В начале 2000-х гг. литовская прокуратура рассматривала 91 уголовное дело против граждан Литвы, которые в годы фашистской оккупации принимали участие в военных преступлениях[1436]. Но, скорее всего, немногие их них доживут до суда…
Аналогичную картину можно видеть и в Эстонии. В июне 1999 года власти этой страны под давлением националистических кругов перенесли могилу последнего командира 20-й эстонской дивизии войск СС Альфонса Ребане из Германии в Таллин. На официальной церемонии перезахоронения присутствовал главнокомандующий Эстонской армии генерал Йоханнес Керт. Несколько месяцев спустя, 8 февраля 2000 года, тогдашний президент Эстонии Леннарт Мери торжественно вручил высшую награду Эстонии — «Крест Орла» девятнадцати бывшим полицаям и легионерам 20-й эстонской дивизии войск СС[1437]. Во многих городах и селах Эстонии еще на закате перестройки открывались памятники бывшим легионерам, в то время как местные националисты оскверняли могилы советских солдат-освободителей…
В августе 2002 года, в очередную годовщину заключения пакта Молотова — Риббентропа в центре Таллина прошел традиционный митинг, который уже на протяжении 14 лет устраивают местные национал-радикалы и ветераны «борьбы за освобождение Эстонии». Приезд в Эстонию известного охотника за нацистами, д-ра Эфраима Зурова[1438], для участников митинга стал поводом, чтобы потребовать извинений перед эстонцами от еврейской общины Эстонии. Участники митинга пригрозили пересмотреть свои доселе дружеские отношения к живущим в Эстонии евреям, так как Зуров обвинил сотни эстонцев в убийствах евреев в годы Второй мировой войны.
В связи с этим стоит пояснить, что д-р Эфраим Зуров приехал в Эстонию, в частности, чтобы передать премьер-министру Марту Лаару документы, изобличающие преступную деятельность эстонца Харри Мяннила в годы гитлеровской оккупации. В годы войны Мяннил служил в эстонской полиции, имел эсэсовское звание, а после разгрома Третьего рейха обосновался в Венесуэле. В 1990-е гг., после провозглашения независимости, он стал часто наведываться в Эстонию. Являясь очень состоятельным человеком, Мяннил продолжает оказывать поддержку эстонским политическим партиям националистического толка[1439]. Кроме того, Мяннил руководит деятельностью Эстонского центра стратегических исследований, членами которого состоят два бывших советника по безопасности администрации США — Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер. Правда, последний отказался от своего членства в этом центре в знак протеста, получив документы из «Центра Визенталя» о деятельности Мяннила в годы войны. Но Харри Мяннил по-прежнему считает себя «борцом за независимость Эстонии» и не боится возвращаться на историческую родину — на место своих преступлений. В последний раз, когда Мяннил приезжал в Эстонию (а было это незадолго до 60-летнего юбилея победы над фашизмом), эстонские политики, в отличие от американца Киссинджера, не стеснялись сидеть с ним за одним столом[1440].
В своей борьбе за независимость от Советского Союза и в поисках поддержки со стороны Запада прибалтийские националисты не нашли ничего лучшего, как апеллировать к событиям 1939–1945 гг., чтобы доказать «всему цивилизованному миру», что они имеют право на суверенитет только потому, что «Советы незаконно оккупировали» их страны.
Миф стал идеологией, идеология — «национальной идеей». Каратели, полицаи, легионеры превратились в «борцов за независимость», красноармейцы и партизаны — в «оккупантов». Судить преступников типа Озолса, Калейса, Лилейкиса, Гимжаускаса или Мяннила значило бы судить миф о «борьбе за независимость», поставить под вопрос саму «национальную идею». И наоборот, преследовать ветеранов советской армии и бывших партизан для нынешних правительств стран Балтии — значит выносить приговор «советским оккупантам»…
Еще одна проблема — с правами человека — является сегодня одной из самых острых в странах Балтии. В этом сходятся как российские, так и местные, прибалтийские политики. В основном эта проблема касается русскоязычного населения Прибалтики, особенно мигрантов советской эпохи.
…В послевоенные годы в заметно обезлюдевшие прибалтийские республики двинулся поток русскоязычных советских граждан, благодаря которым к 1950 году количество занятых на производстве работников фактически удвоилось по сравнению с довоенным временем.
«…Жены тех, кто находился в ссылке или был депортирован в Россию, — как пишет небезызвестный профессор-коллаборационист Арвед Швабе, — были вынуждены разводиться, а затем их заставляли выходить замуж за русских и монголов, которые систематически ввозились [в Прибалтику] в целях колонизации. Эти иностранцы получали латвийские имена и латвийские документы (гражданство), чтобы в случае возможного плебисцита под международным контролем они обеспечили бы необходимое большинство для окончательного решения судьбы прибалтийских государств»[1441].
