Идем собирать клюкву
Там чей-то дух, там чем-то пахнет. И буду грешна, но в отдельных случаях я обожаю этот флер сладковато-болотных странненьких запахов. Ведь смысл слова «клюква» (хотя лично я впервые услышала его в контексте неадекватной репрезентации России в иностранных фильмах и романах) куда шире.
Судя по сайтам, исследующим тропы в литературе, мультипликации и кинематографе, сейчас так называют уже любой перегруженный спорным национальным колоритом сеттинг. У этих уютных уголков даже родовое название есть: клюква-лэнды. Так что, если кто-то только что вспомнил предпоследний сезон «Очень странных дел» и побежал искать тазик, садитесь назад: во-первых, там были просто ирония и гротеск, а во-вторых, о «злих рюських» мы говорить не станем. Эта ягода ведь растет и на Западе. И авторам, которые о Западе пишут, тоже важно это понимать.
Попав в заросший клюквой вестерн, не веришь глазам: вечно светит солнце, в полдень исчезают тени, постройки всегда приземистые и деревянные. Все ковбои максимально ковбоисты (и кольт за поясом, и с двух рук в яблочко, и шляпа, и платок), коренные американцы предельно индеисты (размалеваны, орут, отлично метают томагавк и под настроение толкают мудрости, которые Фаине Раневской и не снились), шерифы брутальны, крепки, седы, в жилетках, с сияющими звездами… Ну, вы поняли. А каждый неосторожный поезд будет ограблен; возможно, с коней.
Занимательный (хотя и очевидный) момент: даже самые, казалось бы, дикие сюжетные штампы или так называемые «косяки с матчастью» авторы берут обычно не с потолка. Случались меткие броски томагавка, встречались везучие ковбои, носившие оружие за поясом и не отстрелившие себе яйца; бывали налеты, в сравнении с которыми ограбить поезд, прыгая с коня в вагон и обратно, — это так, детский сад. Я раз за разом говорю, что жизнь могла бы посмеяться над 99,7% возмущенных воплей «Это не логично!» и «Так не бывает!». Но когда невероятности ситуации кочуют в каждую вторую историю без должного обоснования (которое, как известно, любой косяк превратит в фишку), это начинает напрягать. Ну наскипидарьте вы уже свою кобылу. И сообщите потрясенной общественности, что пистолет без кобуры неопасен, так как яиц у вас нет.
Второй занятный момент в том, что нередко клюква… — это просто клюква. Прикольное декоративное растение, которое тащат домой или на дачный участок сознательно. Автор может прекрасно знать матчасть задуманного заморского или родного сеттинга, но намеренно сажать вокруг героев красную кислючую вкусняшку, потому что она:
• Зрелищна и цепляет. Признаемся, многие (например, я!) в некотором роде произошли от сорок и любят блестяшки вроде храбрых длинноволосых бородачей с шерифскими значками. И черную социалку ради черной социалки в русской прозе тоже, ведь клюква пробивается и там. Да, да, повестка повесткой, но суть любой клюквы не только в неправильности деталей, но и в их нагромождении. Жестокие силовики, педофилы, расисты, коррупция, угнетенные животные, домогательства, шутинг, абьюзивный брак и глобальное потепление могут уживаться на новостном портале, но в романе все же лучше подсветить не полный букет этих тем, зато выбранные раскрыть на полную.
• Удобна. Серьезно, если в типичной американской школе у главного героя будет шикарная машина, то у них с героиней не будет проблем ни с перемещениями, ни с неловкими ночными поцелуями, и не только. А чего в автобусе колыхаться? И дом с бассейном, дом с бассейном, конечно же!
• Играет ту же роль, что и штампы персонажно-сюжетные, то есть работает на быстрое узнавание, оправдание ожиданий, экономию описательного ресурса и сонастройку («Так, мрачный особняк, летучие мышки, глухое подземелье… ясно»).
Описательный ресурс и его экономия не сарказм. Что такое клюква, как не набор элементов, которые мы видели настолько часто, что визуализировать их ничего не стоит? Нередко она идет именно отсюда: от лени и установки «сеттинг должен быть типичен, это же фон». Относиться к чему можно по-разному.
Я вот люблю клюкву, как уже сказала, но в определенных нишах и ситуациях. Например, она восхитительна в пародиях уровня «Большого куша» (о этот Борис-Хрен-Попадешь) и «Порри Гаттера» (о эти чисто английские подковерные игры разведки, и не только). Перевариваю я ее и там, где слабая работа с сеттингом компенсируется восхитительными героями. Это бывает даже в классике. Скотопригоньевск Достоевского из «Карамазовых» и унылая дыра из «Бесов» (как ее там?) выписаны далеко не как его же Петербург — городки весьма условны и полны провинциальных штампов, зато люди, люди! Но чаще клюква вызывает вопросы. Впрочем, опять же, если выбирать между ней и полным отсутствием колорита… Мне вон ту большую кадку, пожалуйста.
О мире, который нельзя потрогать, понюхать, ну, или хоть склеить из знакомых кусочков, читать неуютно. И нет ничего плохого в любви к клюквенным сеттингам и в «этническом» фэнтези тоже. Они расслабляют. Погружают. Могут забавлять. Позволяют сосредоточиться на героях и сюжете, если вам как читателю или автору это важнее. Но если вы из тех, для кого такое обвинение страшно, стоит подумать.
