Поскрипывание ручки прекратилось, ключ вновь заскрежетал во врезном замке: гольфисты все еще пытались открыть дверь без лишнего шума, не осознав, что именно им мешает.
Шеп стоял в классической шеповской позе, являя собой побежденного в руках жестокой природы, внешне ничем не напоминая чародея.
– Давай, дружище, – прошептал Дилан, – сделай это еще раз и сложи нас отсюда.
Руки Шепа по-прежнему висели как плети, он не попытался свести большой и указательный пальцы, вертануть ими и «перебросить» всех троих в безопасное место.
– Давай, малыш. Давай. Поехали.
– В этом же нет ничего плохого. Все равно что выплюнуть попавшего в рот комара, – напомнила Шеперду Джилли.
Скрежет ключа в замке вновь уступил место протестующему поскрипыванию ручки. Но спинка стула все еще не позволяла ей повернуться.
– Не будет складывания, не будет торта, – яростно прошептал Дилан, ибо торт и мультфильмы про бегающую кукушку служили для Шепа более сильным побудительным мотивом, чем для большинства людей – слава и деньги.
При упоминании торта Джилли ахнула.
– Только не притащи нас обратно в ресторан-кафетерий, Шеп!
Снаружи киллеры потеряли терпение и решили действовать в привычной им манере. В дверь ткнулось чье-то крепкое плечо, ударил чей-то каблук. Она затрещала, стул чуть не отлетел в сторону.
– Куда? – спросила Джилли Дилана. – Куда?
После второго удара треск усилился, чувствовалось, что третьим или четвертым дверь вышибут.
По пути из женского туалета в их номер ему на ум пришли многие места, куда попадать не хотелось бы, но теперь он не мог придумать даже одного, где бы им гарантировалась безопасность.
Третий удар силой превосходил предыдущие, дверь выдержала и его, а сам удар сопровождался донесшимся из коридора криком досады, словно человек, наносивший удар, полагал его последним, но вот ошибся, неправильно оценил прочность двери.
За криком последовал новый удар, но уже с другой стороны: зазвенело разбитое стекло, один осколок пробил штору и застрял в ней, нацелясь острием на Шепа.
– Домой, – бросил Дилан своему брату. – Доставь нас домой, Шеп. Доставь нас домой, и быстро.
– Домой, – эхом отозвался Шеп, но, похоже, не очень-то понял, как связать это слово с каким-то определенным местом.
Тот, кто разбил окно, в этот момент каким-то инструментом вышибал острые осколки, оставшиеся в раме, чтобы не пораниться, забираясь в оконный проем.
– В наш дом в Калифорнии, – уточнил Дилан. – Калифорния – сто с чем-то тысяч квадратных миль…
Шеп поднял правую руку, словно собрался присягнуть на верность штату Калифорния.
– …население тридцать с чем-то миллионов, сколько-то там тысяч…
Хмурясь, словно продолжая сомневаться в себе, Шеперд зажал воздух между большим и указательным пальцем поднятой руки.
– …дерево штата… – Дилан запнулся.
– Секвойя! – подсказала Джилли.
Штора прогнулась: один из киллеров залез на окно.
– Цветок штата – золотистый мак, – продолжил Дилан.
Настойчивость тех, кто хотел попасть в номер из коридора, принесла плоды. Четвертый удар сорвал дверь с одной петли, и, подавшись вперед, она отодвинула стул.
Первый киллер ворвался в номер, пинком отбросил стул. В светло-желтых слаксах, желтой с розовым рубашке с отложным воротничком, с перекошенным от желания убивать лицом. В руке он держал пистолет, который поднял на ходу с тем, чтобы изрешетить всех пулями.
– Эврика! – крикнул Шеп и вертанул пальцами.
Дилан поблагодарил бога за то, что не услышал выстрелов, когда складывался вместе с номером мотеля, но до него долетел крик: «О’Коннер!» – вырвавшийся из груди того, кто едва не стал их убийцей.
На этот раз у него возникла другая причина для тревоги: а вдруг этот убивец в канареечном наряде окажется слишком близко и Шеп, складывая здесь и там, заберет в Калифорнию и его.
Глава 32
Мощные глыбы тени с узкими полосками света разложились сквозь складывающийся номер мотеля, и Дилану потребовалась лишь доля секунды, чтобы узнать место, куда они попали. В ноздри ударил дразнящий аромат торта с корицей, орехами и изюмом, приготовленного по особому рецепту матери. Этот запах он бы не спутал ни с каким другим.
Шеп, Джилли и Дилан прибыли целехонькими, а вот киллеру в рубашке с отложным воротником билета все-таки не досталось. И даже эхо его крика: «О’Коннер!» – осталось в Аризоне.
Несмотря на успокаивающий аромат и отсутствие вышибающего двери убивца, Дилан не испытывал никакого облегчения. Что-то было не так. Он не мог понять, чем вызвана эта тревога, но не мог списать ее исключительно на расшатавшиеся нервы.
Мрак, царивший в кухне их калифорнийского дома, чуть разгонялся густо-желтым светом, который проникал из столовой через открытую дверь, и еще меньше – подсвеченным циферблатом часов, встроенных в живот улыбающейся керамической свинки, которая висела на стене справа от мойки. На столике под часами, на проволочной подставке охлаждалась жестяная форма с кулинарным чудом, только что испеченным тортом с корицей, орехами и изюмом.
