В три ночи я села в постели.
В доме было тихо, если не считать обычных и уже становившихся привычными звуков, но мне никак не удавалось отключиться. Какое-то время я сидела, глядя перед собой в темноту, потом неохотно спустила ноги на пол. Сердце тут же заколотилось, словно испугавшись, что мне не спится в такой час. Я прошла в кабинет, закрыла дверь и написала короткое сообщение:
ВСЕМ, КОГО ЭТО МОЖЕТ КАСАТЬСЯ
Я понимаю, что это номер факса, в противном случае позвонила бы лично. Мне нужно знать, кто вы, поскольку ваш номер присутствует на распечатке факса недавно умершего человека. Пожалуйста, свяжитесь со мной при первой же возможности. Для подтверждения подлинности этого сообщения позвоните капитану Питу Марино в полицейское управление Ричмонда.
Я указала номера своих телефонов, имя, должность и отправила письмо всем сохранившимся в памяти адресатам, за исключением, разумеется, «Ассошиэйтед пресс».
Не знаю, как долго я сидела потом за столом, не сводя глаз с факса, словно ждала, что аппарат сам собой, вот так, с ходу решит за меня это дело. Но он молчал, и мне ничего не оставалось, как ждать и читать. В шесть утра, когда ночь, по моим представлениям, уже закончилась, я сама позвонила Марино.
— Никакого бунта, надо понимать, так и не случилось, — сказала я после того, как, судя по донесшемуся звуку, телефон на другом конце линии упал и ударился, но все же донес его голос. — Хорошо, значит, будить тебя не надо.
— Который час? — словно в ступоре пробормотал Марино.
— Вставай и пой, солнышко.
— Мы загребли человек, наверно, пять. Остальные присмирели и вернулись на место. А ты чего не спишь?
— Я всегда бодрствую. И, между прочим, ты мог бы подвезти меня на работу. К тому же мне нужны продукты.
— Ладно, поставь кофе. Я уже еду.
8
К приезду Марино Люси еще не встала, а я варила в кухне кофе. Открывая дверь, я выглянула на улицу и с огорчением убедилась, что Ричмонд за ночь заледенел. По радио сообщали о поваленных деревьях и обрывах линии электропередачи в нескольких кварталах города.
— Какие-то проблемы? — спросила я, закрывая дверь за Питом.
— Как посмотреть. — Марино поставил на стол пакеты с продуктами и, сняв пальто, протянул его мне. — Что ты имеешь в виду?
— Ездить можешь?
— У меня цепи на шинах. Но я чертовски устал — работал полночи.
— Ну так выпей кофе.
— Только не то дерьмо, что без кофеина.
— У меня гватемальский. Обещаю, доза будет убойная.
— А ребенок где?
— Спит.
— Да, я бы и сам не отказался вздремнуть пару часов. — Марино зевнул.
Я начала готовить фруктовый салат. За окном, внизу, медленно катила свинцовые воды река. Камни обледенели, и заиндевевшие деревья уже сверкали в зыбком утреннем свете. Марино налил себе кофе, по обыкновению щедро добавив сахара и сливок.
— Хочешь? — спросил он.
— Мне черный, пожалуйста.
— Мы с тобой столько знакомы, могла бы и не говорить.
— Предпочитаю все же уточнить. — Я достала из шкафчика тарелки. — Особенно когда имею дело с мужчинами, у которых врожденная склонность забывать важные для женщин детали.
— Ну да. А я мог бы предъявить тебе целый список того, про что Дорис даже и не вспоминала, — отозвался Марино, имея в виду свою бывшую жену. — Например, брала мои инструменты и никогда не возвращала их на место.
Он огляделся, словно подыскивая местечко, где можно было бы покурить. Потакать его слабостям я не собиралась.
— Тони, надо понимать, кофе тебе не готовил.
— Тони никогда особенно не старался ради меня. Разве что пытался сделать мне ребенка.
— Ну, что-то у него совсем этого не получилось, разве что ты детишек не хотела.
— От него — нет, не хотела.
— А теперь?
— От него и теперь не хочу. — Я протянула тарелку Марино. — Давай сядем.
— Подожди-ка. Минутку. Что это такое?
— А чего еще ты хочешь?
— Что за ерунда, док. Это же не еда. И вот эти зелененькие с черненькими…
— Это киви. Фрукт такой. Ты же сам их и купил. И наверняка когда-то ел, — терпеливо объяснила я. — Если хочешь, в холодильнике есть рогалики.
— Да, было бы неплохо. Со сливочным сыром. А мак у тебя есть?
— Если тебя проверят сегодня на наркотики, по морфину результат точно будет положительный.
— И не подсовывай мне эту твою обезжиренную ерунду. Вкус такой, будто тесто жуешь.
— Нет, тесто вкуснее.
Я убрала масло, решив немного продлить ему жизнь. К этому времени мы с Марино уже были больше, чем просто партнерами или даже друзьями. Мы зависели друг от друга, хотя вряд ли могли бы объяснить, в чем именно.
— Ну, рассказывай, чем занималась, — пробормотал Марино, когда мы сели наконец к столу возле широкого, на полстены, окна. — Я же знаю, что ты всю ночь что-то делала. — Он откусил едва ли не половину рогалика и потянулся за чашкой.
Я рассказала о визите к миссис Эддингс и сообщении, которое отправила неизвестно куда и кому.
— Странно. Эддингс всем писал, кроме своих работодателей.
— Два факса в офис «АП» он все-таки отослал, — напомнила я.
— Мне нужно с ними поговорить.
