кашев помолчал. — Нас, пацанов, работой измотал. Другие наши сверстники, бывало, в колхозе копны на лошадях возят при сенокосе, а мы от зари до зари для собственной скотины литовками машем. Только с сенокосом управимся — на полмесяца собственную картошку копать. Пока не выкопаем, в школу не пускал. Да и учились-то мы все только до четвертого класса. Это я уж в армии с техникой познакомился, специальность там приобрел. Вернулся со службы, плюнул на отцовские порядки и вот сюда, на завод, устроился. Глядя на меня, другие братья так же поступили. Лишь самый младший в армию не попал и заколобродил по жизни — почти не выходит из тюрьмы.
— Вы его отношений с серебровским пасечником Репьевым не знаете?
— С Григорием? Знаю только, что наказание вместе отбывали.
— А самого Репьева хорошо знаете?
— Разговаривал несколько раз, когда он у отца на квартире жил. По-моему, Григорий порядочней нашего Захара, который совсем отпетым жуликом стал.
— Дружки его не навещают Серебровку?
— Не слышал об этом ни от отца, ни от матери, а сам я их никого не знаю.
— Зачем ваш отец копит деньги?
Екашев усмехнулся:
— Этого никто из нашей семьи не знает, так же, как не знаем мы и того, куда он деньги прячет.
— У него золотой крест был?
Невеселые глаза Екашева как будто насторожились, однако ответил он по-прежнему спокойно, словно ждал такого вопроса:
— Помню, еще война не кончилась, показывал отец желтый металлический крест. Золотой, нет ли — не знаю. Подержать его дал и говорит: «Вот, Ванюха, сколько у твоего папаши золота! Может, на целый миллион». Крест, правда, большим и тяжелым мне показался.
В общей сложности Голубев проговорил с Иваном Степановичем Екашевым больше часа. На все вопросы тот отвечал обстоятельно и так спокойно, что казалось, будто говорит он не о родном отце, а о совершенно постороннем человеке, которого ненавидит всей душой, стараясь, правда, не показывать эту ненависть. Но о покупке Барабановым машины и об убийстве пасечника Репьева Екашев, судя по его ответам, ничего не знал.
Одно только насторожило Голубева: Екашев так ни разу и не спросил, что это вдруг заинтересовалась милиция его отцом?.. Невольно напрашивался вывод: или Иван Степанович настолько сдержан, что не позволяет себе задавать вопросы сотруднику милиции, или осведомлен обо всем происшедшем ничуть не меньше этого сотрудника…
С кирпичного завода Голубев направился в линейный отдел транспортной милиции, узнать — не замечали ли в последнее время на железнодорожном вокзале каких-нибудь подозрительных лиц?
Ничего заслуживающего внимания Голубев не узнал. Пришлось на попутной машине добираться до РОВДа.
Погода портилась. К шести вечера сумерки сгустились так, что Голубев в своем кабинете сидел уже при включенной настольной лампе, когда к нему зашел Бирюков.
Внимательно выслушав Бирюкова, задав несколько уточняющих вопросов, Голубев и сам выложил все, что извлек из недавней своей встречи с Иваном Степановичем Екашевым.
При первом же упоминании о зеленом плаще, о пятне на нем, о пораненной руке Екашева Антон насторожился — не за этим ли крылась разгадка всего дела?..
Заметив волнение Антона, Голубев спросил:
— Думаешь, сын с отцом заварили кашу? — И, не дожидаясь ответа, убежденно заметил: — Нет, Антон, показаниям Ивана Екашева я доверяю полностью. Не лжет он.
Бирюков поморщился:
— В нашем деле, Слава, доверяй, но проверяй!
Голубев пожал плечами:
— Вообще-то не исключено, конечно, и то, что Иван мог разрезать руку, схватившись за нож пасечника…
— Ладно, с этим мы разберемся… Меня сейчас другое интересует… — Антон поднялся, прошелся по кабинету. — Скажи, Слава, есть в районе уголовник по кличке «Шуруп»?
— «Шуруп»? Не слышал.
— Вот и я тоже… Давай вместе соображать. Может, какой-нибудь Шурупов есть?
Голубев задумался:
— Нет Шурупова… Вот Винтиков есть!
— Черный, здоровый?
— Напротив, сморчок-карманник.
— Не тот!.. Еще?
Слава по памяти перебрал фамилии всех, кто так или иначе проходил в последние годы по уголовным делам, но ни одна из фамилий для производной «Шуруп» не подходила. Начали прикидывать от обратного, результат тот же. Устав от бесплодных догадок, Антон сел к столу, взял в руки телефонный справочник:
— По справочнику разыскал Ивана Екашева?
— Почти случайно наткнулся.
Бирюков открыл раздел квартирных телефонов. Найдя фамилии, начинающиеся на букву «Т», будто сам себе сказал:
— Может, и у пани Моники есть на квартире телефон…
— У кого? — не понял Слава.
— У одной из знакомых Барабанова. — Антон быстро пробежал взглядом короткий столбец фамилий и удивился: — Есть! Тузкова М. Л., улица Целинная, двадцать четыре, квартира восемь. И номер телефончика, пожалуйста…
— Майя Тузкова? — с откровенным удивлением спросил Голубев.
Антон поднял на него глаза:
— Она. Лаборанткой на элеваторе работает. Знаешь?
— Не только Майю, но и самого Тузкова, то есть бывшего мужа ее, знал когда-то.