Бред сексуально (или национально) озабоченного маньяка, вполне в духе бесноватого фюрера Адольфа Гитлера…
Да, в Советском Союзе поощрялась внутренняя миграция — это было частью государственной политики по воспитанию интернационализма и искоренению любых признаков межнациональной розни (подобно тому, как это делается в Соединенных Штатах Америки примерно с конца 1970-х гг.). Только за первые три года восстановительных работ в Латвию прибыло из других республик 5 тысяч инженеров, техников, конструкторов и других специалистов[1442]. Однако о геноциде наций или о подавлении национальной культуры при этом не могло быть и речи. Где это видано, чтобы представители нацменьшинств сидели в высших органах федеральной исполнительной и законодательной власти, не говоря уже о собственных республиках? В республиках Советского Союза, включая и Прибалтику, в школах как один из основных предметов преподавался родной язык, выходило множество книг и газет на эстонском, латышском и литовском языках.
Согласно данным переписи населения 1989 года за время советской власти процент коренного населения в Эстонии уменьшился до 61,5 %, а в Латвии — до 52 %. Соответственно, русские как крупнейшее национальное меньшинство в этих странах к началу 1990-х гг. составляли 30,3 % в Эстонии и 34 % в Латвии[1443]. По мнению эстонских и латвийских властей, это положение объясняется намеренными попытками руководства СССР сократить процент коренного населения за счет внутренней миграции, подавить национальные культуру и самосознание и постепенно «русифицировать» Прибалтику.
Особенно остро проблема нацменьшинств стоит в Латвии, где к 1989 году коренные латыши составляли 52 % населения республики, русские — 34 %, белорусы — 4,5 %, украинцы — 3,4 %, поляки — 2,3 %, литовцы — 1,3 %, немцы, евреи, эстонцы, цыгане и татары — менее одного процента каждая нация[1444]. В Латгалии (бывшей Даугавпилсской области), где исконно процент русского населения был самым высоким, к 1989 году процент латышского населения оказался еще ниже — 35,9 % в Даугавпилсском, 43,1 % в Краславском, 53,3 % в Резекненском и 53,4 % в Лудзенском районах[1445].
Если обратиться к статистике внутренней миграции за 1961–1989 гг., то число въехавших в Латвию мигрантов лишь незначительно превышало число выехавших (1.668.400 человек против 1.296.500 человек), в результате чего прирост населения за счет миграций составил за эти годы в общей сложности 371.900 человек[1446]. К тому же доля нелатышского населения Латвии была велика уже в послевоенные годы. (Напомним, что и до войны Латвия была многонациональной республикой. Еще в 1897 году в Латвии проживало 68,3 % латышей, 12 % русских, 7,4 % евреев, 6,2 % немцев, 3,4 % поляков; остальные 2,7 % составляли литовцы, эстонцы, цыгане и другие национальности[1447].)
Но, по мнению новых властей Латвии, такое соотношение латышского и нелатышского населения воспринималось националистами как «угроза стать меньшинством в собственной стране». В 1990 году недавно образованная националистическая организация «Народный фронт Латвии» опубликовала брошюру под заголовком «Латвийская нация и геноцид иммиграции». В результате с начала 1990-х гг. все сменявшие друг друга правительства Латвии считают нелатышское население республики большой проблемой для себя. Свои же соотечественники иной национальности представляются для них постоянной угрозой для национальной безопасности страны. Поэтому с начала 1990-х гг. власти Латвии начали интенсивную «леттизацию» русскоговорящего населения (прежде всего в Латгалии) с целью его последующей ассимиляции. Русские школы заменялись латышскими, открывались новые издательства, газеты, журналы, радиостанции на латышском языке, активную деятельность развернула в этих районах Римско-католическая церковь[1448].
Значительная часть населения сегодняшней Латвии (свыше 40 %) — это люди русской культуры, которые составляют категорию «неграждан», в отличие от «чистопородных» латышей. Дискриминация почти в духе гитлеровской Германии… Не хватает только ввести для всех еще и «расовые паспорта», подтверждающие принадлежность к германской (а в данном случае — к латышской) нации на несколько поколений назад…
Более того, по словам председателя Латвийского общества бывших узников национал-социалистского режима «Память для будущего», бывшей узницы Саласпилсского концлагеря Эльвиры Иляхиной, подобной же дискриминации подвергаются в Латвии даже бывшие узники фашистских концлагерей.