— Удачи. Только не забывай, что они журналисты.
— Вот этого я и боюсь. Для этих дармоедов Эддингс — всего лишь пикантная история. Единственное, что их волнует, — это куда пристроить информацию. Чем ужаснее смерть, тем для них интереснее.
— Ну, не знаю. Но подозреваю, что эти люди будут очень осторожны и лишнего не скажут. Вряд ли их можно за это винить. Расследование, тем более такое, как это, всегда пугает людей, которые не хотят вмешиваться в грязное дело.
— Что у нас с токсикологической экспертизой?
— Надеюсь, сегодня проведем.
— Хорошо. Вот получишь подтверждение по цианиду, и тогда уж мы возьмемся за дело по-настоящему. А пока я даже придумать не могу, что, черт возьми, делать с этими растяпами в чесапикской полиции. Начинаю убеждать Уэсли, что у нас все признаки убийства, а он требует доказательств.
Я отвернулась к окну — внизу, за громадными серыми валунами, нехотя катились тяжелые бурые воды реки. На востоке солнце уже подсвечивало угрюмые тучи. Из задней части дома, где ночевала Люси, донесся шум душа.
— Уж не очнулась ли наша Спящая красавица? — проворчал Марино. — Ее подвезти?
— По-моему, она собиралась сегодня поработать в местном отделении. Нам пора, — добавила я, потому что торопилась на утренний брифинг, который всегда начинался в 8.30.
Марино помог мне убрать со стола посуду, которую мы сгрузили в раковину. Я уже надела пальто и, захватив медицинскую сумку и кейс, собиралась уходить, когда в прихожей появилась Люси — с влажными волосами и в плотно запахнутом халате.
— Сон приснился, — сообщила она усталым голосом. — Будто бы нас расстреляли спящими. Из девятикалиберного. Приставляли к затылку и стреляли. А потом сымитировали ограбление.
— Неужели? — Марино натянул подбитые кроличьим мехом перчатки. — Ты же понимаешь, что я не мог этого допустить, если был в доме.
— Тебя не было.
Он посмотрел на нее немного странно и, поняв, что моя племянница не шутит, спросил:
— А что ты вчера съела?
— Знаете, все было, как в кино. Тянулось, наверно, несколько часов. — Люси посмотрела на меня. Глаза у нее опухли и как-то потускнели.
— Не хочешь поехать со мной? — предложила я.
— Нет, нет. Все в порядке. Но в компанию к покойникам меня как-то не тянет.
— Собираешься встретиться со знакомыми агентами?
— Еще не знаю. Хотела поработать в бассейне, но так не хочется залезать в гидрокостюм и спускаться в эту хлорированную воду… Наверное, просто посижу, подожду машину, а потом поеду.
По дороге в центр мы почти не разговаривали. «Обутые» в цепи колеса с хрустом, напоминающим зубной скрежет, давили тонкий ледок. Марино тоже беспокоился из-за Люси. Вел он себя с ней подчас грубовато, но если бы кто-то попробовал последовать его примеру, убил бы обидчика голыми руками. Он знал Люси с десяти лет и лично научил ее водить пикап и стрелять.
— Док, хочу спросить кое-что, — буркнул Марино, когда мы притормозили у контрольной будки. — Как, по-твоему, Люси в порядке?
— Кошмары у каждого бывают.
— Привет, Бонита, — крикнул он, обращаясь к контролерше и подавая в окошко карточку, — ты когда с погодой что-нибудь сделаешь?
— Не надо на меня сваливать, капитан. — Она вернула карточку, и шлагбаум поднялся. — Сами говорите, что здесь вы за все отвечаете.
Ее бодрый голос догнал нас, когда мы уже тронулись, а я подумала, как это грустно, что даже контролер надевает на работе перчатки, боясь прикоснуться к чьей-то плоти. Может быть, мы еще доживем до того дня, когда все будут существовать внутри каких-нибудь пузырей, чтобы не заразиться, не подхватить что-нибудь вроде вируса Эбола или СПИДа.
— Просто ведет она себя как-то странно, — продолжал Марино, поднимая стекло, и после короткой паузы добавил: — А где Джанет?
— В Аспене, с семьей.
Марино молча смотрел вперед.
— После всего, что случилось в доме Манта, я бы не стала ее винить. Немного расстроилась, вот и все.
— Ты же знаешь, обычно она сама напрашивается на неприятности, а не расстраивается из-за них. Поэтому Бюро и определило ее в КСЗ. Ты же не расстраиваешься, когда сталкиваешься с белыми расистами или террористами, и не сказываешься больной из-за того, что тебе чего-то там приснилось.
Съехав со скоростной трассы, Марино повернул на Седьмую улицу, а потом к северу, на Четырнадцатую, где я и работала. Офис главного судмедэксперта штата Вирджиния, или ОГСЭ, представлял собой приземистое оштукатуренное здание с темными оконцами, неизменно вызывавшими у меня ассоциацию с неприятными, недоверчивыми глазами. Дальше к востоку начинались трущобы, западнее лежал деловой квартал, а выше, прорезая небо, проходили хайвеи и подвесные железные дороги.
Марино въехал на парковку, где, учитывая состояние дорог, собралось довольно много машин. Я подошла к запертой двери приемного отделения, открыла ее, воспользовавшись своим ключом, и направилась по пустому коридору в морг, откуда уже доносились голоса. Прозекторская находилась за холодильным отделением, и ее двери были уже открыты. Мой заместитель, Филдинг, как раз вынимал катетер из тела лежащей на втором столе молодой женщины.