Этот поросен… текст состоит всего из трех предложений. На контрасте с зарисовкой о мафии о-го-го, правда? Что самое интересное, никаких сложных мыслей, связей и конструкций здесь нет, «бьются» предложения на раз. Можно оспорить саму необходимость это делать, ведь синтаксическая унылость отлично передает унылую же атмосферу в офисе. Но я бы все же попробовала. Тем более что здесь присутствует еще одна проблема, которая часто идет с длинными предложениями рука об руку. Я о нанизывании придаточных конструкций, вроде «который… которой…». И вот их, даже если длину предложений вам жалко, придется проредить. Пробуем?
Я была усталой, буквально разваливалась. И зачем я опять довела себя до такого? Давно пора научиться отдыхать, найти меру в дедлайнах и выправить режим сна. Он вообще поехал к чертовой матери, и мать эта вдобавок впала в послеродовую депрессию.
Осень вымотала всех нас. Никто и головы не поднимал лишний раз от чашки кофе и рабочего компьютера: все как-то съежились, скукожились, нахохлились. Не офис, а просто питомник больных воробьев, придавленных ноябрем настолько, что даже жалобно чирикать нет сил. А ведь приближался Новый год — время лихорадочно все доделывать, закрывать проекты, планировать праздники. Но никакого настроения не было, перед глазами плясали бесконечные рабочие задачи. Они одна за другой валились на голову, как свежий снег, которого мы все так ждали.
Механизмы правки те же: предложения стали… просто разными. Их прибавилось, но одновременно сами они сократились — например, за счет ухода лишних придаточных. Появился второй абзац, знаменующий переход к общей картинке в офисе. И еще важный момент: вопросы и восклицания — зло далеко не всегда, нужно лишь внимательно отнестись к их количеству, чтобы не уйти в комичное кудахтанье. Иногда они хорошо помогают урезать лишнее и оживить мысль. Ведь когда мы, например, задаем вопрос сами себе, мы оставляем от него только суть.
Еще один момент — замена «выматывала» на «вымотала», то есть процесса на результат. Согласитесь, его мы уже видим: сотрудники нахохлились, как воробьи, да и, судя по контексту, близятся каникулы. Так что осень всех, в принципе, «вымотала», и они уже пожинают последствия. Но поскольку дальше героиня описывает каждодневную картинку, где используются глаголы несовершенного вида («не поднимали», «приближался», «доделывать»), предложения оказалось вернее разбить. Как правило, привязанным к одному подлежащему сказуемым комфортно иметь одинаковый вид: либо совершенный, либо несовершенный. «Мыши плакали, кололись, но продолжали есть кактус». Если же вам захочется привести бедных животных к результату, желательно указание на «Господи, слава тебе, это кончилось!».
«Мы строили, строили и наконец построили!»
«Мыши плакали, кололись, но в итоге съели кактус».
Последний совет по синтаксису связан с причастными и деепричастными оборотами. Бесконечно нанизывать друг на друга или на тонкую смысловую ниточку можно не только придаточные предложения, но и эти симпатичные конструкции.
Я призываю уделять им больше внимания, а вот Горького — слушать умеренно. Иногда — например, в борьбе все с той же синтаксической монотонностью — они могут здорово вас выручить.
Я открыл дверь и вошел. Люда сидела у окна и вышивала. Вечер пах сиренью и веял ветерком.
Три подряд, казалось бы, почти безгрешных предложения. Ключевое слово — «подряд». Если мы вернемся в школу и проведем разбор, за который когда-то зарабатывали пятерки у доски, то сразу увидим: наши предложения — тройняшки. Простые, двусоставные, повествовательные, невосклицательные, распространенные да вдобавок украшенные однородными сказуемыми. Аккуратные, короткие. Придираться необязательно, можно оставить как есть, но я бы сделала так:
Открыв дверь, я вошел. Люда вышивала у окна. Вечер пах сиренью, с улицы веяло ветерком.
Правка минимальная, но получилось живее. В первом предложении мы потеряли лишний глагол благодаря деепричастному обороту, во втором — за счет очевидности (если вы хоть раз вышивали, то понимаете ведь, что это сложно делать стоя, да?), ну а третьему пришлось вырасти до сложного, потому что «вечер веял» все же конструкция спорная. Максимум можно написать «вечер дышал».
Возвращаемся к нанизыванию. Самые чудесные вещи, и конструкции в том числе, легко испортить перебором. Когда к одному причастному обороту в жарком объятии льнет другой, да еще и с причастием того же типа, я встаю на сторону Горького. Это змеиное шипение. И оно очень сложно читается.
Монгольфьер, поднявшийся в вышину, дышащую заоблачным холодом, медленно летел сквозь сгущающийся туман.
Смотрите, сколько шипящих. Субъективное восприятие может шепнуть нам, что для передачи атмосферы в корзине воздушного шара — тишина, промозглость, шум горячего воздуха — недурно. Что ж, может быть. А так?
