Если документы отсутствовали, в ход могли пойти угрозы. Так или иначе, требуемую информацию они бы получили.
– Без пи-пи никакого торта, – тихо, но твердо заявил Дилан.
Облизывая губы в предвкушении торта, Шеп обдумывал ультиматум.
– Дилан, – позвала Джилли. – Окно.
Второй черный «субербан» пересек улицу и автостоянку. Остановился рядом с первым, который уже стоял перед административным блоком мотеля, чуть ли не у самой двери в ресторан-кафетерий.
Если бы ничего другого не оставалось, Дилан схватил бы брата за руку и вытащил из кабинки. В этом случае им бы, возможно, удалось добраться до туалета, но не без труда. Шеп не стал бы яростно сопротивляться, но превратился бы в упрямого осьминога, не желая сделать и шагу без посторонней помощи.
Официантка уже шла к их столику с меню в руках.
– Без пи-пи никакого торта? – переспросил Шеперд.
– Без пи-пи никакого торта.
– Пи-пи, потом торт? – спросил Шеперд.
– Пи-пи, потом торт, – согласился Дилан.
Шеперд вышел из кабинки.
Прибыв с меню в этот самый момент, официантка положила его на стол и спросила:
– Принести вам кофе?
И тут же открылась входная дверь. Солнце отражалось от движущейся стеклянной панели, не позволяя увидеть, кто входит в ресторан.
– Два кофе, – ответила Джилли.
Пожилая пара переступила порог. Обоим определенно перевалило за семьдесят. Двигались легко, не горбились, но на киллеров определенно не тянули.
– Молоко, – промямлил Шеп.
– Два кофе и стакан молока, – уточнил Дилан.
Молоко, конечно, принесли бы в стакане с круглой кромкой, но само молоко круглостью не отличалось. Оно было не фигурным, а бесформенным, а Шеп не отказывался от того или иного вида питья из-за формы контейнера, в котором оно подавалось. То же, в принципе, относилось и к еде. Квадратных тарелок Шеп не требовал.
– Торт, – повторял Шеперд, когда, опустив голову, следовал за Диланом между столиками. Джилли замыкала колонну. – Торт. Пи-пи, потом торт. Пи-пи, потом торт.
Впереди Дилана в том же направлении шествовал коренастый бородатый мужчина в рубашке с коротким рукавом, с цветными татуировками на шее, руках, лысине. Он первым вошел в мужской туалет.
Когда они оказались в коридорчике, куда выходили двери туалетных комнат и где их могли видеть некоторые из сидящих за столиками посетителей ресторана, Дилан повернулся к Джилли:
– Проверь женский туалет.
Она зашла, вернулась до того, как дверь успела закрыться:
– Никого.
Дилан втолкнул брата в женский туалет, последовал за ним, закрыл дверь.
Двери обеих кабинок были открыты. Дверь в коридор не запиралась. В туалет могли войти в любую минуту.
Окно, похоже, не открывалось, да и размеры не позволяли использовать его в качестве аварийного выхода.
– Дружище, я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал, – обратился Дилан к Шепу.
– Торт.
– Шеп, я хочу, чтобы ты сложил нас здесь и вернул в наш номер в мотеле.
– Но они придут в наш номер, – запротестовала Джилли.
– Еще не пришли. Мы оставили компьютер включенным, с интервью Проктора на экране. Не нужно им этого видеть. Я не знаю, куда мы отсюда направимся, но у них действительно появятся основания преследовать нас, если они поймут, что нам многое известно.
– Торт с кокосовой стружкой.
– А кроме того, в мешочке с бритвенными принадлежностями у меня конверт с пятью сотнями баксов, и других денег, кроме тех, что лежат в моем бумажнике, у нас нет. – Он подсунул руку под подбородок Шепа, поднял его голову. – Шеп, ты должен сделать это для меня.
Шеп закрыл глаза:
– Нельзя мочиться на публике.
– Я не прошу тебя мочиться, Шеп. Просто сложи нас в наш номер. Сейчас. Прямо сейчас, Шеп.
– Никаких «Золотых рыбок», никакого пи-пи, никакого складывания.
– Сейчас это правило неприменимо, дружище. Мы не на публике.
Шепа такой аргумент не убедил. В конце концов, они находились в общественном туалете, и он это знал.
– Никаких «Золотых рыбок», никакого пи-пи, никакого складывания.
– Послушай, ты видел много фильмов, ты знаешь, кто такие плохиши.
– Мочатся на публике.
– Есть еще худшие плохиши. Плохиши с оружием. Убийцы, как в фильмах. И вот такие плохиши ищут нас, Шеп.
– Ганнибал Лектер.
– Я не знаю. Может, они такие же, как он. Я не знаю. Но если ты мне не поможешь, если не сложишь нас, как я прошу, будь уверен: прольется много крови.
Глаза Шепа пребывали в непрерывном движении под веками, что говорило о его волнении.
– Много крови – плохо.
– Много крови очень плохо. А крови будет много, если ты немедленно не сложишь нас в наш номер.
– Шеп испуган.
– Не бойся.
– Шеп испуган.
Усилием воли Дилан не дал себе сорваться, как сорвался на вершине холма в Калифорнии. Он же дал зарок никогда не говорить так с Шепом, что бы ни происходило. Поэтому ему не оставалось ничего другого, как просить, умолять:
– Дружище, ради бога, пожалуйста.
– Ш-шеп-п ис-с-спуг-г-ган.
Когда Дилан взглянул на свой «Таймекс», ему показалось, что секундная стрелка просто несется по циферблату.
Джилли подошла к Шепу с другой стороны:
– Сладенький, в прошлую ночь, когда ты лежал на своей кровати, я – на своей, а Дилан спал и храпел, помнишь, какой у нас состоялся разговор?
