– …спешить на помощь, – закончил Дилан, потому что надеялся, что эти слова могут подвигнуть ее еще на одну улыбку, пусть и слабую.
Он уже не мог обойтись без ее улыбки.
Возможно, она и улыбнулась, только на этот раз улыбка явно вышла кривая и совершенно его не порадовала.
– Я не смогу остановить видения, а вот ты можешь носить перчатки.
Он покачал головой:
– Да, я думал, что куплю себе пару. Но, надев перчатки, как я смогу узнавать о планах плохишей или о бедах хороших людей? Это неправильный поступок. Да, я смогу купить перчатки, но надеть их – это вряд ли.
– Ух ты! – Шеп то ли комментировал сказанное ими, то ли реагировал на жару пустыни, а может, откликался на некое событие, которое произошло на Шепмире, планете с высокой степенью аутичности, где он провел гораздо большую часть своей жизни по сравнению с Землей. – Ух ты!
Им требовалось многое обсудить, набросать планы на будущее, но на данный момент ни у кого из них не было на это ни сил, ни нервной энергии. Шеп и тот не смог выжать из себя еще одно «ух ты».
Тень. Жара. Железо, кремний и запахи перегретых камней и песка.
Дилан представил себе, как они сидят втроем на этом самом месте, удовлетворенно думают о добрых делах, уже совершенных ими не щадя живота своего, но не рискуют двинуться дальше, чтобы взять на себя новые риски и встретиться с новыми ужасами, а потому со временем превратятся в камень, как превратились в него деревья в «Окаменелом лесу» в соседней Аризоне. И просидят они на этой каменной скамье до тех пор, пока в следующем тысячелетии их не найдут заезжие археологи.
Тишину нарушила Джилли:
– До чего же ужасно я, должно быть, выгляжу.
– Ты очаровательна, – заверил ее Дилан, и говорил он искренне.
– Да, конечно. Особенно с запекшейся кровью на лице. Я чувствую, что она стянула мне кожу.
– На порезе на лбу сформировалась корочка. Конечно, где-то остались пятнышки запекшейся крови, но в остальном выглядишь ты прекрасно. Как твоя рука?
– Болит. Но я жива, а это главное. – Она открыла сумочку, достала пудреницу, внимательно рассмотрела лицо в маленьком круглом зеркале. – Мне бы сейчас молочко для снятия макияжа, но за ним нужно ехать в магазин.
– Ерунда. Тебе нужно разве что умыться, а потом ты можешь идти хоть на королевский бал.
– Меня нужно окатить из шланга или пропустить через мойку для автомобилей.
Она вновь полезла в сумочку и достала влажную салфетку в алюминиевой фольге. Вытащила благоухающий лимонной отдушкой листок мягкой бумаги и осторожно вытерла лицо, постоянно консультируясь с зеркалом.
Дилан смотрел во все глаза, наслаждаясь этим зрелищем.
Шеп сидел не шевелясь, молча, словно уже начал превращаться в камень.
Большинство влажных салфеток предназначено для того, чтобы протереть руки, съев бигмак в машине. Так что тоненький листок не мог убрать с кожи большое количество засохшей крови.
– Тебе нужны специальные салфетки, супербольшие, изготавливаемые по спецзаказу для серийных убийц.
Джилли уже рылась в сумочке.
– Я уверена, что у меня есть еще одна. – Она расстегнула молнию маленького внутреннего карманчика, ничего там не нашла, залезла в боковое отделение:
– Ой, я про это и забыла.
И достала пакетик с арахисом, какие продаются в автоматах.
– Шеп, думаю, не отказался бы от «Чиз-итс», если они у тебя есть, а я – от пончика с шоколадной начинкой.
– Это орешки Проктора.
Дилан поморщился:
– Должно быть, сдобрены цианидом.
– Он уронил пакетик на автостоянке около моего номера. Я подобрала его до того, как встретилась с тобой и Шепом.
Прервав процесс окаменения, но по-прежнему уставившись на освещенные солнцем камни и песок, Шеп спросил:
– Торт?
– Не торт, – ответил Дилан. – Арахис.
– Торт.
– Арахис, дружище.
– Торт?
– Скоро ты получишь торт.
– Торт?
– Арахис, Шеп, и ты знаешь, что такое арахис… орешки, кругленькие, фигуристые, отвратительные. Вот, посмотри. – Дилан взял пакетик у Джилли с намерением подержать перед лицом Шепа, но психический след на пакете, пусть и прикрытый приятным следом Джилли, оказался достаточно свежим, чтобы перед его мысленным взором возник Проктор с его злобно-мечтательной улыбкой. Улыбкой дело не закончилось, она потянула за собой длинную череду образов.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Дилан поднялся с каменной скамьи, отошел на пять или шесть шагов, прежде чем повернуться, посмотрел на Джилли и Шепа, оставшихся на скамье, и сказал:
– Озеро Тахо.
– Невада? – спросила Джилли.
– Нет. Озеро Тахо, но северный берег. На калифорнийской стороне.
– И что там?
Каждый нерв его тела вибрировал. Его охватило непреодолимое желание двинуться в путь.
– Мы должны отправиться туда.
– Зачем?
– Немедленно.
– Зачем?
– Не знаю. Но так надо.
– Черт, ты заставляешь меня нервничать.
