Тогда Кришнамурти, как истинный Учитель, предпринимает единственно возможный для своих нынешних убеждений активный, можно сказать, социально активный шаг. Он распускает орден Звезды Востока. Для истины не нужна организация, и никакой мессия не сможет сделать людей лучше, всякие догмы и правила вредны для духовного роста, истина внутри каждого, и для того, чтобы ее достичь, не нужны авторитеты и членство в сектах. «Вы можете образовать новые организации и ждать кого-то еще, — говорит он, — меня это не волнует — ни создание новых клеток, ни украшения к ним. Единственное, что довлеет надо мной, — освободить людей полностью и безусловно».
Учитель разочаровал своих учеников и учителей. Многие отрекаются от веры и становятся яростными противниками. Роспуск ордена и отказ от роли «мироперестроителя» лишает смысла многие планы и даже многие жизни. На этой волне разочарования и даже возмущения особенно примечательна реакция Анни Безант. Ее жизнь, ее надежды и планы — все рухнуло, все... кроме веры... Бывшая глава Теософского общества осталась верна своему бодхисаттве. Она всегда ему помогала... А жизнь все-таки продолжалась, хотя стала совсем другой. До 1947 года Кришнамурти тихо живет в Калифорнии. Теперь его не приветствуют толпы, но он по-прежнему вызывает жгучий интерес ищущих людей, среди которых множество тех, кого мы называем знаменитостями: Чаплин, Хаксли, Гарбо...
Аура этого удивительного человека не угасает, его стремление рассказать людям о том, что есть свобода, любовь, истина, заставляет его еще несколько раз возвращаться на родину. В 1939 году он выступает в Индии, но его идеи не достигают душ соотечественников. В следующий раз Кришнамурти приезжает в родную страну только в 1947-м. Вторая мировая война, независимость, ощущение нового времени изменяют индийцев, и только теперь они слышат и видят того, кто готов отдать им, каждому, неисчерпаемую силу своего сердца, глубину сострадания и нестерпимый свет прозрений.
До самой смерти Кришнамурти не прекращает постоянного общения с людьми. Сама атмосфера вокруг него пропитана любовью и добром. Люди, выслушивая самые жестокие истины, не страдают от ран разочарования, а исцеляются и получают заряд сил для продолжения пути. «Чтобы понимать страдание и беспорядок, которые существуют в нас, а поэтому и в мире, мы должны сначала найти ясность в себе, а эта ясность приходит через правильное мышление. Правильное мышление — это не результат просто развития интеллекта. Правильное мышление приходит с самопознанием. Без понимания себя то, что вы думаете, не истинно».
Отказавшись от роли живого бога, Кришнамурти не уходит от людей, каждому показывая, что бог живет в душе, только внутри и только сам человек сможет открыть его в себе. Истине нельзя научить, но ее можно открыть. Его философия — только поводы для размышления, двери, в которые можно впустить истину. И она не может быть исламской, буддийской или христианской, для каждого человека истина своя, и свобода открывается ему по-своему. «Страной дорог» назвал Джидду Кришнамурти истину. У каждого своя дорога: «Я ничему не учу вас, я только держу фонарь, чтобы вам было лучше видно, а захотите ли вы увидеть — ваше дело...» Так несколько десятилетий он пытается донести свои прозрения до многотысячных аудиторий в Индии, Швейцарии, Америке и других странах.
Джидду Кришнамурти покинул наш мир 17 февраля 1986 года. Кто знает, где он теперь... Нам же остались его книги. Может быть, кому-то они осветят дорогу к своей личной истине: «У ног Учителя», «Свобода от известного», «О самом важном», «Бомбейские беседы», «Книга жизни», «Начало познания».
Часть перваяВ СОДРУЖЕСТВЕ С ЖИЗНЬЮ
Поверьте мне, я вглядываюсь только лишь в разрозненные осколки Бесконечного. Бесконечное есть столь невероятное и непостижимое явление, что никто и никогда не сможет прозреть его совершенство.
НЕМОТИВИРОВАННАЯ СТРАСТЬ К ПОНИМАНИЮ
Мне всегда было крайне интересно, почему люди так упрямо и упорно лишают себя подлинной страсти? Им так необходимы власть, общественный вес и влияние, развлечения, секс и религия. И только очень немногие из людей наделены истинной страстностью, которой дано понять все процессы бытия в целом и которая не позволяет растрачивать энергию на фрагментарную деятельность. Где же она, великая страсть, способная понять жизнь?
Чтобы понять жизнь, любовь и смерть, нужен не только интеллект. Для этого нужно нечто гораздо большее: Энергия.
Ведь что значит жить? Что такое любовь? И что означает умирание? Где скрываются ответы на все эти вопросы? В каких потаенных, недоступных человеку закоулках ума и души они прячутся?
Мы так ничего и не поймем, если будем беспрерывно заниматься разделением этих вопросов. Жизнь, любовь и смерть — это единый поток. И нам не обойтись без Энергии, не только интеллектуальной, но и Энергии сильного чувства, той немотивированной страстности, что вечно пылает огнем в душе каждого человека.
