Хотя последнее может считаться спорной зоной ответственности, я считаю, что редактору не помешает хотя бы помечать такие огрехи. Исправить повторы или же дать рекомендации по работе с ними не так сложно. Итак, что же мы можем тут сделать?
• В первом варианте будет достаточно синонимических или родственных замен. Помните: все мы улыбаемся, сердимся и краснеем по-разному, и книгу мимическое разнообразие только оживит[11]. То же касается и говорения, но главное — нам вообще не обязательно раз за разом констатировать факт, что кто-то… да, да, что-то сказал. Если образы героев внятные и индивидуальные, читатель с высокой долей вероятности догадается, кто из них какую реплику произносит. Особенно если вы наметите очередность в начале.
Ася и Макс лежали на прогретой солнцем крыше и глядели на облака. Самое большое как раз проплывало над ними, словно раскинув белые пушистые крылья.
— Вот это похоже на злобного птеродактиля, — сказал Макс.
— А вон то — на утку, — сказала Ася, махнув рукой влево, и сощурилась от яркого солнца.
— А вон то — вообще на крысу в кимоно, а? — спросил Макс, показывая пальцем на самое дальнее облако.
— Ту, которая учила черепашек-ниндзя? — спросила Ася, засмеявшись.
— Ну не на нашего же Крыса из мединститута, хотя кимоно он тоже носит! — сказал Максим и расхохотался. — Впрочем…
— Перестань! — сказала Ася возмущенно и толкнула Макса локтем в бок. — Ну что ты за человек!
Итак, я позвала на помощь своих старых персонажей из мистического романа «Белые пешки». Этой сцены там нет, но не сомневаюсь: где-нибудь на бескрайних просторах их жизни она случилась. Так вот, если бы я писала ее по-настоящему и включала в текст, диалог выглядел бы так:
Ася и Макс лежали на прогретой солнцем крыше и глядели на облака. Самое большое как раз проплывало над ними, словно раскинув белые пушистые крылья.
— Вот это похоже на злобного птеродактиля, — сказал Макс.
— А вон то — на утку! — Ася, сощурившись от яркого солнца, махнула рукой влево.
— А вон то — вообще на крысу в кимоно, а? — Макс показал пальцем на самое дальнее облако.
Ася засмеялась:
— Ту, которая учила черепашек-ниндзя?
— Ну не на нашего же Крыса из мединститута, хотя кимоно он тоже носит! Впрочем…
Максим расхохотался, но Ася тут же возмущенно толкнула его локтем в бок:
— Перестань! Ну что ты за человек!
Мы использовали простые приемы, чтобы решить главную проблему: «говорильные» глаголы вроде «сказал» и «спросил» не добавляют сцене живости, а иногда и вовсе крадут у нее динамику. Их единственная функция — идентификация, на этом их работа — как у Такседо Маска![12] — закончена. Саму реплику такие нейтральные глаголы никак не окрашивают. Именно поэтому, заменив, например, «сказал» на «промолвил» (прости господи) или «заметил», а «спросил» на «уточнил» или «поинтересовался», мы в большинстве случаев не спасаем текст. Совсем иначе все за-играет, если читатель увидит, что персонажи делают за беседой. Простейшие действия — показать на облако, сощуриться и так далее — придают сцене реалистичности. Но если, конечно, из-за этого кто-то (или все) у вас будет постоянно чесаться, или ерзать, или щуриться, читатель тоже задумается. Ключевое слово здесь — «постоянно». Если на протяжении короткого промежутка времени мы монотонно повторяем одно действие — да хотя бы чешемся, — у этого, как правило, есть причина: от невроза до необходимости помыться или побрызгаться спреем от комаров.
Добавлю два важных нюанса. Первый — сказанное не обесценивает роли более экспрессивных «говорильных» глаголов, которые мы уже упоминали выше. «Взвизгнуть» и «прошипеть», «рявкнуть» и «отрезать» — все эти слова тоже оживляют наши сцены, но уже с помощью интонирования и накала эмоций. Главное — не повторяться и с ними и использовать их к месту, сообразно ситуации и характерам героев. К примеру, в сцене выше персонажи рявкать не могут (несмотря на то что отношения с тем самым медиком Крысом для Аси и Макса — камень преткновения). Просто потому, что они заиньки и бережно друг к другу относятся. И второй нюанс: конечно же, если вы редактор, вы не должны вносить динамическую правку сами, достаточно пометить проблемный диалог. Автору лучше знать, что и в какой момент делают его герои. Плюс, проработав эту проблему хотя бы раз, он, скорее всего, не повторит ошибок в новых историях.
Теперь разорим гнездо с теми вездесущими «был». Это как раз тот случай, когда синонимические замены вполне могут нас выручить. «Пейзаж был мрачный, лил дождь, всюду видно было нахохленные домишки. Трудно было представить, что летом всюду здесь были цветы и было чистым удовольствием пройтись под вечер, вдыхая аромат роз и лилий». Пробуем поправить. «Пейзаж угнетал, лил дождь, всюду виднелись нахохленные домишки. Даже не верилось, что летом все здесь пестрело цветами и под вечер было приятно пройтись, вдыхая аромат роз и лилий». Всего одно «было». Ничего, правда? Можно и лучше. Попробуйте.