Вонетта Бизли, их приходящая раз в неделю, отдающая предпочтение «Харлею» домоправительница, иногда пекла им этот пирог, пользуясь рецептом матери. Но, поскольку они не собирались вернуться из турне по художественным фестивалям до конца октября, в этот день она могла испечь его разве что для себя.
И после того, как исчезла мгновенная дезориентация, следовавшая за складыванием здесь и там, ощущение «что-то не так» не покинуло Дилана. Они покинули восточную Аризону, лежащую в Горном часовом поясе, в субботу, около часа дня. С Калифорнией, которая находилась в Тихоокеанском часовом поясе, разница во времени составляла ровно час. То есть, покинув Холбрук около часа дня, им следовало объявиться в Калифорнии перед полуднем. Однако за окнами кухни стояла ночь.
Темнота в полдень?
– Где мы? – прошептала Джилли.
– Дома, – ответил Дилан.
Он сверился со светящимися стрелками наручных часов, которые давно уже перевел на время Горного часового пояса, еще перед художественным фестивалем в Тусоне. Без четырех минут час, как он и ожидал.
Здесь же, в штате золотистого мака и секвой, должно было быть четыре минуты до полудня, а не до полуночи.
– Почему темно? – спросила Джилли.
Во время предыдущих путешествий посредством складывания здесь и там время не изменялось, разве что на несколько секунд. Дилан полагал, что и на этот раз много времени на переход из здесь в там уйти не могло.
Если они действительно прибыли в Калифорнию в 9:26 вечера, Вонетта давным-давно уехала. Она работала с девяти утра до пяти пополудни. А если бы уехала, то наверняка забрала бы торт с собой.
Понятное дело, она бы не забыла погасить свет в столовой. На Вонетту Бизли можно было положиться в той же степени, что и на атомные часы в Гринвиче, по которым все страны мира сверяли время.
Дом стоял в могильной тишине, завернутый в саван недвижности.
Ощущение «что-то не так» вобрало в себя не только темноту, заглядывающую в окна, но и сам дом, и что-то внутри дома. Он не слышал злобного дыхания, никакие демоны не бродили по комнатам, но чувствовал: здесь все не так.
Джилли тоже тревожило то, что происходило вокруг. Она стояла на том самом месте, где материализовалась, словно боялась сдвинуться хоть на шаг, и внутренняя напряженность читалась в ее теле даже при таком убогом освещении.
Странным был даже свет в гостиной. Люстра висела над столом, невидимая с того места, где стоял Дилан, реостат, вмонтированный в выключатель, позволял изменять яркость ламп, но даже на самом низком режиме хрустальная люстра давала бы куда больше света, и отнюдь не такого желтого. Да и шел свет не от потолка, под которым висела люстра. Потолок в столовой прятался в темноте. Свет, похоже, падал на пол, а источник его находился чуть выше стола.
– Шеп, дружище, что здесь происходит? – прошептал Дилан.
Поскольку Шепу пообещали торт, следовало ожидать, что он прямиком направится к коричному чуду, которое остывало под часами. Вместо этого он шагнул к двери в столовую, замялся, потом сказал: «Шеп храбрый», хотя Дилан никогда раньше не слышал в его голосе такого страха.
Дилану не хотелось идти в другие комнаты, предварительно не поняв, что же все-таки происходит. И ему требовалось хоть какое-то оружие. Из ящика с ножами он мог взять мясницкий тесак. Но в последнее время у него выработалось стойкое отвращение к ножам. Всем ножам на свете он предпочел бы бейсбольную биту.
– Шеп храбрый, – повторил Шеп, с еще большей дрожью в голосе и куда меньшей уверенностью. Однако поднял голову, чтобы смотреть на дверной проем между кухней и столовой, а не на пол под ногами, не желая больше прислушиваться к внутреннему голосу, который всегда советовал ему при любой угрозе уходить в себя, и сделал еще шаг.
Дилан поспешил к брату, положил руку на плечо, чтобы остановить, но Шеп сбросил руку и медленно, но решительно продолжил продвижение к двери в столовую.
Джилли посмотрела на Дилана. В темных глазах, отражавших свет часов, легко читался вопрос: что будем делать?
В определенных ситуациях упрямством Шеп не уступал мулу. Дилан понял, что это один из таких случаев. По опыту знал, что обычно ему приходилось уступать Шепу, то есть так или иначе тот добивался желаемого, поэтому не оставалось ничего другого, как последовать, пусть и с осторожностью, за младшим братом.
Он вновь оглядел темную кухню в поисках подходящего оружия, но ничего не нашел.
На пороге Шеп остановился в густо-желтом свете, но лишь на мгновение, и вышел из кухни. Повернулся налево, к обеденному столу.
Когда Дилан и Джилли вошли в столовую, они увидели мальчика, который сидел за столом. Мальчика лет десяти.
Мальчик не поднял голову, чтобы посмотреть на них. Не оторвался от паззла – ведерка с золотистыми маками, лежавшего перед ним. Большую часть ведерка он уже собрал, но многим макам недоставало стеблей, листьев, головок. Руки мальчика пребывали в непрерывном движении, доставали из коробки элементы паззла, устанавливали их в положенные места, быстро заполняя пустые пространства на картинке-головоломке.