Легко увидеть в самом себе активность поверхностного ума, с его заботами о хлебе насущном. Знание такого ума — это знание технологическое, научное, стяжательское. Но в наших сердцах есть заветные, потаенные уголки Неведомого, тайные пещеры Истинной Страсти. В этих тайниках до поры до времени скрывается все минувшее. Кажущаяся случайность человеческих мнений исходит от этих прошлых накоплений. По существу, они базируются на старом знании и опыте прошлого, на разнообразных формах былых умозаключений и мнений. Может ли ум наблюдать и понимать все это? Может ли ум подняться над этим и выйти за его пределы так, чтобы никакого разделения вообще не было бы?
Мы все страшно, просто катастрофически обусловлены. Более того, мы непростительно фрагментарны и на жизнь взираем фрагментарным, затуманенным взором. Мы остаемся и индивидуалистами, и коллективистами одновременно. Мы — эгоисты, стремящиеся слиться с чем-то большим в единое целое, оставаясь при этом Отдельными. Мы все разделяем на части: жизнь и смерть, любовь и ненависть, прошлое и будущее, настоящее и прошлое.
Если бы мы взглянули на себя критически, со стороны, то увидели бы, что все наши действия основаны на Прошлом: прежних выводах, устаревших стереотипах и идеалах далекого прошлого. Ум и сердце наши страшно перегружены воспоминаниями, мешающими жизни быть цельной и восхитительной.
Наблюдать — это значит быть критичным. Но быть критичным не в смысле использования критики, основанной на оценках и мнениях, а быть критично-бдительным. Если же эта критичность является личной, отягощенной страхом или предубеждениями, она перестает быть подлинно критичной, а становится просто фрагментацией.
Что же понимается нами под реальностью? Существует ли вообще хоть какая-нибудь реальность, безмерность, Вечность, в конце концов?
Мы привыкли считать жизнь положительным актом: делать и думать, хлопотать и конфликтовать, бояться, печалиться, грешить и чувствовать себя виноватыми, строить честолюбивые планы, бороться и конкурировать, жаждать удовольствий и успеха. Именно все это мы называем жизнью. Конечно, это и есть наша жизнь. Жизнь со всеми ее краткими мгновениями радости и безмерной щедрости, которая не ставит никаких условий. Никому. Еще более мгновенны и преходящи минуты сладчайшего экстаза и блаженства, у которых нет ни прошлого, ни будущего. Увы, нашей жизнью стало хождение на службу, раздражение и ненависть, презрение и неприязнь к себе подобным. Так неужели все это нам нравится?
Подлинно положительное — это отрицание «положительного». Следует отвергнуть эту так называемую жизнь со всем ее уродством и страхом, одиночеством, жестокостью и насилием. Понимаем ли мы друг друга? Все то, что кажется нам моральным, на самом деле — оголтелая конкуренция друг с другом, алчность и черная зависть к успехам ближних. Отвергнуть все это и есть высшая форма морали.
Великое дело — отвергнуть мораль общественную. Но еще более величественен отказ от того, как мы живем — мелочно, пусто и поверхностно. Видеть ложное ложным — это видение и есть истина.
А ведь остается еще и вопрос смерти, старательно отодвигаемый нами подальше. Для нас он связан с чем-то, что должно произойти в будущем, лет через пятьдесят или завтра. Мы боимся прихода конца, физического завершения, отнимающего у нас все: накопления, заработанное, пережитое, жену, мужа, дом, мебель, садик, книги, стихи, уже написанные нами или те, что мы надеемся написать. Мы боимся позволить всему этому уйти, потому что мы сами и есть эта мебель, эти картины — все, чем мы обладаем. Если у нас есть способность играть на скрипке, то мы еще и скрипка. Именно из-за нашего само-отождествления с этими вещами мы превращаемся в них и ни во что иное, кроме них. Смотрели ли вы на это под таким углом? Ведь вы и есть дом с его ставнями, спальней, мебелью, за которой вы годами ухаживали, — вы есть все это. Если убрать все это, то вы — ничто.
И это то, чего вы боитесь больше всего: быть ничем. Разве не странно, что вы сорок лет жизни ежедневно ходите на службу, а когда прекращаете, у вас начинает болеть сердце и вы умираете? Мы превратились в работу со всеми ее папками, клерками и менеджерами. Мы засорили свои головы идеями о Боге, истине и добродетели. Грустно. Мы видим все это и не осознаем трагичности. Ибо мы медленно умираем.
Да, конечно, смерть всегда неотвратима, все когда-нибудь кончается. А мы так боимся похоронить прошлое. Мы сами превратились в прошлое, в прошедшее время со всеми его печалями. Вот почему весь Восток свято и неотвратимо верит в реинкарнацию, в перевоплощение душ. Ибо мы все вновь и вновь мечтаем родиться хаосом и смятением. И именно те из нас, кто так горячо верит в перевоплощение, не знают, как себя вести. Если бы они заботились о поведении, то не были бы озабочены тем, что будет, ибо добродетель — это внимание к настоящему.
А ведь смерть есть жизнь! Без умирания нет любви истинной. Жить, любить и умирать — одно и то же, это жизнь целостная и полная, жизнь в настоящем. Свободном от прошлого.