Причеши меня. Твой текст. Редактура художественной прозы: от стиля до сюжета — страница 47 из 54

Это одна из вариаций на тему довольно непопулярных у писателей (зато ЧЕРТОВСКИ популярных у сказкотерапевтов) «Красных башмачков» Андерсена. Сюжет сложнее, чем я передала, там есть несколько «точек невозврата» для героини и еще грустный финал, но это неважно. Важно, что именно на таком примере очень просто объяснить разницу между всеми жанрами из заголовка.

Мы уже упомянули: в попытке понять, что перед ними, люди (и авторы, и читатели, и даже издатели!) часто ориентируются на «внешнее» — и именно поэтому потом озадачиваются, расстраиваются, а то и разочаровываются. И еще вешают ярлыки, ага: ну, тут же есть второй мир, да? Ну, Изнанка? Значит, этот ваш «Дом, в котором…» — фэнтези, да? А я вот не читаю фэнтези, понятно? Уберите его.

Все становится намного проще, если, разбирая тот или иной сюжет, обращаться к «внутреннему». Главный идентификатор жанра не антураж, а механика. То, как работает мир, то, как работает восприятие персонажей, то, как к этому можно (или нужно) относиться читателю. Оппозиция «можно — нужно», кстати, особенно важна в контексте великого противостояния фэнтези-мистики и магреализма. Но вернемся к сказке.

История бедной героини примкнет к одному из жанровых лагерей, стоит только подобрать ключевому сюжетному элементу — танцующим башмачкам — объяснение. Давайте попробуем?

Версия первая. Хромой солдат — дьявол. Когда он коснулся башмачков, девочка стала одержимой. Именно поэтому она не может и попасть в церковь. Отлично! Мы восхитительны, а наши башмачки — мистика. Ключ к механике мистики (по крайней мере, согласно канонам ранних текстов вроде «Коринфской невесты», «Дракулы», «Кентервильского привидения» и т. д.) — привязка основного фантдопущения к силам смерти, силам дьявола — в общем, ко всевозможным темным силам, перед которыми наши далекие предшественники из XVII–XIX веков трепетали.

Версия вторая. Хромой солдат — странствующий чародей, ну а башмачки — артефакт, который питается слабыми душами. Когда девочка надела их, она подверглась магическому воздействию. Вполне логично, что магия из иного мира: прежде-то никто не плясал! Отлично! Мы восхитительны, а наши башмачки — фэнтези, возможно темное. Ключ к механике фэнтези (начиная от миров, в которых играли и сочиняли истории сестры Бронте и брат и сестра Моцарты) — более-менее стройная система нехарактерных для обыденного мира явлений и существ, подчиняющихся логике. Существа, кстати, могут быть в том числе хтоническими. То есть если вы пишете о вампиризме как о лишенном полутонов, гибельном проявлении зла (как в «Отравленных землях» и «Дракуле»), ваше произведение — мистика. А вот если о целой вампирской диаспоре со своими законами, коммуникациями и так далее (как в «Дозорах» Сергея Лукьяненко) — у вас фэнтези, причем городское (ну или деревенское).

Версия третья. Башмачки, солдат — все ерунда. Девочка просто впечатлительная и испугалась его. То, что он потрогал ее обувь, ничего не значит. Но бедняжка больна пляской святого Витта или наследственной шизофренией. Вот и стала танцевать, триггер какой-то сработал. Ну а что, логично же. Нет на свете никакой магии, это все ересь. Мы восхитительны! А наша история — обычный реализм. В чем его механика, думаю, понятно: в законах биологии, генетики, физики, психологии, социологии.

И наконец, версия четвертая. Она гласит, что все три наши предыдущие версии имеют право на жизнь. Все их можно предположить, но в каждой есть что-нибудь, что намекает и подталкивает к другой. Может, девочка проклята дьяволом: мужик-то подозрителен, да еще на левую ногу хромает. Может, башмачки родом из другого мира: городок-то древний, с историей, в нем наверняка есть каменные ворота, через которые в прошлом уже являлись разные странные гости. А может, девочка и больна. У мамы-то, возможно, шизофрения была. Все можно в той или иной мере предположить, но ничего — в полной мере опровергнуть. Ну? Мы восхитительны! А наша история — магический реализм. Ключ к его механике, как ни парадоксально, в некотором смысле отсутствие одной определенной механики. Читатель сам выбирает, как объяснить злоключения героини. И это, по-моему, отличный ход, потому что и в жизни мы далеко не всегда понимаем, почему сталкиваемся с тем или иным событием. Ведь мир куда загадочнее, чем мы думаем. И лежит шире нашего восприятия. Короче,

• фэнтези говорит: тебе нужно верить в мою систему мироустройства;

• мистика говорит: тебе нужно верить в темные силы и бояться их;

• магический реализм говорит: тебе можно верить в это. И в это. И в это. Но я ничего тебе не скажу, только намекну, а ты разбирайся сам. И именно такая необходимость жонглировать сразу несколькими картинами мира, не разрушая ни одну, и делает его таким крутым. Ведь это огромный труд.

(Не)порядок в голове

Где прячутся пределы совершенства?

