х. Дело в том, что в документе упоминалось о развитии «колхозного сельского хозяйства», а эстонские крестьяне, считал уполномоченный, «боятся слова “колхоз”»27.
Характерно, что сохранившийся отчасти привычный – досоветский – уклад сделал Прибалтику одним из регионов, где после войны было меньше проблем с продовольствием, нежели в других республиках, переживших оккупацию: здесь можно было купить хлеб, муку и другие продукты. После отмены в 1946 г. ограничений на передвижение населения, в Прибалтику (особенно, в Латвию и Эстонию) хлынул поток из разрушенных дотла соседних Псковской, Новгородской (выделенных из состава Ленинградской в 1944 г.) и Ленинградской областей: ведь уже к осени 1946 г. в РСФСР возникли серьезнейшие проблемы с продовольствием28.
Политическая работа была выстроена по принципу тотальности. Повсеместно организовывалось систематическое информирование населения о текущих военно-политических и международных событиях, об основных этапах Отечественной войны Советского Союза, о росте его военного и экономического могущества, международного авторитета, а также – политическая работа среди интеллигенции, с целью «воспитания интеллигенции в духе учения Ленина – Сталина»29.
Для проведения в жизнь этих руководящих указаний было принято и обеспечивающее их постановление «О мерах помощи Эстонской ССР в деле улучшения массово-политической и культурно-просветительской работы».
«Для оказания помощи ЦК КП(б) Эстонии в проведении массово-политической работы:
а) поручить Управлению кадров и Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) направить на постоянную работу в Эстонскую ССР до 16 ноября 5 квалифицированных пропагандистских работников, трех работников, окончивших газетные курсы при ЦК ВКП(б), и трех работников, окончивших курсы преподавателей марксизма-ленинизма;
б) поручить Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) направить не позднее 15 ноября в Эстонскую ССР пропгруппу Управления пропаганды сроком на два месяца.
Обязать ЦК КП(б) Эстонии и Совнарком Эстонской ССР восстановить уездные, городские и волостные библиотеки.
Поручить ЦК КП(б) Эстонии очистить библиотеки от фашистской и буржуазно-националистической литературы.
Управлению пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) оказать необходимую помощь ЦК КП(б) Эстонии в проведении этой работы.
Обязать Наркомпрос РСФСР (т. Потемкина) выделить для Эстонской ССР одну республиканскую библиотеку для Тартуского государственного университета (г. Тарту) в количестве 10 тысяч книг, скомплектовать четыре городских библиотеки (г.г. Тарту (2 биб.), Нарва и Пярну), пополнить литературой 10 уездных библиотек.
6. Обязать Комитет по делам кинематографии при СНК СССР (т. Большакова):
а) выделить до конца 1944 г. Эстонской ССР 10 стационарных киноаппаратов и 5 электродвижков;
б) отправлять в Эстонскую ССР по 2 копии каждого вновь выходящего художественного фильма и журналов кинохроники»30.
Осенью 1944 г. были приняты и постановления Оргбюро ЦК ВКП(б) «О мерах помощи Литовской ССР в деле улучшения массово-политической и культурно-просветительской работы» и «О задачах партийной организации Латвийской ССР в области политической работы». Полгода спустя республиканские партийные руководители отчитывались о проделанной работе. Отчеты эти выглядели весьма оптимистично: «Проделана значительная работа по повышению идейно-политического уровня руководящих народов Республики, усилилось влияние и поднялся авторитет партийного руководства»31, в столичных городах создаются университеты марксизма-ленинизма, в уездных центрах – партийные школы, на предприятиях, в учреждениях, учебных заведениях и народных домах организованы политкружки. Слушатели изучали: «Краткий курс истории ЦК ВКП(б), книгу тов. Сталина «О великой Отечественной войне Советского Союза», Конституции СССР и прибалтийских республик, Устав ЦК ВКП(б)… Кружками руководят партийные, советские работники, а также лучшая часть беспартийной советской интеллигенции»32. В отчетах обращалось внимание на «неуклонный рост» количества политкружков и количества их членов-слушателей. В городах и уездах республик работали семинары для учителей, где изучали опять же Краткий курс истории ВКП(б), книгу тов. Сталина «О великой Отечественной войне Советского Союза»33. Указывалось, что просоветская агитация приобрела «наступательный характер»: «Многие агитаторы, умело используя факты зверств и издевательств, которые проводились немецко-фашистскими захватчиками над советским населением, а также разоблачая действия буржуазных националистов как прямых пособников фашистов, добиваются повышения бдительности среди населения и повышения политической активности трудящихся»34.
Близилась пятая годовщина установления советской власти в прибалтийских республиках, и это событие нужно было встретить так, чтобы исключить любые сомнения в ее устойчивости. Или как минимум исключить зримые проявления этих сомнений.
