко. Да, неприятно, обидно, но не смертельно. Но когда ты двадцать лет жизни вложил в работу, когда стоишь на пороге открытия, а тебя вот так вот…
Он закашлялся и потянулся к бутылке. Выдавил в рот последние капли и невесело скривился:
– Обслуживание в этом отеле явно не на высоте.
– И что же ты собирался сделать? – спросил Олег.
– Свалить от вас при первой возможности и сорвать этому говнюку эксперимент, – просто ответил биолог.
– А кровь на куртке откуда? Специально для нас инсталляцию устроил или случилось что?
– Случилось. Кровь неожиданно пошла носом. Заметил, когда все пузо заляпал. Возвращаться назад не стал – вдруг кто-то из вас уже проснулся, а двигаться дальше в таком виде – только волкам привет передавать.
– Каким образом ты собирался сорвать эксперимент?
– Для начала думал вывести из строя источники энергии, они довольно хрупкие: металлическим ломом пройтись – и готово. А дальше по обстоятельствам, – прозвучал уклончивый ответ, и у Олега создалось впечатление, что Симанский темнит.
– Про детей знаешь что-нибудь?
– А, так ты тут из-за них… Герой-освободитель… За медаль стараешься или по личной инициативе? – Симанский заворочался, меняя позу. – Этот дебил Даймлер считает, что детский мозг более гибок и восприимчив к контакту. Сейчас в связке с Аномалией находится Анита, и хрен ее знает, жива она или нет. Думаю, нет – все-таки восемнадцать лет торчит там. Вот и Даймлер, скорее всего, того же мнения и собирается заменить ее кем-то помоложе. А может, добавить к ней еще кого-нибудь.
Симанский подождал, пока Гончар закончит чертыхаться.
– Вот-вот, единственное, что остается, – материться, потому что помочь им ты не сможешь. Если я ничего не напутал, то эксперимент начнут уже завтра утром. Только не думаю, что у Даймлера все пройдет гладко, он ведь у нас гений, а гении на мелочи не размениваются, они стратеги, деталями не заморачиваются, так что первый блин у него выйдет комом. Да и остальные тоже. А когда эта партия детишек закончится, сгоняют за следующей, потому что, когда вместе сходятся два упыря, один от науки, другой от бизнеса, так и получается.
– Ну, передо мной-то праведника можешь не изображать, – усмехнулся Гончар. – Ты ведь тоже из таких – не детей спасать шел, а обиду свою вымещать.
– Зато ты у нас герой! – тут же нашелся Симанский. – Только вот толку от твоего героизма – чуть: сидишь со мной в грязном подвале, совесть успокаиваешь, хотя мог бы просто не доводить до этого. Я сейчас не столько про тебя, сколько про всю вашу организацию – ведь целый год у вас под носом подготовка шла, а вы и не в курсе.
Олег сначала хотел ответить, потом просто вмазать Симанскому – кулаки сжались сами собой, – но ничего не сделал. Павел, почувствовав его состояние, усмехнулся:
– Ну врежь мне, я же вижу, что хочется. Давай, может, полегчает.
Нет, не полегчает, хотел сказать Гончар, но его опередил протяжный скрип, и в приоткрывшуюся дверь пинком втолкнули человека. Шатаясь, тот пробежал несколько шагов, пока не растянулся на полу. Его руки были связаны за спиной. Он попытался подняться на ноги, но полы то ли накидки, то ли длинной рубахи мешали.
– Толян, ты? – приглядевшись, спросил Гончар.
– Ага, я. – Косорылый зло выругался. – Значит, не только мы облажались.
– Что с Мартиной? Вы видели детей? Катя и ее сын с ними?
Косорылый молча пыхтел, пытаясь ослабить стяжку. Гончар поднялся и освободил его. Толик принялся растирать запястья, ругаясь сквозь зубы.