Монгольфьер, поднявшийся в вышину, дышащую заоблачным холодом, оседающим на волосах изморозью, медленно летел сквозь туман, все сгущающийся и сгущающийся.
Ну признайтесь же, что есть проблемы. Лично мне было физически дискомфортно даже придумывать это предложение. Попробуем поправить?
Монгольфьер уже поднялся в заоблачную вышину. Медленно и тихо он летел сквозь туман, все сгущающийся и сгущающийся. Холод оседал на волосах изморозью.
Возможны и более щадящие варианты и даже варианты без разбивки. Но я предоставлю их поиск вам, а сама только призову быть осторожными. Змеи и гуси нравятся не всем, но если они нравятся вам, ищите к ним свой подход.
Деепричастных оборотов касается то же, но в их случае я сталкиваюсь с другим нанизыванием. Его я называю шашлыком: когда к бедному глаголу деепричастный оборот или голенькое деепричастие крепится и справа и слева. Получается целый шампур действий, причем не всегда понятно, какое и за каким идет.
Устав от бесполезной драмы, я отвернулся, подумав о том, какой же он все-таки душный, этот Киса.
Он сначала устал, а потом отвернулся? А подумал он в какой момент? Одновременно с тем, как отворачивался, или перед этим? Такие конструкции в редактуре часто остаются без внимания, а зря. Можно сделать еще неоднозначнее:
Устав от бесполезной драмы, я отвернулся, думая о том, какой же он все-таки душный, этот Киса.
Здесь бонусом к шашлычку мы (не всегда, но часто) получаем нарушение видо-временной связи. Повторюсь, к этой ошибке относятся щадяще, а еще она страшно приставучая, иногда я ловлю ее и у себя. Но давайте попробуем ее победить?
Устав от бесполезной драмы, я отвернулся и подумал: «Какой же он все-таки душный, этот Киса».
Это, скажем так, лайт-вариант. Но если мы хотим дополнительного спецэффекта — окончательно «растворить» стенку между читателем и персонажем, — можно написать:
Устав от бесполезной драмы, я отвернулся. Какой же он все-таки душный, этот Киса.
Не каждую мысль персонажа можно подать этим приемом, но некоторые — очень даже. Ведь, если предыдущий диалог вы покажете интересно и ярко, читатель и сам подумает про загадочного Кису: «Боже, ну и душнила!»
В заключение согрешу самоповтором: синтаксис — это лес. Сломать в нем ноги даже проще, чем разбираясь с коннотациями и словесным мусором. Но на самом деле допустимого в синтаксических конструкциях куда больше, чем в лексических; серьезные ошибки можно посчитать играючи, а ключевое правило одно.
Старайтесь, чтобы вас понимали. И чтобы для этого не приходилось прилагать титанические усилия. А красота придет с опытом.
Приложение 1. Филологическая анатомия. Пять общих законов, по которым живут язык, речь и стиль
Из-за своей могучести русский язык многим (даже среди его носителей!) представляется каким-то чудовищным диплодоком с зашкаливающим количеством костей и мышц. Ну правда, это же сколько в нем «но», «если», «а еще»… вы-учить можно, а понять? Да еще что-то новое вечно вылезает! Но пришло время филологической правды. Хаоса в русском языке — да и любом другом — куда меньше, чем порядка. В конце концов, это тоже организм, просто очень большой.
И функционирует, и развивается он по ограниченному количеству законов. Более того, эти законы просты и подсознательно ясны нам всем, они помогают с языком работать, пополнять речевой и писательский арсенал. Они же источник наших ошибок. Об этих законах мы и поговорим. И если вы осмыслите их, запомните и начнете применять осознанно, они проложат вам путь к чудным открытиям.
Базовый закон развития языка — закон системности. Мы никогда не знаем, как наше слово отзовется, но еще меньше знаем, что с ним станется, допустим, десять лет спустя. Если оно, например, приобретет новое значение, за этим последует целый комплекс изменений на иных уровнях. Слово может перестать или, наоборот, начать образовывать другие части речи, расстаться с нейтральной коннотацией, потерять или обрести множественное число. Например, компьютерные технологии похитили «мышь», но выражений вроде «мышиная клавиша» или «мышиный шнур» не появилось. Мышиными могут быть только помет, писк и так далее. Зато «мышка» в значении гаджета, а не милого зверька приобрело нейтральную коннотацию, расставшись с ласкательностью. Слово «токсичный», перейдя в сферу популярной психологии, получило отчетливую негативную коннотацию, хотя как термин из естественных наук нейтрально.
Закон работает и на более глобальных уровнях. Позволив существовать таким двусмысленным конструкциям с инфинитивами, как «казнить нельзя помиловать», человечество щедро отсыпало им знаков препинания; запутавшись в склонении некоторых существительных в винительном падеже, задействовало жесткую фиксацию порядка слов (в предложении «Ночь несет смерть» понятно, кто и кого несет, исключительно благодаря ему). Человечество любит понятность. Закон помогает нам трансформировать язык по принципу домино. «Если где-то что-то поменялось, то где-то что-то поменяется