Он вернулся к скамье, поднял Джилли на ноги, положил ее здоровую руку на свою, в которой держал пакетик с арахисом:
– Ты чувствуешь, как чувствую я, где это?
– Где что?
– Дом. Я вижу дом. Какие строил Френк Ллойд Райт. Стоящий у озера. Плавно изгибающиеся крыши, каменные стены, множество больших окон. Расположенный среди огромных старых сосен. Ты чувствуешь, где он?
– Это твой талант, не мой, – напомнила ему Джилли.
– Ты же научилась складывать «здесьтам».
– Да, начала учиться, но это не мое. – И она убрала руку.
Шеперд поднялся с каменной скамьи. Подошел. Прикоснулся правой рукой к пакетику с арахисом, к руке Дилана:
– Дом.
– Да, дом, – нетерпеливо бросил Дилан, его стремление действовать нарастало с каждой секундой. Он переминался с ноги на ногу, как ребенок, которому не терпится пойти в туалет. – Я вижу дом.
– Я вижу дом, – повторил Шеп.
– Я вижу большой дом у озера.
– Я вижу большой дом у озера, – повторил Шеп.
– Что за игру ты затеял, дружище?
Вместо того чтобы повторить: «Что за игру ты затеял, дружище?» – Шеп сказал:
– Я вижу большой дом у озера.
– Да? Ты видишь дом? Ты тоже видишь дом?
– Торт?
– Ты прикоснулся к нему, ты видишь его прямо перед собой, Шеп. Ты видишь, это пакетик с арахисом.
– Тахо, торт?
– Э… э. Да, возможно. В этом доме на озере Тахо, скорее всего, найдется торт. Много тортов. Разные торты. Шоколадный, лимонный, с корицей, морковный…
– Шеп не любит морковный торт…
– Понятно, я, конечно, ошибся, морковного торта у них нет, зато есть любой другой, какой ты только пожелаешь.
– Торт, – сказал Шеперд, и пустыня в штате Нью-Мексико разлетелась на элементы калейдоскопа, уступая место зелени и прохладе.
Глава 46
Воздух на живописных берегах озера пропитался хвойным ароматом, спасибо большим старым соснам как с коническими, так и с раскидистыми кронами, многие из которых поднимались более чем на двести футов. С ветвей свисали шишки, некоторые маленькие, как абрикос, другие размером с ананас.
Сквозь завесу ветвей проглядывало знаменитое озеро, в полной мере подтверждая свою репутацию самого многоцветного водоема мира. От центральной части глубиной полторы тысячи футов до прибрежного мелководья озеро переливалось множеством оттенков зеленого, синего, лилового.
Сменив величественность неживой природы пустыни на буйство растительности Тахо, Джилли выдохнула возможность встречи со скорпионами и кактусными мошками и вдохнула воздух, наполненный бабочками и пением птиц.
Шеперд перенес их на выложенную плитами известняка пешеходную дорожку, которая вилась по лесу в тени высоких сосен среди папоротников. Упиралась дорожка в дом, построенный если не самим Райтом, то его последователями из камня и серебристого кедра, огромный и при этом гармонично вписанный в окружающий ландшафт, с изогнутой крышей и множеством высоких окон.
– Я знаю этот дом, – вырвалось у Джилли.
– Ты здесь бывала?
– Нет, никогда. Но видела его фотографии. Возможно, в каком-нибудь журнале.
– Скорее всего, в «Дайджесте архитектуры».
Широкие ступени из известняковых плит вели на первую террасу под своей, тоже изогнутой крышей на стойках из кедра.
Поднимаясь на террасу между Шепом и Диланом, Джилли спросила:
– Этот дом как-то связан с Линкольном Проктором?
– Да. Я не знаю как, но, судя по следу, мне известно, что он побывал здесь хотя бы раз, может, больше и дом этот чем-то ему очень важен.
– Может, это его дом?
Дилан покачал головой:
– Думаю, что нет.
Входная дверь и витражи по обеим ее сторонам являли собой произведение искусства в стиле ар-деко, геометрический шедевр из бронзы и цветного стекла.
– А если это ловушка? – встревожилась она.
– Никто не знает о нашем появлении здесь. Не может тут быть ловушки. И потом… опасности я не чувствую.
– Может, нам стоит какое-то время понаблюдать за домом? Посмотреть, кто приходит, кто уходит?
– Ты, конечно, права, но выбора у меня нет. Мне нечего противопоставить стремлению войти в дом… Такое ощущение, будто в спину меня толкают тысячи рук. Я должен нажать на кнопку звонка.
Он и нажал.
Хотя Джилли подумывала о том, чтобы рвануть за деревья, она осталась рядом с Диланом. После происшедших с ней перемен она более не могла искать убежище в обычном мире, она уже не принадлежала к нему, ей не осталось ничего другого, как держаться вместе с братьями О’Коннер. Они, и только они стали теперь ее миром.
Дверь им открыл высокий симпатичный мужчина с преждевременно поседевшими волосами и необычными серыми, оттенка старого серебра глазами. Взгляд его мог становиться страшным и беспощадным, но сейчас его проницательные глаза светились теплотой и радушием.
А голос его Джилли узнала сразу: мелодичный и обволакивающий, он ни на йоту не отличался от голоса, который она многократно слышала по радио.
– Джулиан, Дилан, Шеперд, я вас ждал, – сказал Пэриш Лантерн. – Пожалуйста, заходите. Мой дом – ваш дом.