Дилан понятия не имел, о чем речь. Она не упомянула о разговоре с Шепом. И он знал, что не храпит во сне.
– Сладенький, я проснулась и услышала, как ты что-то шепчешь, помнишь? Ты сказал, что испуган. А что сказала я?
Глаза Шеперда перестали метаться под опущенными веками, но он ничего ей не ответил.
– Ты помнишь, сладенький? – Когда она обняла Шепа за плечи, он не отпрянул, даже не поежился. – Сладенький, помнишь, ты сказал: «Шеп испуган», – на что я тебе ответила: «Шеп храбрый».
Дилан услышал шум в коридорчике, посмотрел на дверь. Никто ее не открыл, но народу в ресторане хватало, так что кто-то мог зайти в любой момент.
– И ты храбрый, Шеп. Ты один из самых храбрых людей среди тех, кого я знаю. Этот мир – страшное место. И я знаю, что для тебя оно еще страшнее, чем для нас. Так много шума, так много ярких красок, так много людей, незнакомцев, которые всегда заговаривают с тобой, и так много микробов. Все не такое аккуратное, каким должно быть, нет ничего простого, такого, как тебе нравится, все фигурное, и многое отвратительно. Ты можешь собрать самый большой и сложный пазл, и ты можешь прочитать «Большие надежды» двадцать раз, сто раз, и всегда там будет то, чего ты ждешь. Но нельзя ожидать, что жизнь станет складываться, как пазл, и каждый день не может быть таким же, как предыдущий… однако ты поднимаешься каждое утро и живешь. Такое по силам только очень храбрым, сладенький. Если б я оказалась на твоем месте, если бы была такая, как ты, не думаю, что смогла бы продемонстрировать такую храбрость, Шеп. Знаю, что не смогла бы. Каждый день, прилагая столько стараний… ты такой же храбрец, как и любой герой, которых ты видел в фильмах.
Слушая Джилли, Дилан перестал озабоченно поглядывать на дверь, перестал бросать короткие взгляды на часы, понял, что лицо женщины и ее мелодичный голос завораживали больше, чем мысль о профессиональных киллерах, которые смыкали кольцо.
– Сладенький, ты должен показать себя таким храбрецом, каким я тебя знаю. Негоже тебе тревожиться из-за плохишей, негоже тревожиться из-за того, что может быть много крови, ты должен делать то, что нужно, как ты встаешь каждое утро, принимаешь душ и делаешь все, что должно быть сделано, чтобы этот мир стал аккуратным и простым, как тебе того хочется. Сладенький, ты должен быть храбрым и отправить нас обратно в наш номер.
– Шеп храбрый?
– Да, Шеп храбрый.
– Никаких «Золотых рыбок», никакого пи-пи, никакого складывания, – повторил Шеп, но глаза под опущенными веками оставались неподвижными. Отсюда следовало, что даже боязнь сделать что-то непристойное в общественном месте более не вызывает у него такой тревоги, как минуту тому назад.
– Строго говоря, складывать «здесь» и «там» на людях – это не одно и то же, что мочиться на людях, сладенький. Скорее тут подходит другое сравнение – плеваться на людях. Да, культурные люди этого обычно не делают. Но если ты никогда не будешь мочиться на людях, ни при каких обстоятельствах, иногда просто приходится плеваться на людях, скажем, если тебе в рот попала мошка или комар, и в этом нет ничего зазорного. Эти плохиши – те же мошка или комар во рту, и сложить «здесь» и «там», чтобы избежать встречи с ними, все равно что выплюнуть комара, Шеп. Сделай это, сладенький. И сделай быстро.
Шеперд вытянул руку, ухватил щепотку ничто большим и указательным пальцем.
Стоя рядом с ним, Джилли взялась левой рукой за его правую.
Шеп открыл глаза, повернул голову, чтобы встретиться с Джилли взглядом.
– Ты чувствуешь, как это?
– Сделай это, сладенький. Поторопись. Давай.
Дилан шагнул к ним вплотную, боясь отстать от них. Увидел, как по воздуху пошла рябь в том месте, где его сжимали пальцы Шепа.
Шеп вертанул материю реальности. Женский туалет сложился, исчезая, его место, раскладываясь, уже занимало что-то другое.
Глава 31
Складываясь вместе с женским туалетом, в котором он находился, Дилан запаниковал, убежденный, что Шеп перенесет их куда угодно, но только не в их номер, скажем, в какой-то другой мотель, где они останавливались два, три, десять дней тому назад, или они материализуются на высоте тысячи футов над землей, упадут и разобьются насмерть, или прямо из сортира перенесутся на дно океанской впадины, где их мгновенно раздавит гигантское давление воды, до того как они успеют выпустить изо рта воздух. Шеперд, которого он знал двадцать лет, о котором каждодневно заботился десять последних лет, возможно, обладал всеми способностями нормального человека, да только не мог применять их по прямому назначению.
Да, они вернулись с калифорнийского холма целыми и невредимыми, да, он перенес их из номера мотеля к дверям ресторана-кафетерия, но Дилан не мог полностью доверять этому новому Шеперду О’Коннеру, как по мановению волшебной палочки ставшему гением физики, виртуозом прикладной квантовой механики, или что там он прикладывал, чародеем, который по-прежнему рассуждал, как ребенок, который мог манипулировать временем и пространством, но не стал бы есть «фигурную» еду, говорил о себе в третьем лице и избегал прямых взглядов. Если бы кому-то хватило ума дать Шепу заряженный пистолет, не следовало ожидать ничего, кроме трагедии. И конечно же, потенциал возможных трагедий от этого складывания «здесьтам» был существенно выше, чем урон, который мог нанести Шеп, вооруженный даже автоматом. И хотя время перем