Немного о том, как прописывать «заморские» сеттинги и почему с позицией «не пишите о них, пишите о нас» нужно обращаться аккуратно, мы уже поговорили. Напоследок давайте-ка поболтаем о клюквенном барометре — о том, в какой момент «детальный сеттинг с большим количеством культурных маркеров» превращается в кочку с ягодками одна другой крупнее. Лично для меня это предсказуемость. Та же, которая подсказывает, что вокруг вот этой бойкой симпатичной девчоночки скоро соберется гаремник спортсменов, богачей и умников. Предсказуемость измеряется тривиальными ответами на тривиальные вопросы, и, чтобы ее избежать, достаточно ответить на них немного иначе.
Всё в том же «Рыцарь умер дважды» важная составляющая сеттинга — как раз вестерн, действие происходит в Калифорнии вскоре после Гражданской войны. И конечно же, в Оровилле, невзрачном городке на бывших приисках, есть целый ряд вопросов, на которые можно было бы дать клюквенные ответы, они так и просились. Но я не стала. Благо чтение исторических источников подсказало мне совершенно другие, не менее — и даже более — удачные решения. Дикий Запад? Да, но перестрелки здесь не заменяют утреннюю пробежку — они редкие, серьезные и надолго запоминающиеся, об одной вот говорят уже лет десять. А те, которые негромкие, связаны не с какими-то эпичными битвами за справедливость и шерифский значок, а с бытовыми бедами — с выматывающими грузоперевозками и с тем, что город беднеет и люди деградируют. Здесь есть шериф? Да, но не суровый седой волк-одиночка, лупящий кого попало и скидывающий работу на кроткого обаятельного помощника. Это краснокожий юноша, который вовсе не толкает умные речи, не служит для горожан грозой-авторитетом и лезет из кожи вон, лишь бы понравиться бледнолицым и прижиться у них. Есть пастор? Да, но до пуританства ему далеко, он слишком любит эклеры (и к шерифу, возможно, тоже неравнодушен!). И поездов нет. И коней маловато. Вместе с тем это, судя по тому, что я слышу, максимально живая репрезентация глубинки XIX века. Ее любят и запоминают даже больше, чем фэнтези-мир по соседству.
Чтобы избежать клюквы, достаточно простой вещи: узнать о месте, которое так влечет вас и ваших героев, чуть больше. Опять же, учитывая, что ягода эта прорастает обычно на совершенно реальных источниках и фактах, вы непременно найдете много развесистого, после чего, возможно, разведете руками и скажете: «Ну так же правда было/есть, значит, и я могу так написать». Можете. И написать, и сажать, и есть. Но всегда можно посадить и другую ягодку, всего лишь заглянув в лес чуть глубже.
Чернику ли, малину? Я обычно выбираю морошку, за которой нужно ехать совсем уж далеко. И мне она чертовски нравится.
Литературная тень: символы, метафоры, аллюзии
Шпага Воланда отбрасывает тень, как и любой материальный объект. Тень Питера Пэна еще танцует и гримасничает. Подводка странная? На самом деле нет, ведь мы начинаем разговор именно о них, о тенях текста. И о литературных играх с ними.
Я долго не понимала, как объединить три сущности: метафоры, аллюзии, символы — в одну главу. Казалось, это лебедь, рак и щука и все требуют отдельного подхода. Но потом я начала «Чудо, Тайну и Авторитет» — ту книгу, на которой мы учились собирать матчасть, — и все встало на свои места. Там есть и аллюзии (много), и метафоры (меньше, зато внушительные), и символы (в основном отвратительно жалящие). А по итогу я поняла: у этих элементов больше общего, чем кажется; это единый литературный инструментарий. И вместе они образуют ту самую литературную тень.
Этим термином я зову второй, а порой и третий слой смыслов, который содержит любая история. Он есть даже у житейского рассказа о том, как вы самостоятельно построили теплицу или объездили полгорода в поисках антибиотиков для заболевшей подруги. Чем не фольклорный путь героя?
В случае книжных историй все, как правило, более детально и менее очевидно, особенно если сюжет содержит много витков, а тень длинна. А нередко символ (некий яркий, неочевидно-абстрактный образ вроде большой рыбы у Хемингуэя) становится частью метафоры (путь Сантьяго через бурное море как воплощение любого пути к мечте и/или пути домой), а метафора — уже частью аллюзии (причем из-за многогранности в «Старике и море» видны и «Моби Дик», и библейские притчи, и даже мифы об Одиссее и Ясоне).
Такие «матрешки» нужны не всегда. Тень вашего текста может состоять из чего угодно, в любых пропорциях. В моей книге «Серебряная клятва» Солнце, Луна и Пламя, символы военачальников, играют, скорее, на атмосферу и подчеркивают некоторые черты характера (в случае одного из героев Пламя — еще источник мемов про его титул «Ваше огнейшество»). А вот то, как во всей системе героев и в структуре книги считываются реальные события Смутного времени, — уже историческая аллюзия, глубокая и глобальная. Зато сюжетных метафор в романе нет, за исключением финала. О том, что скрыто за появлением бога Хийаро и насколько эта метафора (как и сам грамотно задействованный «бог из машины») жизненно важна для всех нас, мы уже читали в