– Эксперимент, как видишь, удачен. Мы – так сказать, Высшие Силы – просто откопировали одно крупное временное военно-морское соединение вашего времени, и разместили его реплики в четырех ключевых точках Российской истории, предоставив твоим современникам и коллегам полную свободу воли. А дальше они уже действовали сами, сами, сами… Так что гордись – результат налицо. Мир мадмуазель Волконской – это результат переделки периода Русско-японской войны. Впрочем, сейчас это уже не так важно, потому что с представителями трех остальных миров тебе вряд ли придется встретиться, поскольку их здесь пока нет.
– Понятно, отче, – немного подумав, произнес я, – но все же, если не секрет, какие еще периоды нашей истории Вы взяли в переделку?
– Пусть это не беспокоит тебя, сын мой, – ответил тот, кто говорил голосом отца Александра, – лишние знания – это лишние печали. Впрочем, ты можешь попробовать догадаться об этом сам. Подсказка – ткань истории особо истончается в периоды великих испытаний, войн и революций. Именно тогда появляется возможность относительно небольшим воздействием повернуть ее в новое русло. В спокойное время менять историю – такое же безнадежное занятие, как и двигать горы – слишком уж велико сопротивление среды и инерция процесса. Подумай над моим вопросом хорошенько, капитан Серегин. Если ты сумеешь угадать хотя бы еще два периода из трех, то ты не тупоголовый боевик, призванный всю жизнь отстреливать бородатых отморозков в горах и пустынях, но нечто большее.
– С вами, отче, – почесал я в затылке, – вечно как на экзамене… Надо бы немного подумать.
– Да, именно так, юноша. Как говорится, тяните билет и думайте. Хе-хе-хе. Провал в этом испытании не грозит вам чем-то особенным, зато, если вы ответите правильно, то я буду уверен, что вы сумеете самостоятельно выпутаться из любой ситуации.
– Ну, отче, – сказал я, – предполагаю, что один период – это Великая Отечественная война, где-то между битвой за Москву и началом летнего наступления немцев на Волгу и Кавказ. До этого времени ничего изменить было еще нельзя, а после было уже поздно что-либо кардинально менять, потому что именно последовавшая за этим наступлением битва за Сталинград задала тренд дальнейшему развитию событий, и даже Курская дуга на его фоне – это просто проходной эпизод. Второй период – это явно семнадцатый год, только непонятно, февраль или октябрь. Если была цель сохранить монархию, то это февраль, а если облегчить приход к власти большевиков то октябрь. Продление существования Временного правительства я в качестве цели всерьез не рассматриваю, ибо само это правительство России на пользу не шло. В качестве третьего периода, отче, я бы выбрал Крымскую войну, вот где всем переломам был перелом…
– Первые два ответа засчитываются, – одобрительно кивнув головой, произнес мой собеседник, – а вот третий является неверным, поскольку в середине XIX века состояние Российской промышленности и экономики еще не позволяло никоим образом обеспечивать переброшенную эскадру и воздействие быстро бы сошло на нет. Впрочем, сам по себе один неверный ответ уже не так важен, поскольку в твоем нынешнем положении дела в столь далеких мирах в давние для них времена не имеют никакого значения. И давай закончим этот разговор, Серегин. Я и так сказал тебе значительно больше, чем следовало бы.
– Хорошо, отче, – кивнул я, – давайте поговорим о наших текущих делах. Не нравятся мне те интриги, что местные греко-римские божки закручивают вокруг нашего отряда, совсем не нравятся…
– А чего ты хотел? – хмыкнул в ответ отец Александр, – эти персонажи интригуют так же легко, как дышат. Но суть не в их интригах, а в наличии в этом мире херра Тойфеля и его поклонников тевтонов…
В этот момент позади нас кто-то деликатно кашлянул. Обернувшись, я увидел, что там, возле кустов, стоят Птица, Кобра и мадмуазель Волконская, уже умытые, и с полотенцами через плечо. Они, значит, поднялись, подкрались – а я и не заметил… Старею!
– Извините, господа, – сказала Волконская, – так получилось, что мы тут шли мимо, услышали ваш разговор и немного заслушались. Нам, знаете ли, с Анной Сергеевной эта тема тоже интересна.
Мы с отцом Александром переглянулись и пожали плечами. Хотели обсудить вопрос наедине, а получилось, что вынесли его на военный совет. Да, именно так. Поскольку Колдун сказал, что сегодня он инициирует и Кобру, и Волконскую, после чего обе эти дамы займут свое законное место в командном составе нашего отряда. Прокол? Да, прокол! Но не настолько серьезный, чтобы из-за него рвать себе волосы на причинных местах.
– Ну что же, – вздохнул я, – присаживайтесь, дамы, и давайте поговорим, если уж на то пошло.
– Давайте поговорим, – отозвалась Птица, – а то мне все эти божественные интриги тоже не нравятся. Да и Гермесию доверия нет – скользкий тип, родную бабушку за три рубля продаст. Ведь нам надо не вмешиваться в здешние дела, а найти способ убраться отсюда поскорее в наши родные пенаты.
Я вздохнул и сказал:
– Ох, и взгреют тебя дома, Птица, за ту прогулку с детишками по горам! Наверное, там все уже на ушах: полиция, МЧС, армия, журналисты и пгочие пгавозащитники. Шутка ли – воспитатель с детьми исчезли в районе армейской спецоперации против террористов. Думаю, что дерьма теперь не оберешься.
