• Персонажам-родителям (особенно в молодежной прозе) не помешает добавить что-то помимо полного неумения понять своего ребенка и восхитительного таланта отсутствовать в нужный момент. В конце концов, родители должны были повлиять на его становление, которое будет лежать в основе сюжета. Эту задачу неплохо решают, например, в сериале «Очень странные дела». Когда на город Хокинс (и команду слишком любопытных ребятишек, в частности) обрушиваются чудовища с Изнанки, к борьбе подключаются не только старшие братья и сестры этих детей, но и мама одного из них, опекун второй, а в эпизодических ситуациях — также взрослые друзья семьи. Джойс Байерс и Джим Хоппер — восхитительные примеры родителей, которые многое упускают, да, но стремятся наверстать. И в нужные моменты готовы протянуть детям руку помощи. Даже если находятся в это время в плену у коммунистов!
Особенно все это касается людей, которым предстоит умереть, чтобы ваш главный герой трансформировался, а читатель — страдал. Если погибший не будет яркой, живой личностью, вызывающей сопереживание, — страдать никто не станет. И в трансформацию, скорее всего, тоже не поверит. Хороший пример — персонажи романа Мариам Петросян «Дом, в котором…». Их там как китайцев в Китае, но запоминается и вызывает эмоции каждый, а всех умерших очень-очень жалко.
Мы возвращаемся к вопросу мотивации и поведения, зависящих от личности героя. Но на самом деле не только от нее, но еще от законов мира, социального контекста и исторического периода. Если бы Гарри Поттер был не сиротой, а, например… сыном кого-нибудь из МИ-6, он, возможно, предпочел бы задействовать против Темного Лорда не Дары Смерти, а хороший дробовик и продуманную систему диверсий, а вот если бы он был ребенком пастора или хиппи, то мог бы и самоустраниться из всей этой мясорубки. И вообще, если бы Джоан Роулинг прописала маглов менее виктимно и они могли играть роль «третьей силы» (как, например, в серии «Порри Гаттер», где британскую разведку хлебом не корми — дай влезть в делишки волшебников), многие герои, включая Дамблдора и Фаджа, мыслили бы совершенно иначе.
Контекст эпохи проще всего объясняется на примере нашей любимой осознанности и сопряженных с ней этических моментов. Современный литературный процесс поощряет бережность и эмпатию, уважение и интерес к представителям разных возрастных, национальных, социальных, гендерных, профессиональных групп. Культура woke — маркер эпохи, интересный и ценный. Современные герои двадцати и чуть более лет в хорошем смысле удивляют меня прогрессивными, свободными, толерантными взглядами на мир. Они отражают то, что происходит в обществе, и это делает их живыми. Романы о них становятся романами поколения не просто так.
Вместе с тем, если вы возьметесь, например, за текст о современницах Катерины из «Грозы», отправитесь в эпоху пуританства или в Темные века, придется перестроиться и перестроить мышление персонажей. Да даже в 1940-е вы еще не встретите ни торжества научно-технической революции, ни толерантности как нормы, ни эмпатии и осознанности как стиля жизни. Прогрессивные, не загнанные в рамки шовинистских убеждений и ярлыков герои будут вашими «лучиками света в темном царстве». Количество эмансипированных женщин, негомофобных мужчин, эко-активистов и людей, знающих, что «аутист» не ругательство, придется строго выверить и жестко обосновать появление каждого из них. И если современный молодой герой трижды подумает, прежде чем назвать ближнего ненормальным или использовать словосочетание «рыдать как девка», то его ровесник из XVIII–XIX веков, даже если человек он хороший, еще просто незнаком с понятием экологичной речи и не знает, как говорить о таких вещах корректнее, без гендерных стереотипов и стигматизации ментальных расстройств. Это стоит понимать, если вы стремитесь к реализму, а не к идеологической ретуши. Если же вам важнее сохранить свои ценности и транслировать их вне исторического контекста, ваш выбор тоже может быть верным. В конце концов, чем больше мы подсвечиваем осознанность, тем лучше.
Для развития «контекстного» вектора логики предлагаю простое упражнение: возьмите любого героя и перенесите в другое время, другое государство, другой социальный слой или все и сразу. Попробуйте представить: как изменятся его ценности, установки, как он будет думать и разговаривать, что станет для него нормой, что — патологией? А какое «ядро» его личности останется неизменным? Осторожно: из таких тренировок часто рождаются фанфики. Или совсем новые книги.
Мир постоянно меняется — и мы меняемся с ним. С чем-то сталкиваются почти все: с подростковыми бунтами, кризисом среднего возраста, подкрадывающейся пенсией. Другие перемены — более личные: в армию забрали, родители умерли, муж бросил или ты миллион выиграл, в кресло начальника сел, друзей нашел. Есть и «гремучие», глобальные катализаторы: войны и пандемии, революции и стихийные бедствия, в горнилах которых прежним остаться крайне трудно. Меняться обычно здорово, пусть и в той или иной мере тяжело: это ведет к личностному росту, преодолению обстоятельств, появлению новых связей и расширению горизонтов. Так происходит эволюция.
