В этот момент дзынькнул звонок телефонного аппарата. Сапежка схватил трубку.
— Алё, алё… Гомель! Гомель? Губчека? Товарищ Усов, Сапежка докладывает. Да-да, Сапежка. Я тут, в уезде. Побывал всюду, где эти товарищи из Москвы были. Что? Ничего подозрительного. Все законно. Да, да… Я с ним встречался раньше, в Захаричах. А на днях их видел и проверял начальник милиции… — Пощелкал пальцем, чтобы подсказали фамилию. Подсказала секретарша. — Мирончик проверял документы… Жалоб от трудящихся не поступало. Нет, никто не жаловался. Товарищ Усов, разрешите возвратиться домой. Семен Пахомович, надо побывать, сами знаете, женка ждет. Добре, слушаюсь, понял! — прокричал он радостно, повесил трубку, крутнул раз-другой ручку, давая знать, что разговор окончен, и лицо его просияло, глаза засветились, вроде даже стали побольше.
— Хорошо быть женой, — вздохнула секретарша. — Сидишь дома, мужика ждешь…
— Я всего месяц назад женился, — признался Сапежка смущенно. — Ну, пойду на станцию. Смотрите тут. А отряд Пилипенки к вам идет. Он тут прочистит леса. Будьте любезны, — попросил он секретаршу, — покажите, как на станцию ближе пройти.
Секретарша встала из-за стола и пошла к двери. Ступала в своих пеньковых лаптях мягко, как по войлочной дорожке. Когда, проводив Сапежку, возвратилась, сказала:
— Кричал, бегал… Я думала, он нервенный, а он, гляди-ка, тихий. Женку любит.
— Очень ему не хотелось, чтобы те московские уполномоченные оказались…
— Кем оказались? — не поняла секретарша.
— Не теми, кому на самом деле был выдан мандат. Есть у меня подозрение. Надо заняться ими…
Москва. Б. Лубянка, 11.
Вторично докладываю, что после проверки нашими товарищами личности Сорокина и его действий незаконных актов с его стороны не установлено.
Зам. нач. Гомельской губчека.
Расставшись с Сапежкой, Иванчиков походил по деревне и услыхал от людей, что «комиссары в хроме» — так называли московских уполномоченных расспрашивали дорогу в Грибовцы, куда, по всей видимости, и подались. Он тоже решил пойти туда, надеясь, что именно там и произойдет встреча. У Иванчикова уже сложилось твердое убеждение, что тот Сорокин, которого видели в Захаричах Катерина, Сапежка и Ксения, и тот, что был здесь вчера, — люди разные. По рассказам, они и внешне не похожи. Значит, мандатом того Сорокина пользуется кто-то другой и на этого-то другого и шлют жалобы. Вот и нужно, непременно нужно как можно скорее увидеть их, проверить, задержать.
Катерина и Ксения, пока Иванчиков ходил по деревне и беседовал с людьми, ждали его в сельсовете. Вернувшись, он высказал просьбу, чтобы они сходили с ним в Грибовцы.
— Они как пить дать там будут, — уговаривал он. — Туда направились. Кто же подтвердит, как не вы, тот это Сорокин или нет. Помогите, прошу вас.
Ксения согласилась сразу — в Грибовцах у нее родня. Катерина замялась, сказала, что и без того задерживается, к сыну нужно.
— Что ж, не можете, так не можете, — не стал возражать Иванчиков. — С Ксенией пойду, она ведь видела того Сорокина. — Он посмотрел на Ксению, и уши его занялись огнем.
Катерина промолчала, но потом, узнав, что это ей по пути к железной дороге, тоже согласилась. И они втроем направились в Грибовцы.
Не посчастливилось Иванчикову и на этот раз: не заявлялись туда уполномоченные. Ждал до вечера, наказал попу, председателю волостного Совета, чтобы, едва те придут, дали ему знать. А они не пришли. Пришлось заночевать в Грибовцах. Катерину взяла на ночлег к своей родне Ксения, а Иванчиков спал на сене во дворе у председателя. Спалось ему лучше некуда. Проснулся поздно, на двери хаты висел замок — председатель уже куда-то ушел. Он умылся водой из колодца и пошел к Ксении.
Та ждала его на лавочке.
— А мы позавтракали уже, — сказала Ксения, — вас ждали, не дождались. Председатель не накормил?
— Потерплю, — ответил Иванчиков.
— И Катерина ушла. В Липовку, на разъезд.
— Ушла все-таки, — пожалел Иванчиков. — Ну и пусть.
— Пойдемте в хату, — пригласила Ксения, — я вас покормлю.
Иванчиков поблагодарил и послушался. Встретила их старушка маленькая, сгорбленная, шустрая, с чистыми синими глазками.
— Здрасте, гостейка, здрасте, — засуетилась она вокруг Иванчикова. Метнулась к скамье, фартуком смахнула с нее пыль. — Садись, сынок, садись, только помоги мне стол придвинуть.
Иванчиков помог ей поставить стол теснее в угол, присел на скамью. Старушка тоже присела, на другую скамью, напротив, и принялась рассматривать гостя со свойственным ее возрасту любопытством. Оглядела с ног до головы и удовлетворенно помотала головой, должно быть, одобрила молодца, по душе ей пришелся. От такого повышенного к нему интереса Иванчиков даже растерялся: не мог взять в толк, чего это старая так уставилась на него.
— Бабка, поесть дай человеку, — попросила Ксения.
— Сейчас, сейчас дам, — поспешила к печи старушка и, доставая ухватом чугунок, добавила: — А хлопчик хороший, совестливый. Не брезгуй им, Ксенечка, не брезгуй.
