Несколько позднее в специальном номере нелегальной газеты Коммунистической партии Эстонии «Коммунист» было опубликовано воззвание «Ко всему эстонскому народу», в котором излагались основные решения состоявшейся в Таллине в ночь на 1 апреля нелегальной Апрельской конференции КПЭ[746]. В нем в частности отмечалось: «Нашей ближайшей политической задачей является завоевание политических свобод, то есть свободы слова, печати, собраний, союзов, выборов. Народ должен завоевать право свободно обсуждать вопросы, касающиеся его жизни как устно, так и в печати, свободно создавать свои организации и свободно выбирать своих представителей как в государственные, так и в органы местного самоуправления. […]
Демократия не должна быть такой, при которой махинаторы и грабители народа господствуют над народом, а такой, при которой трудовой народ сам, по своей воле, создает для себя лучшие условия жизни. Это должна быть Эстонская демократическая народная республика. Осуществимо ли это? Да. Вторая империалистическая война расколола крупнейшие империалистические государства на два лагеря, и в борьбе против своих трудящихся на помощь диктатуре Пятса – Лайдонера – Улуотса не прибудут больше ни английские танки, ни немецкие штыки, ни финские ножи, как 20 лет назад. В силу этого обстоятельства настроение нашей буржуазии резко упало. С точки зрения внутриполитического положения, экономические трудности, сопутствующие империалистической войне, невиданно обостряют классовые противоречия и вызывают все растущий протест народных масс против правительства грабителей и спекулянтов.
Задача нашей партии – своей разъяснительной работой углублять этот протест и придавать ему организованную политическую форму. Для этого мы должны организовывать трудовой народ на борьбу за свои ближайшие экономические и политические требования, что неизбежно приведет их к борьбе против диктатуры Пятса – Лайдонера – Улуотса»[747].
В этих условиях руководство стран Прибалтики было вынуждено выжидать дальнейшего развития событий в Европе, не отказываясь заранее от использования любой возможности для получения поддержки против Москвы. Естественно, подобные настроения приходилось держать в строгой тайне от Советского Союза. Видимо, в немалой степени подобный поворот в настроениях правящих прибалтийских элит был связан с итогами советско-финляндской войны, завершившейся установлением новой границы между СССР и Финляндией в соответствии с подписанным 12 марта мирным договором. Естественно, советские дипломаты в Прибалтике отслеживали реакцию стран аккредитации на заключение советско-финляндского мирного договора. Так, 19 марта советское полпредство в Литве отмечало, что хотя официально литовские власти поздравили советских дипломатов с мирным договором, «но укрепление позиций СССР, в частности, в Прибалтике, и очередной провал англо-французских авантюристов, являющихся козырной картой лит[овского] пра[вительства] в закулисной игре против СССР, переживаются буржуазными кругами Литвы очень болезненно. «Радоваться нечему. Советско-финский договор усиливает СССР и Германию, но наше положение ухудшает», – так заявил ГИРЕ личный секретарь СМЕТОНЫ – МЕРКЯЛИС. Расчеты на «освобождение» Литвы от сов[етских] войск в связи с возможными осложнениями для СССР на Севере и Юге провалились и им приходится лишь мечтать о примирении на Западе под знаком сохранения англо-французского господства, чтобы этого добиться»[748].
Впрочем, подобные доклады советских дипломатов не сказывались на нормальном развитии отношений Москвы и Каунаса. 20 марта Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение «разрешить ВОКС открыть 27 марта 1940 г. в Москве выставку литовской книги»[749]. Соответственно, 27 марта в Государственном музее нового западного искусства открылась выставка, на которой было представлено около 1 тыс. экспонатов, отражавших все основные направления книгоиздания в Литве от художественной до научной литературы. На открытии выставки присутствовали дипломаты Литвы, Латвии и Эстонии, сотрудники НКИД, ВОКС и НКПроса РСФСР[750]. Выставка литовской книги в Москве привлекла большое внимание советской общественности и «получила положительную и высокую оценку». По мнению литовской прессы, это свидетельствовало о том, что выставка была воспринята как очередная «демонстрация литовско-советского культурного сотрудничества»[751].