Бывает, что герой в начале книги и герой в конце — два разных человека. Он полностью меняет окружение или свое отношение к нему, самые базовые установки и приоритеты, цели и мечты. Обычно хорошо прописать такое позволяет либо «саговая масштабность», когда мы с героем «от колыбели до могилы», либо обращение к переломному периоду (например, человек в тринадцать лет и на пороге двадцати будет очень разным, человек до и после похорон лучшего друга — тоже) или, опять же, к слому в жизни общественной (война, чума и инопланетное вторжение). В этих случаях говорят: «герой прошел внутреннюю трансформацию». Наблюдать ее, как правило, очень переживательно, а результат может как восхищать, так и ужасать. Хороший пример трансформации в позитивном ключе — Рон Уизли из «Гарри Поттера», Аугусто Авельянеда из «Жизни А. Г.» и Шедоу из вселенной «Соника»; яркие образы «от героя к злодею» — Энакин Скайуокер, Эжен де Растиньяк, Доктор Ужасный и Дориан Грей.
Радикальные перемены, если упрощать, бывают двух видов: «мне таким быть больше невозможно» и «я таким быть больше не хочу». Первый вариант популярнее: автор, садистски хихикая, окунает персонажа в водоворот событий; герой лихорадочно барахтается и как-то меняется; все счастливы. Вариант второй — выстроить книгу на том, что персонаж работает над собой, осознанно ныряет в события, способные на него повлиять, — сложнее. Точнее, такую историю сложнее сделать интересной, потому что персонаж, барахтающийся непонятно где, а не сам туда прыгающий с воплем «Щас как изменюсь!», вызывает больше эмоций. Хотя бывают и исключения, например книга «Я справлюсь, мама» Оливии Поттс.
Перейдем собственно к прямым, то есть к технической стороне того, как вы прописываете трансформацию героя. Так почему же простое «из точки А в точку Б» не работает, а вернее, вызывает у большинства читателей возмущенный крик «Не верю!»?
Отслеживали статистику заболеваний ковидом? Тогда слова «ломаный график с подъемами и спусками» всё вам объяснят. В большинстве случаев живой человек резко меняется не после какой-то одной ситуации (такое возможно, особенно если он прошел через травматический опыт, но даже этот путь займет время), а после цепи внешних и внутренних событий, растянутой во времени. И она должна быть читателю ясна — показаны как минимум два, три, четыре ее звена. По сравнению с ней сюжеты, в которых поведение персонажа просто в какой-то момент резко становится другим, будто по нажатию кнопки, выглядят спорно.
Всегда задумывайтесь о том, почему ваш персонаж меняется: иначе эмоционирует, корректирует планы и желания, выбирает другие методы, обновляет окружение. Какие внутренние разговоры он с собой ведет, пережив некий опыт. И ведет ли? Пытается ли он избежать изменений? Тянет ли его что-то назад, в привычную зону комфорта (или дискомфорта)? Наша психика на самом деле очень ленива, меняться не любит, цепляется за знакомые паттерны, пока они совсем не выцветут, — и это стоит понимать. Более того, я советую вам прописывать такие «ломаные графики» для каждого героя-трансформ… трансформера? Трансформатора? Героя, проходящего трансформацию. Серьезно, хотя бы разок прорисуйте для готовящегося к поединку рыцаря траекторию, соединяющую две точки, которые будут обозначать персонажа в начале текста и в конце. Распишите, какие качества он потеряет, какие — приобретет, а какие — разовьет или приглушит. И не забудьте: линия будет ломаная. В промежуточных точках разместите знаковые для рыцаря события. Какие из них движут его вперед? Какие заставляют усомниться или откатиться назад (на графике — упасть)? Какие травмируют, какие поощряют, что герою удается через этот опыт осознать? И да. Вспомните об этом зигзаге, когда мы чуть дальше будем говорить о микроконфликтах.
Другой важный момент: герои не обязаны на протяжении сюжета меняться, хотя подобный тезис довольно популярен у литературных мастеров и сценаристов. Почему? Трансформация, повторю, непредсказуема, она вызывает сопереживание и эмоционально вовлекает читателя. Иными словами, это хороший способ долго удерживать внимание. Но в жизни все работает немного иначе. Если вы пишете о цельной, сформировавшейся или, например, немолодой, негибкой, консервативной личности, изменения могут быть небольшими или даже их может не быть.
Чтобы понять, как это работает, ответим на простой вопрос: почему вообще герой вынужден меняться? Обычно — все-таки потому, что в нынешнем виде он не справится с некими обстоятельствами. И вот тут важно понять, что кто-то другой, возможно, вывез бы их, поменявшись совсем чуть-чуть или, о ужас, не поменявшись вообще. Даже если речь о чуме, войне и нападении пони-зомби.
Подросток, который вчера просто ходил в школу, а сегодня вынужден спасать ее от террористов, выполнив (или провалив) миссию, наверняка сильно поменяется, многое пересмотрит, возможно, и сойдет с ума. А вот опытный и подготовленный к такому спецназовец, вполне вероятно, воспримет это — со всеми жертвами, рисками и вынужденными выборами — как рутинную боевую задачу. Дело здесь не в «отбитой эмпатии», а в приобретаемых со временем психологических механизмах, позволяющих представителям силовых и правоохранительных органов вообще делать свою работу. Вашего «коммандос» не будет качать на эмоциональных качелях. Он не «уйдет в завтрашний день совсем другим». Вполне возможно (хотя, конечно, все индивидуально), он спасет всех, никак не поменявшись внутри, и отправится пить кофеек. И где-то между этими двумя полюсами «переломности» будет находиться, допустим, молодой военный, что-то уже в жизни повидавший. Он вряд ли переживет полную внутреннюю трансформацию, поучаствовав в таком, но некоторые перемены его затронут.