• Во втором варианте, чтобы «потные лапки» не выглядели настолько однотипно, можно разнообразить их эмоциональной реакцией персонажа. В какой-то момент он отмечает, что руки вспотели, с раздражением. В другой — стыдится. Еще он может размышлять, что надо бы сходить к доктору или купить мазь, а затем вытирает пот о штаны. Да мало ли что он может делать.
• И наконец, в третьем случае, по-моему, вероятны два решения: либо упомянуть важный крючок один раз и надеяться на память читателя, либо с каждым упоминанием подбавлять одну-две маленькие детали. В первый раз — факт драки. Во второй — что и кому персонаж сломал. В третий — его скомканные чувства по этому поводу. Ну а там и карты придет время раскрывать.
Не так трудно, верно?
— Выхожу я как-то на палубу, а по ней бежит и визжит симпатичный такой поросенок, — начал знаменитый капитан Два Лица.
…И рассказал о том, как обрел питомца своей мечты, не всем же пиратам разгуливать с попугаями. Но далеко не каждая история, сопряженная с внутренними скачками времени, звучит так естественно и заканчивается столь счастливо.
Всегда ли время хорошее? Этим вопросом сложно не задаться, когда текст, словно павлин, гордо раскрывает нам целый хвост абзацев то в прошедшем, то в настоящем. Такое бывает: и из-за простой невнимательности, и из-за недопонимания языковых правил, и когда мы пытаемся воплотить некоторые приемы. Главная беда таких ошибок — даже в очень хорошей книге в одночасье создается эффект черновика. Именно поэтому с временами в вашем тексте стоит разобраться раз и навсегда.
Начнем, пожалуй, с простого. Их всего три: прошедшее, настоящее и будущее. Отдельным языкам свойственны нюансы, но нам они не нужны. А если свести всё к литературной плоскости, времен и вовсе останется два: прошедшее и настоящее — именно в них преимущественно пишутся крупные тексты. Написать роман или повесть полностью в будущем времени технически тоже возможно. Но как редактор и автор я с таким не работала, а как читатель — не встречалась.
Обратимся к классической традиции: первым временем, в котором люди стали рассказывать истории, было все же прошедшее. Оно и понятно: базовая функция всех на свете историй — передача и аккумуляция опыта. Истории приходили на помощь, когда нужно было поведать друзьям, ученикам, подданным или потомкам о чем-то важном, что уже случилось. Истории звучали в пещере у костра, и после завоевательного похода, и у детской люльки, и на трибуне перед гневной толпой. Это могли быть и наши личные рассказы, и, например, мифы или легенды.
Именно с этим, как мне кажется, связано одно спорное «правило хорошего писательского тона» (поначалу довольно агрессивно доминировавшее!). Оно гласит, что если, не дай бог, вы пишете в настоящем времени, да еще — не дай бог дважды! — от первого лица, то вы мало что понимаете в качественной прозе. Пишите в прошедшем, да еще желательно от третьего лица, — вот это интеллектуально, вот так делали Толстой и Достоевский. А настоящее время отдайте всяким там плебеям XX–XXI веков — сценаристам.
На деле все, конечно же, не так очевидно — хотя бы потому, что нарративы в настоящем времени развивались параллельно нарративам в прошедшем. И создавали их… да, да, предки упомянутых «плебеев», авторы-драматурги. Давайте-ка посмотрим:
Дионис
(стучит в дверь)
Эй, мальчик! Эй, скорее! Открывай, эй-эй!
В дверях показывается Геракл.
Геракл
Кто там стучит? Что за кентавры ломятся?
Дионис в ужасе прячется за Ксанфия.
Дионис
(шепчет)
Эй, Ксанфий!
Ксанфий
Что?
Дионис
Ты не заметил? Как испугался он меня?
Геракл
(громко хохочет)[13]
Перед нами «Лягушки» Аристофана, комедия, написанная, между прочим, в 400-е годы до нашей эры. И здесь нас встречают описания и ремарки в настоящем времени! Америку не открою, они пишутся так и поныне, ну а зритель всегда наблюдает театральную историю в динамике, она творится на его глазах. Именно поэтому нет ничего удивительного и тем более дурновкусного в том, что однажды настоящее время прорыло подкоп из драмы в эпос. Оно почти столь же древнее, ничуть не менее благородное и действительно дарит читателю эффект присутствия. Другой вопрос, что внутри одного текста времена могут драться до крови. Попробуем разобраться, как их подружить?
Хорошо бы на берегу понять, в каком времени хочет звучать наша история. Иногда это происходит по волшебству: в голове появляются два-три начальных предложения, и по ним сразу ясно: «Гарун бежал быстрее лани». Ну или «Варя лежит — мертвая на бензиновой радуге асфальта». Или даже «Мы пойдем куда-нибудь с конем», ибо ничто, включая повествование в будущем времени, в этом мире автору не запрещено. В других случаях текст нужно «обкатать»: написать предложения в прошедшем, потом — в настоящем, повертеть (выбора между рассказом от первого и третьего лица, кстати, то же касается!). Все же настаиваю на том, чтобы определиться поскорее: так вы убережете себя от ошибок по невнимательности.