Лишь на долю мгновения в ее глазах мелькнул испуг. Но она тут же расправила плечи, вскинула подбородок (отчего ее роскошный хвост энергично и восхитительно вздрогнул) и, усмехнувшись, ехидно осведомилась:
– Так вы, Сергей Сергеевич, намекаете на то, что нам лучше и вовсе домой не возвращаться? Мне-то почти все равно, дома меня ничего не держит, и девочкам из детдома тоже. Но вот у Димки с Митькой есть папы-мамы, дедушки-бабушки, братья-сестры, и их домой надо вернуть обязательно. Волнуются же люди о том, что стряслось с их чадами, да и самим чадам тоже родные далеко не безразличны. Приключения приключениями, а домой-то им хочется…
– Возвращаться надо, – кивнул я, – но возвращаться, так сказать, с результатом. Тогда операцию наглухо засекретят, мальчиков, взяв расписки, по-тихому вернут по домам, а остальных спрячут так, что сам Шерлок Холмс, вкупе с инспектором Лейстрейдом, никогда и никого не найдут.
– Нет, – упрямо возразила Птица, – так не годится. Не хочу всю жизнь сидеть у вас в клетке и чирикать только по приказу. Еще мозги всяким гадам прикажете просвечивать, знаю я вас – обязательно кому-нибудь в голову придет такая «светлая» идея. Если уж так, то я лучше останусь здесь, чем стану вашим засекреченным оружием.
– Тихо-тихо, Птица, – попытался я ее успокоить, – никто тебя не неволит. Хочешь оставаться здесь – оставайся. Резидентом будешь.
– Ну, вот еще что – резидентом! – надулась Птица, но больше возражать не стала.
– Кстати, – наконец высказался молчавший с самого начала отец Александр, – зачем вам, Анна Сергеевна, обязательно оставаться именно здесь? Если вообще нам удастся найти выход, то тогда мир мы вам можем подобрать и поприличней, ближе к вашему родному менталитету, не то что эта промзона.
– Не поняла, – спросила Птица, – что значит «подобрать мир»?
– Ну как вам объяснить, Анна Сергеевна… Все наше мироздание условно можно представить в виде трехмерной системы надпространственных координат, хотя их на самом деле куда больше. Шкала «Y» (слева направо) обозначает время, постоянно текущее из прошлого в будущее. Время общее для всех миров, хоть и течет в них с неодинаковой скоростью. Шкала «Z» (снизу вверх) квантованная и разделяет миры по уровням наличия магии и скорости течения времени. Чем больше магии, тем медленнее течет время. Этот мир находится на нулевом потенциальным уровне с самым медленным временем, и с самой мощной магией. Есть миры еще ниже этого, но, то уже подвал, ибо там в силу местных условий психика простых смертных истощается значительно быстрее, чем здесь, и существование разумной жизни там считается невозможным.
Чем выше по этой шкале, тем быстрее движется время, пока миры не становятся необитаемыми по той же причине, что и внизу. Только разница в том, что мозг не деградирует от слишком медленного времени, а разрушается нагрузкой от слишком быстрого. Есть еще одна шкала, которую условно можно наименовать шкалой «Х» (случайность-закономерность).
Как я уже говорил, этот мир по шкале «Z» лежит «на нулевом уровне», и наш мир и все четыре искусственно измененных мира, свитые в один плотный жгут, выглядят отсюда как Москва с пригородами откуда-нибудь с Кушки или с Камчатки. Если мы найдем то самое Место Силы, откуда осуществляется управление выходными каналами (ибо свалиться сюда просто, а вот выбраться обратно, наверх, затруднительно), то при настройке канала нам потребуется правильно определить один-единственный мир из их почти бесконечного числа. А посещать все миры подряд методом перебора у вас просто не хватит ваших человеческих жизней, не говоря уже и том, что это крайне неразумно. Занесет еще в постапокалиптический мир, переживший ядерную войну, и будет всем вам такое счастье, что не унести.
Сказать честно, я из этих объяснений ничего (ну или почти ничего), не понял. Ясно было только одно – нас занесло так далеко, что и уму непостижимо. И что, хоть возможность выбраться отсюда и существует, но вероятность успешно осуществить такую возможность примерно равна нулю, или даже отрицательной величине.
– Господа, – прервала мои размышления мадмуазель Волконская, – не забывайте, что нам нужен не один-единственный мир, а два. С моей точки зрения, ваша Российская Федерация – тоже ужасное, чуть ли не средневековое захолустье, и я не собираюсь проводить в нем остатки своих дней.
– Не все так плохо, – вмешалась в разговор Птица, не глядя на Волконскую и делая вид, будто с интересом рассматривает собственные ногти – она явно старалась сдержать закипающие эмоции (я хорошо изучил ее за это время), – по некоторым словесным выражениям знакомых нам греко-римских божков можно сделать вывод, что они довольно регулярно бывают или в нашем мире, или в сильно на него похожем. Вспомните оговорки пьяненькой Афродиты про вечный двигатель, и про то, чтобы ей «завернули» Антона и прапорщика Пихоцкого. Да и у Гермесия с Гефестием проскакивали выражения, которые они н