Прибалтийский фашизм: трагедия народов Прибалтики — страница 15 из 93

В основном в администрацию гетто шли беспринципные карьеристы, готовые принести в жертву сколько угодно своих соотечественников ради собственного благополучия. Они образовывали что-то вроде мафии внутри гетто, обеспечивая своих протеже самой легкой или выгодной работой, одеждой и продуктами питания. Одним из таких «крестных отцов» был Авраам Голуб, секретарь «Совета старейшин». Он и его приближенные разворовывали и без того скудные продовольственные пайки и даже в гетто вели красивую жизнь — лучшая еда, выпивка, женщины, никакой работы…

Большой властью в гетто пользовался также некий Беня Липцер. Его карьера началась тогда, когда он работал электриком в каунасском гестапо. Он стал главным осведомителем и агентом гестапо внутри гетто. Как «представителю СД» Липцеру разрешалось даже подписывать некоторые приказы по гетто и контролировать работу «Совета старейшин», так как гестапо не доверяло им. Потом с разрешения немцев Липцер даже открыл в гетто свой офис, где каждое воскресенье принимал жалобы на еврейскую администрацию[208].

Но действительным и полновластным хозяином Каунасского гетто был гауптштурмфюрер СС Фриц Йордан — «комиссар по еврейским вопросам» при германском городском комиссариате Каунаса[209].

Йордан был злобным коротышкой, разорившимся лавочником из маленького немецкого городка Айткуни близ литовской границы (в советские времена — поселок Чернышевский в Нестеровском районе Калининградской области). Ненависть этого психопата к евреям носила просто патологический характер — видимо, не мог простить, что «еврейские ростовщики» обошли его в бизнесе.

Йордан прибыл в гетто на машине. Распахнув дверь ударом ноги, он ворвался в здание Юденрата и без лишних слов приказал всем «очистить помещение». Его первые слова, обращенные к членам «Совета старейшин», были такими: «Вы не имеете права обращаться ко мне. Вы обязаны только слушать и исполнять мои приказы!»

Впоследствии только престарелому доктору Элкесу, главе «Совета старейшин», было позволено стоять позади Йордана, да и то при условии, что тот будет молчать и не делать лишних движений. Если Йордану что-то не нравилось, он устраивал истерики, орал, топал ногами, стучал кулаком по столу — в общем, вел себя хуже, чем любой прусский унтер-офицер в казарме.

Став хозяином судеб 33 тысяч узников гетто, Йордан почувствовал себя маленьким царьком, чьи приказы должны выполняться беспрекословно. А приказы были такие:

«В течение трех недель вы должны сдать все деньги, все золото, серебро и другие ценности. Вам разрешается оставить только по 10 марок для ваших семей!»

«Евреям запрещается пользоваться электроприборами, музыкальными инструментами, швейными машинами, велосипедами, фотоаппаратами!»

«В течение двух часов срочно доставьте в мой офис две большие пальмы и два персидских ковра!»

«Лошади, коровы, козы, а также куры, голуби и попугаи должны быть сданы немцам!»

И подобные приказы Йордан отдавал постоянно. То он требовал сдать всю скотину, то все ценности, всю одежду из шерсти, меха и кожи, всю мебель и утварь или все предметы искусства…

Самым тяжким преступлением в гетто считалось хранение оружия. Не только финские ножи, но даже бутафорские шпаги и кинжалы считались оружием. Тому, у кого находили подобные вещи, грозила смертная казнь, и не только ему, но и всей его семье или даже всему «блоку» (то есть дому)[210].

16 августа 1941 года немцы провели в гетто первую «акцию» (так они называли массовые расстрелы узников). Она была направлена в первую очередь против еврейской интеллигенции. В этот день Йордан через своего литовского советника Каминскаса передал «Совету старейшин» приказ отобрать 500 человек из числа интеллигенции «для легкой профессиональной работы в городе», якобы чтобы привести в порядок старые архивы. К тому времени наряды на работу стали нормой, поэтому приказ не вызвал никаких подозрений. Было набрано 534 человека[211]. В их числе были директор Литовской государственной оперы Роберт Стендер, известный кинорежиссер Марек Мартенс, снявший несколько фильмов о евреях в Польше, инженеры Мордехай Клейн и Даниель Гольдберг, экономисты Лион Беляцкин и Шмуэль Блох, артист А. Каплан, журналист Макс Вольфович, спортсмен Н. Блат, директор каунасской мебельной фабрики Шимон Циммерман и другие.

Всех их вывезли из гетто под сильной охраной, и никто из них уже не вернулся[212]. Только впоследствии выяснилось, что всех их расстреляли 18 августа в IV форте Каунасской крепости, который стал еще одним местом массовых казней наряду с VII и IX фортами. Всего в этот день в IV форте погибло 1.812 человек[213].