Интеллигенция «в большинстве своем оставалась антисоветской, но ей претили жестокость нацистских оккупантов, демонстрация расового “превосходства” немцев, облавы…казни»35. Потому возвращение советской власти значительная часть оставшихся в Прибалтике, а не бежавших на Запад в конце войны, представителей интеллигенции готова была принять относительно лояльно, к тому же надеясь, что победа в кровопролитной войне смягчит жестокость советской сталинской системы. Для многих жителей Прибалтики новая ситуация давала шанс на возвращение к нормальной жизни. Уже в конце 1944 г. республиканские газеты сообщили о начале работ по восстановлению взорванных немцами при отступлении или разрушенных во время боев за освобождение электростанций, мостов, больниц и других жизненно важных объектов в прибалтийских городах36.
Много внимания советская власть уделяла возобновлению учебы в высших учебных заведениях в Прибалтике, закрытых нацистами. Например, Вильнюсский и Каунасский университеты были открыты уже осенью 1944 г., что закономерно было с восторгом воспринято в Литве. Забота о вузах и народном образовании объяснялась не только острой необходимостью подготовки специалистов и воспитанию их в нужном идеологическом духе. Большое значение уделялось и пропагандистскому эффекту: еще идут бои, но духовное и национальное возрождение, принесенное Красной армией-освободительницей, уже начинается. И с этим действительно трудно было спорить. К тому же, что принципиально, открытие университетов и школ обязательно проводилось под руководством «местных партийных товарищей» титульных национальностей37 – так подчеркивалось, что вернувшаяся в Прибалтику советская власть своя, родная, а не насаждаемая извне. И это тоже возымело положительный эффект.
Основной политико-культурной проблемой Прибалтики стал введенный на ее территории принцип двуязычия. При массовом притоке руководящих кадров и обычных мигрантов из других республик де-факто русский язык стал главным в Прибалтике. Что по понятным причинам крайне болезненно воспринималось коренными жителями, для которых сохранение родного языка стало с момента вхождения в СССР ключевым критерием самоидентификации. Отношение к национальным языкам у вновь прибывших было зачастую пренебрежительным, порой враждебным. Характерно, что приезжавшие в Литву, Латвию и Эстонию как добровольно, так и по комсомольским и партийным путевкам считали республики «вражескими». Да и прибалты отвечали тем же – встречали приехавших зачастую недружелюбно.
Официальная советская пропаганда замалчивала факты массовой коллаборации жителей прибалтийских республик – это не укладывалось в привычную идеологему о «братстве народов СССР» и тем более о «единстве в борьбе с фашизмом». Происходившее в Прибалтике во время войны было объектом устной истории. Незримая, но вполне ощутимая психологическая стена непонимания, переходившего во взаимную враждебность, становилась все плотнее.
Со стороны приехавших в Прибалтику звучали вполне понятные требования к властям защитить права русскоязычного населения, причем обе конфликтующие стороны гарантию собственных прав воспринимали часто только как ограничение прав второй стороны. Наиболее наглядно непримиримость позиций проявилась по отношению к принципу двуязычия. По установленному порядку делопроизводство во всех трех республиках должно было вестись на языке титульной нации и русском, однако на практике этот порядок часто нарушался, причем с обеих сторон.
Конфликты вокруг языковой проблемы почти всегда заключали в себе политический подтекст и рассматривались республиканским руководством как борьба за национальный суверенитет как минимум в границах культурной автономии. Понятие «языковой барьер» в данном случае обретало свой прямой смысл: незнание языка становилось чуть ли не главным препятствием на пути мигрантов. И хотя его удавалось обходить, республиканские власти очень неохотно соглашались на такого рода исключения. В этом же ряду следует рассматривать и недостаточную оперативность, с которой в республиках приступили к организации курсов по обучению языку вновь прибывших работников38. В целом именно в вопросе о национальном языке позиция республиканских лидеров была наиболее последовательной и твердой. Нарушение статуса национального языка объявлялось покушением на основы «ленинско-сталинской национальной политики», и эта формула использовалась как своего рода щит против русификации39.
Особым, и острым, случаем стал «польский вопрос» в Литве. О том, что эта тема после войны обязательно возникнет, стало ясно еще в 1944 г., едва советские войска освободили Вильнюс. 13 июля, вскоре после освобождения города, А. Снечкусу позвонил И. В. Сталин. Поздравив Снечкуса, Сталин вдруг спросил: как теперь правильно называть город – по-польски Вильно или по-литовски Вильнюс. Услышав ожидаемый ответ, Сталин порекомендовал, кроме того, немедленно вывесить в городе литовские флаги – «чтобы было всем ясно, что это Литва»