Тем временем 23 марта первый секретарь советского полпредства в Латвии М.С. Ветров сообщил в НКИД о прошедшей в Риге 14–16 марта XI конференции Балтийской Антанты. В частности, он отметил, что «из отдельных комментариев и бесед с журналистами можно установить, что там рассматривался вопрос о распространении военного оборонительного союза, который Латвия имеет с Эстонией, и на Литву. […] Создание тройственного военного оборонительного союза Латвии, Эстонии и Литвы мотивируется фиксацией фактического положения, созданного заключением пактов о взаимопомощи этими странами с СССР». Таким образом, конференция завершила «фактическое создание тайного военного союза между тремя Балтстранами» и «этот тайный оборонительный союз направлен против СССР»[752]. 26 марта полпред СССР в Риге И.С. Зотов также доложил в Москву, что «есть все основания считать, что на конференции Литва заявила о своем фактическом присоединении к военному союзу, существующему между Латвией и Эстонией. Мунтерс уклонялся и отрицал это. Желательно выяснить у Позднякова в Литве. Видимо, они скрывают это после нашего заявления об оборонительном союзе Скандинавии»[753].
Соответственно, 28 марта заместитель наркома иностранных дел В.Г. Деканозов направил полпреду в Каунасе телеграмму с задачей проверить сведения о том, что «Литва заявила о своем присоединении де-факто к существующему военному союзу между Латвией и Эстонией»[754]. Выполняя это поручение, советское полпредство в Литве в подготовленном 30 марта политическом отчете указало, что еще на декабрьской (1939 г.) конференции Балтийской Антанты «литовская делегация сделала заявление о том, что оговорка 1934 года насчет “специфических интересов” теперь смысла не имеет и Литва не видит особенности своего положения в Антанте. Можно предположить, что разговор клонился в сторону военного союза. Во всяком случае, подобное заявление литовской делегации, совпавшее с приездом в Каунас нач[альника] генштаба Латвии и с ответным визитом в Ригу 15 декабря 1939 г. нач[альника] генштаба Литвы, основание для такого предположения дает»[755]. Эту же информацию Н.Г. Поздняков сообщил в Москву 2 апреля[756]. Сообщая 23 апреля в Москву о назначении эстонского военного атташе в Каунас, Поздняков отметил, что «этот зигзаг явно указывает на то, что у Литвы появились какие-то военные обязательства в отношении Латвии и Эстонии. […] Если взвесить действительное отношение Эстонии, Латвии и Литвы к пактам о взаимопомощи с СССР, то получается, что они не могут и не должны обойтись без военного сотрудничества»[757].
Тем временем, выступая 29 марта на вечернем заседании VI сессии Верховного Совета СССР, В.М. Молотов отметил, что «на основании полугодового опыта, прошедшего со времени заключения этих договоров о взаимопомощи, можно сделать вполне определенные положительные выводы о договорах с Прибалтами. Следует признать, что договоры Советского Союза с Эстонией, Латвией и Литвой способствовали упрочению международных позиций как Советского Союза, так и Эстонии, Латвии и Литвы. Вопреки запугиваниям, которыми занимались враждебные Советскому Союзу империалистические круги, государственная независимость и самостоятельность политики Эстонии, Латвии и Литвы ни в чем не пострадали, а хозяйственные отношения этих стран с Советским Союзом стали заметно расширяться. Исполнение договоров с Эстонией, Латвией и Литвой проходит удовлетворительно и создает предпосылки для дальнейшего улучшения отношений между Советским Союзом и этими государствами»[758].
Своеобразным ответом на это выступление главы советского правительства, стало выступление в Государственной думе Эстонии 17 апреля министра иностранных дел А. Пийпа, заявившего, что «правительство республики намерено по-прежнему твердо придерживаться политики нейтралитета» в европейской войне. Задачей внешней политики Эстонии является сохранение независимости и политического суверенитета страны на основе развития дружественных взаимоотношений со всеми народами. Особое место во внешней политике занимает урегулирование отношений с Советским Союзом, «с которым полгода назад мы создали новый базис для прочных отношений, заключив московский пакт о взаимопомощи. Неоднократно наше правительство пользовалось возможностью заявить, что оно намерено выполнять этот пакт лояльно и четко, то же самое мы слышали и в заявлениях правительства нашего партнера по договору, которое так же подчеркивает свою готовность к доверительному выполнению пакта, уважая, независимость Эстонского государства и существующий государственный и социально-экономический строй. Мы можем теперь, на основе полугодового опыта, сказать, что проведение в жизнь и дальнейшее развитие московского пакта проходило абсолютно корректно и в духе взаимного доверия и честности». Эстонский министр благожелательно отозвался о выступлении Молотова 29 марта относительно состояния советско-прибалтийских отношений и сообщил о ведущихся с СССР переговорах с целью решения и урегулирования ряда практических вопросов