Есть мнение — и мне оно очень нравится, — что главное, чего нужно добиться человеку, создающему что-то (кексики, дизайнерские клумбы, книги), — это соответствие физических результатов тому, что изначально возникло в голове. У художников неслучайно обилие шуток на тему «в моем воображении все было лучше». Грустно, когда это не юмор, а крик отчаяния или неловкая защитная реакция на замечания.

Все мы в какой-то момент себе это говорили, а кто-то все еще продолжает. Если у вас с первой попытки, без множества ошибок, доделок и нюансов, получилось воплотить shinin’ new idea в такой же shinin’ new результат, вы очень-очень круты, честь вам и хвала. Мне такие коллеги, как минимум в литературе, не встречались, и я не из них. Это важное замечание. Надеюсь, его услышат все, кто, наблюдая за «успешными ребятами» в соцсетях, годами стремится к «идеальному» черновику, «крутому» арту и «лакшери» блюду и потому никак не допишет, не дорисует и не приготовит хотя бы первый вариант.

Мой любимый, пусть и немного гротескный, пример — персонаж Альбера Камю в романе «Чума» (я же обещала, что мы его вспомним!). Городской чиновник, «маленький человек» Жозеф Гран — именно из тех, кто, всю жизнь мечтая написать что-нибудь стоящее, в итоге никак не может уйти дальше первой главы в лучшем случае и первого абзаца — в худшем. У храброго по жизни, симпатичного, но очень робкого в творчестве перфекциониста Грана бесконечно повторяющееся, многократно переписываемое предложение всего одно:

Прекрасным утром мая элегантная амазонка на великолепном гнедом коне скакала по цветущим аллеям Булонского леса[30]

И все ему не то, и все не так: ритм и стиль, соотношение длины слов и сам образ. И скачет, скачет в никуда амазонка, пока жизнь Грана проходит.

Даже без гротеска, мне кажется, проблема понятна: мы все очень-очень хотим абстрактно быть лучше. Нет, не так — быть совершенством, что еще абстрактнее. Нас науськивают на это взрослые, заставляя идеально застилать кроватку и выдраивать комнату. Нас подстегивают учителя, взращивая на отвратительной системе отметок и превращая такую базовую потребность, как получение среднего образования, в токсичный, некомфортный бег в мешках, где постоянно приходится сравнивать себя с другими. Этому — пятерка. Тому — четверка. А тебе, неудачник, — тройбан. Старайся лучше. И еще. И еще! Как, не можешь? Валя может, а ты — нет? А тут еще и соцсети, обиталища «успешных ребят». Да, да, тех, у которых постоянно выходят книжки, на все всегда хватает времени, а каждый завтрак — шик-блеск с семгой, микрозеленью и авокадо. Порой это демотивирует, а главное, сбивает с толку, ведь для большинства упомянутых «успешных ребят» и отметки в школе, и профиль в Сети — просто смесь личного бренда и социальной маски, помогающей укрепить броню. То, что они не делятся проблемами, совершенно не значит, что у них их нет. Как минимум одна довольно распространена. Тотальный страх, что стоит расслабиться — и бренд рухнет, успех уйдет, а без бренда и успеха исчезнет и любовь. Это, впрочем, лирика. Главная мысль в другом: то, что у кого-то — якобы! — все получается сразу и выглядит красиво, не значит, что вы должны бесконечно подпрыгивать, пытаясь получить те же результаты. Золотая пыль, в которой мы сверкаем, — вещь крайне субъективная. У каждого она своя, а еще ее легко перепутать с туманом войны — установкой «не рассказывать о стратегиях и тем более о провалах, рисовать только позитивную и/или устрашающую конкурентов картинку». Кто-то успешно руководит бизнесом, но ради этого отказался от семьи. Кто-то окружен друзьями и «постоянно тусуется», но на самом деле просто боится одиночества, а от людей этих давно устал. Кто-то получил крупную награду или грант, но пошел ради этого на серьезную сделку с совестью. Чьи-то книги обожают, но ради этого человек прошел через ад редактуры, а то и нанял гострайтера. У кого-то есть все-все-все, чего душа желает… кроме ментального здоровья. И многие из этих людей молчат. Именно поэтому лучше за ними и их успехами не гнаться. Кстати, книга, которую мы не так давно упоминали, — «Будь у меня твое лицо» — во многом об этом. О том, как рядовые корейцы относятся к своим k-pop айдолам. Глядя на певицу, пришедшую к хирургу делать подтяжку, одна из героинь говорит: «Я бы прожила твою жизнь лучше, будь у меня твое лицо». Это даже не зависть, это… досада. Что решительных шагов в собственной жизни сделать не получается. А певица-то несчастна.

Проблема бесконечных прыжков сквозь пыль и туман простая — и она же объясняет, почему Жозеф Гран никак не напишет роман про амазонку. Когда мы бесконечно вынашиваем, расковыриваем, перестраиваем, прорабатываем, шлифуем и, разумеется, критически оцениваем текст, мы растем. Казалось бы, отлично, закономерность эволюции, радоваться надо, вот только растем мы намного быстрее, чем наша же идея, с которой все началось. Она за нами не успевает. Воображаемый идеальный результат становится все идеальнее, ну а идея… ей остается только жалобно за ним подпрыгивать. Как нам за «успешными ребятами». И вот тут-то нас и забирает в ласковые объятия ницшеанская бездна сомнений и прокрастинации.