— Это который повесился?
— Да.
— Как это произошло?
— Довольно оригинально. Пьяный забрался в платяной шкаф. Знаешь, в современных квартирах такие ниши есть, закрывающиеся дверцами? Так вот, влез Тузков в нишу, закрылся изнутри и на шелковом галстуке, привязанном к перекладине, на которую вешают одежду, ушел, как говорится, в мир иной.
— Причина?
— Белая горячка. И воровал.
— Как Майя к этому относилась?
— Скрывала краденое, — Слава оживился. — Однажды додумалась тайник в госбанке устроить. Она тогда там работала. Туфли и золотой браслет в служебный стол замкнула. Больше месяца мы их искали, пока мне в голову не стукнуло на работу к Майе заглянуть. Только присел к ее столу, она и обмерла. Сам Тузков по этому делу полтора года ИТК получил, а Майя, учитывая прежнюю ее добросовестную работу, столько же схлопотала условно. Из госбанка после такого, конечно, уволили, и она устроилась на элеватор. Между прочим, после суда в районной газете фельетон моего собственного сочинения был напечатан под детективным заголовком «Тайник в госбанке».
— Ух ты, детективщик, — Антон улыбнулся и спросил: — Как в дальнейшем вела себя Тузкова?
— По уголовным делам больше не проходила, но с дружками бывшего мужа, по-моему, общается. Недавно в ресторане видел ее с Сашкой Бабенко.
— Кто такой?
— Похлеще карманника Винтикова. Из неполных тридцати — десять лет провел в местах заключения.
— Как выглядит внешне?
— Черный… Здоровый…
— Кличка какая?
— У нас здесь он ни разу не попадался, кличку не знаю.
— Сашкой, говоришь, зовут? — Антон вдруг нахмурился. — Значит, Шура… Шур… Шуруп, а?..
— Вполне возможно! — подхватил Голубев. На секунду задумался, быстро заглянул в раскрытый телефонный справочник и, словно не веря своим глазам, заговорил: — Смотри, Антон!.. Тузкова живет в восьмой квартире, а у Ивана Степановича Екашева в этом же доме шестая квартира. Иван — на первом этаже, Тузкова — на втором, прямо над ним…
Глава XIX
Будучи не новичком в уголовном розыске, Антон Бирюков прекрасно понимал, что многие события и факты, кажущиеся поначалу необъяснимыми совпадениями, на самом деле закономерны и вполне объяснимы. Надо только настойчиво и быстро искать ту невидимую нить, которая и увяжет впоследствии все «случайности» в единую логическую цепь.
— Не Сашку ли Бабенко успокаивал Иван Степанович? Не Сашка ли и поранил ему руку? — предположил Слава.
— Возможно… Какую еще связь видишь?
— У Тузковой и Екашева телефоны есть… Майя и Иван вполне могли без всяких на то свидетелей «разыграть» Барабанова…
— Сколько лет Тузковой?
— Не больше тридцати.
— Ивану, насколько знаю, за сорок…
Антон пододвинул к себе телефонный аппарат, задумался.
— Сейчас, Слава, мы проведем психологический эксперимент. Помнишь принцип неожиданности?.. Я звоню Тузковой, спрашиваю — знает ли она Андрея Барабанова…
Голубев удивился:
— Что это даст?
— Во-первых, по реакции Тузковой вполне можно определить, насколько близко знает она Андрея. Во-вторых, если Майя принимала участие в «розыгрыше», она растеряется. Должна растеряться. Согласен?
— Логично… Но как ты назовешься?
— Никак не назовусь. Только спрошу.
— А дальше?
— Будем действовать в зависимости от реакции Майи.
Голубев оживился:
— Дерзай, Антон!
В телефонной трубке долго раздавались длинные гудки. Бирюков совсем уж было решил положить трубку, но гудки вдруг смолкли, и женский, похоже нетрезвый, голос протянул:
— Да-а-а…
— Майя? — быстро спросил Бирюков.
— Да-а-а…
— Знаете Андрея Барабанова?
— Андрея? — будто протрезвев переспросила Тузкова, и почти сразу в трубке щелкнуло, зачастили короткие гудки.
— Ну, что?
— Бросила трубку, — поднимаясь, сказал Антон. — Вот что, Слава. Я еду к Тузковой, а ты продолжай звонить. Говори о чем хочешь. А не будет отвечать, все равно названивай. Пусть думает, что тот, кто звонил, не отходит от телефона.
— Слушай, Антон, ты ведь без оружия, — заторопился Голубев. — Возьми мой пистолет. Мало ли что…
— Не надо. Еще отберут! — пошутил Антон.
…Оперативный «газик», пугая редких прохожих, стремительно промчался по сумеречному райцентру. Минут через пять Бирюков уже давил на кнопку электрического звонка, но никто не отвечал. Только где-то внизу, под лестницей, нудно и тягуче мяукала какая-то приблудившаяся к дому кошка.
Оглядев пустой подъезд, освещенный лишь тусклой лампочкой, Антон нажал на звонок еще раз.
За дверью, наконец, послышались осторожные шаги, и женский, похоже заспанный, голос спросил:
— Кто?
— Уголовный розыск. Откройте, пожалуйста!
— Бросьте разыгрывать! Я милицию позову!
— Не верите, приглашу соседей.
Шаги за дверью удалились, но скоро опять приблизились:
— Подождите. Сейчас оденусь.