26 сентября 1941 года была проведена вторая «акция». Более тысячи человек — мужчин, женщин, детей — были выведены из гетто в IX форт Каунасской крепости, где их расстреляли. Всего в этот день было казнено 1.608 человек. Как говорилось в отчете Йегера, это якобы были «больные с подозрением на заразные заболевания» [214].

Еще в июле 1941 года нацисты планировали создать в IX форте еще один концлагерь[215] вдобавок к VII форту, который уже «исчерпал свой ресурс», так как его рвы были переполнены трупами казненных. Окружавшие IX форт рвы — 120–150 метров в длину, 3 метра шириной и 2 метра глубиной — стали удобным местом захоронения трупов тысяч невинных жертв[216].

С осени 1941 года для проведения массовых казней стал все чаще использоваться IV Каунасский форт. 4 октября 1941 года там было уничтожено 1.845 человек (в том числе 712 женщин и 618 детей) в качестве «карательной акции», после того как на территории гетто стреляли в немецкого полицейского. 29 октября того же года была проведена еще одна «акция по очистке гетто от лишних евреев», в результате которой было убито 9.200 человек (включая 2.920 женщин и 4.273 ребенка)[217].

С ноября 1941 года IX и IV форты стали местом массовых казней евреев, доставлявшихся в Литву со всей Европы. 25 ноября 1941 года в IV форте было расстреляно 2.934 еврея из Берлина, Мюнхена и Франкфурта-на-Майне. 29 ноября — 2.000 евреев из Вены и Бреслау (Вроцлава) [218].

В IX форт в начале декабря 1941 года было доставлено около 5.000 евреев из Германии, Австрии и Чехословакии[219]. Всего же только в IX форте в течение декабря 1941 года было уничтожено 10.000 иностранных граждан, в основном евреев[220]. Позже, в 1942–1944 гг. в IX форте были расстреляны и похоронены несколько тысяч евреев из других европейских государств, в частности Франции, Бельгии и Нидерландов[221]. Последними жертвами IX форта стали около 1.000 человек из пересыльного лагеря Дранси (Франция), которые были привезены для уничтожения в Каунас летом 1944 года, незадолго до прихода Советской армии[222]. Узники Каунасского гетто окрестили IX форт «фортом смерти», а сами гестаповцы даже в документах без стыда называли его «Каунасской фабрикой уничтожения»[223].

К 1 декабря 1941 года согласно отчету командира эйнзатцкоманды «3» Карла Йегера к тому времени назначенного одновременно командиром полиции безопасности и СД в Литве, в Каунасском гетто оставалось в живых около 15.000 человек[224].

В последующее время численность узников гетто постоянно уменьшалась, даже несмотря на прибытие новых партий заключенных из других районов Литвы, а также из Германии, Австрии, Польши, Бельгии, Нидерландов и Франции. В отличие от Минска или Риги здесь иностранных евреев привозили не в гетто, где они имели хоть какой-то шанс выжить, а сразу к месту уничтожения[225].

После разгрома под Сталинградом в головах многих нацистских главарей зародились сомнения в победе над Советским Союзом. Некоторые стали задумываться о возможном поражении Третьего рейха, и вместе с этой мыслью неизбежно приходил вопрос: «А что будет со мной лично?»

Подобным же вопросом, видимо, еще с лета 1942 года задавался и рейхсфюрер СС Гиммлер. Его самого, как и его подручных, в этом случае действительно не ждало ничего хорошего. Видимо, находясь в таком душевном состоянии, Гиммлер и отдал приказ об уничтожении всех следов массовых казней, совершенных нацистами на оккупированных территориях, а заодно и об уничтожении еще оставшихся в живых свидетелей — узников гетто.

В июле 1942 года, через несколько дней после посещения концлагеря Освенцим, Гиммлер вызвал к себе штандартенфюрера СС Пауля Блобеля, работавшего в то время в подотделе гестапо «по делам евреев» под началом Эйхмана. Блобелю было поручено возглавить особый штаб «1005», который будет заниматься поиском и уничтожением мест массовых захоронений на территории Польши и республик Советского Союза. В то время Блобель как раз занимался экспериментами по уничтожению захоронений в концлагерях Кульмхоф (Хелмно) и Аушвиц (Освенцим), где по заданию Эйхмана испытывал печи и костомолки производства ганноверской фирмы «Шривер АГ»[226].

В ноябре 1943 года «стервятник» Блобель добрался до Литвы и приступил к уничтожению массовых захоронений в окрестностях Каунаса.

С первых дней ноября 1943 года над IX фортом почти ежедневно были видны пламя и клубы дыма. Там сжигали тела казненных в последние два года узников Каунасского гетто, и это уже не было ни для кого тайной