— Бабка! — покраснела Ксения. — О чем ты?
— А о том, что он хороший. Ты же привела на смотрины, вот я и смотрю. И вижу: хороший. А ты красней, красней, невесте положено.
— Ну, бабка. — Ксения шмыгнула за дерюжку, висевшую перед полатями, и какое-то время оттуда не показывалась.
Бабка поставила на стол горшочек пшенной каши с салом, горлачик молока. Поклонилась, махнув головою чуть не до колен, и потрусила из хаты.
— Ну и бабка, — рассмеялся Иванчиков и позвал Ксению есть кашу.
— Не хочу, я поела, — ответила она, выходя из-за дерюжки.
Оба молчали, чувствовали себя скованно, неловко. И когда во дворе послышался чей-то мужской голос, Ксения обрадованно бросилась к окну, открыла его, высунулась.
— Этот хлопец из чека здесь? — спросил мужчина, и Иванчиков, выглянув в окно, узнал председателя.
— Здесь я, — ответил Иванчиков и вышел на крыльцо.
— Не пришли тые и не придут, — сказал председатель. — Говорят, в Крапивне девчонку ссильничали.
— Как ссильничали? Что вы несете? — не поверил Иванчиков.
— А так, как сильничают, — буркнул председатель.
— Что ж это такое, — совсем растерялся Иванчиков, пожал плечами, дернул шеей. — Может, вранье?
— Может, и вранье. Теперь всякого наслушаешься. А сюда не придут, и дожидаться нечего. Говорят, к чугунке торопились.
— К чугунке? А тут самый близкий полустанок Липовка?
— Липовка, — подтвердил председатель. — А они будто бы в Зарубичи пошли.
— В Зарубичи? Так надо скорее туда, надо там их встретить. — Иванчиков разводил руками, он еще не знал, что делать. Если поспешить на разъезд, то с кем и как? Да и сомнение брало: а может, и это ложные слухи, может, и на этот раз они ввели людей в заблуждение, объявив, что пойдут в Зарубичи?
Председатель, заметив растерянность Иванчикова, подсказал:
— До Зарубичей шесть верст. А поезд будет после обеда. Иди, успеешь.
И Иванчиков без раздумий согласился. В хату не возвращался, на завтрак махнул рукой. Оглянулся на Ксению с молчаливым вопросом. Та под его взглядом покраснела, а Иванчиков уже полыхал, особенно его уши, усыпанные веснушками.
— До Зарубичей сходим? — спросил он наконец тихо, словно извиняясь. А потом уже и в Березово, к тетке… Катерины же нет.
— Ладно, сходим, — ответила Ксения смущенно. Она поняла, что ее присутствие приятно Иванчикову, как и его присутствие — ей. — Это ведь недалеко от Березова.
И Ксения пошла с ним в Зарубичи.
Шли полем, когда увидели догонявшую их группу всадников.
— Ой, кто это? — перепугалась Ксения. — Бандиты?
Иванчиков тоже был испуган. Следил за всадниками настороженно, вытягивая шею, словно перед ним было какое-то препятствие, мешавшее их разглядеть. Если это действительно бандиты, то здесь от них и не уйти, и не отбиться. Иванчиков расстегнул кобуру и сдвинул ее вперед. Ксения, заметив этот его жест, еще больше перетрусила, спряталась за спину Иванчикова, вцепилась ему в плечи.
Всадники приближались, их было семеро, все с карабинами и шашками.
— Наши! — радостно вскрикнул Иванчиков, хотя никаких знаков, говоривших, что это красноармейцы, видеть еще не мог. — Мешков у них нет. Бандиты мешки возят с награбленным.
Всадники сбавили ход, а подъехав, остановились. Это в самом деле были бойцы с красными звездами на фуражках и кепках.
— Кто такие? — спросил ехавший впереди, должно быть, старший в группе, и, не дождавшись ответа, обернулся назад к молоденькому бойцу. — Савка, не этот?
— Нет, не этот, — ответил боец.
Иванчиков назвал себя, показал документы, спросил, кого они ищут.
— Двоих, с московским мандатом, — ответил старший. — Бандиты они. В Крапивне вот его сестру, — показал на Савку, — вдвоем изнасиловали. Фамилия одного Сорокин. Савка сам мандат смотрел.
У Савки дрожали веки, вот-вот заплачет, но закусил губу, пересилил себя.
— Так ты, значит, их видел? — спросил Иванчиков у Савки. — Где, в какой деревне?
— В Крапивне, — ответил за Савку старший.
— Вчера я был там и ничего такого не слышал, — не поверил Иванчиков.
— Они под вечер зашли в нашу хату, — со всхлипом сказал Савка. Сестра их накормила. А они ее… В лес пошли, в деревне не показывались.
— Говорят, в Зарубичи на разъезд подались, — выпрямился в седле старший. — Туда и мы подскочим. Ну если поймаем!..
— Послушайте, товарищ… Как вас?.. — забеспокоился Иванчиков.
— Отделенный Бобков.
— Товарищ Бобков, только без самосуда. Слышите? Задержите. Следствие надо провести. Следствие!
— Я им покажу следствие, — сказал Савка, не выдержал, заплакал, стал рукавом утирать слезы. — Я им… — и дернул поводья, вырвался со своим конем вперед. За ним помчалась вся группа.
— Меня там дождитесь! Меня! — кричал им вдогонку Иванчиков и некоторое время бежал следом. Потом остановился, обхватил руками голову. — Порубят, ей-богу, порубят. Савка зарубит.