Может, мне повезло — в зависимости оттого, как посмотреть. В музее никого не было, кроме седовласой кассирши, сидевшей за регистрационным столом, и рыжеволосой женщины в деловом костюме, стоящей возле окна — по-видимому, экскурсовода.
Я поздоровался, показывая ей визитку и намереваясь задать пару вопросов.
Печально видеть, как она помрачнела. Нахмурила высокий лоб и сразу постарела лет эдак на пять.
— На вопросы полиции мы уже ответили. И без специального постановления разговора не будет. — В тоне был намек, и я не сразу догадался, что речь о деньгах.
В кармане красного пуховика лежал мой бумажник. В бумажнике лежала валюта. Эх, полностью опустошил заначку. Да, ещё в бумажнике лежали деньги Фроловой, выданные на деловые расходы.
Достал двадцать баксов, положил на стол. Рыжая странно посмотрела на меня, а кассирша подмигнула. Честное слово. "Мало", — повисло в воздухе. Я вытянул из кошелька ещё десять баксов. "Ишь, какие жадные". Что сказать: наверное, низкая заработная плата.
Кассирша пробила билет. Деньги исчезли в одно мгновение. Раз — и уже нет. Кассирша посмотрела на дверь. Клиентов не предвиделось.
— Молодой человек, — обратилась ко мне экскурсовод. — Пройдемте в зал, я расскажу вам много интересного о культуре и обычаях наших предков, а заодно вы узнаете то, за чем пришли, согласны?
Улыбалась, предвкушая. Да уж, встречаются такие тётки, влюблённые в работу. Это одна из них. Нудная лекция, как минимум час потерянного времени, и ещё надо придумать правильные вопросы. Эх, жизнь. Запутывает меня ещё больше, гоняет, а финал близится к завершению.
Залов было восемь. Бессмысленное блуждание по ним объединялось с монотонной речью и моими тревожными мыслями. Когда экскурсовод уставала, я задавал вопрос:
— Как долго выработаете в музее?
Стандартный ответ:
— Три года.
— Ничего подозрительного не происходило за это время? Странные случаи, например.
Она покачала головой.
Домотканая одежда. Прялка. Горшки. Деревянные стены. Традиции и обычаи наших предков. Праздники, вероисповедание. О, слушать это было так тоскливо. Так мучительно. Но я терпелив.
Прислушивался, приглядывался, прощупывал энергию этого места. И ничего. Пустота. Зла как такового не ощущалось. И женщины ничем не примечательные. Начинался второй круг. Я ощущал её беспокойство.
— И как часто приходят школьники?
— По плану. Молодёжь, к сожалению, сюда калачом не заманишь.
— А вам нравится ваша работа?
Я собирался уходить.
— Ага, только если бы не Снежана, — и замолчала. Я понял, что она оговорилась. Или проговорилась?
— Снежана, кто она?
Ответила нехотя:
— Сменщица. У нас график три на три.
Ни с того ни с сего я достал фотографию.
— Посмотрите.
Рыжая взяла фото. Поднесла к глазам.
— Это она, точно. Еле узнала. Снежана очень красивая.
Вздохнула. Я был удивлён. На фото красоты как таковой не наблюдалось.
— Когда я смогу её увидеть?
— Завтра с утра. Снежана была в отпуске.
По тону, по ощущению от слов, Снежана вызывала у женщины неприязнь. Что-то здесь было личное.
— Чем она насолила вам? — прямо спросил.
Экскурсовод внимательно на меня посмотрела. Удивлённо и уважительно. Не ожидала, наверное, моей прямоты. А что ходить вокруг да около? Жаль, что раньше не спросил. Не потерял бы столько времени.
— Злая она. И глаза черные. Может, я придумываю, но пообщаешься с ней, и становится не по себе. Жутко. Красивая она и выглядит молодо. Время словно не властно над ней. Знаю, что говорю, так как Стропилова десять лет в музее работает.
— Хм, — буркнул я. — Спасибо за экскурсию и за честное мнение.
— Не за что, — улыбнулась она. — Приходите завтра. Мы открываемся в десять утра. Она будет.
— До свидания, — сказал и направился к двери.
Возле кассы толпилась куча народу. Малолетки-школьники с трудом сдерживали переполнявшие их возбуждение и энергию, которую им не терпелось пустить в ход. Вспомнил себя в их возрасте. Вздохнул. Если верить моей интуиции, Снежана со всем этим связана. Глянул на часы — полвторого. Мне нужна помощь, а вечером поеду к Фроловой.
Долго стоял возле знакомого подъезда, не решаясь позвонить в дверь и попросить помощи. Денег было мало. Всего лишь тысяча рублей. Но — была, не была.
— Чего надо? — хрипло спросил мужской подростковый голос.
— Вовка, это я.
— Кто? — Пауза. Наверное, думал. — Мильтов, ты, что ли? С чем пожаловал?
Перешёл сразу к делу. Сынок весь в отца, если верить местным сплетням и всему тому, что рассказывал про полковника Димон.
— Глянешь на фото. Поможешь кое в чем. Получишь полсотни.
— Маловато, — протянул, торгуясь, пацан.
— Твою мать, бери, что дают, и лучше не жадничай, пацан! — рявкнул угрожающе.
Бип — и дверь открылась.
Лифт меня не прельщал, и я побежал, прыгая через две ступеньки. Разминка мне не помешает, да и этаж-то третий. Железная дверь была не заперта, и я вошёл. Первое, что бросилось в глаза: порядок идеальный.
— Заходи, — донеслось из конца коридора, и я понял, что Шаляпин в доме один.
Снял туфли. Повесил на вешалку куртку. Глянул в зеркало. Уставший. Под глазами темнели круги. Свитер топорщился. Значит, опять стал терять в весе. Гладкий паркет не скрипел, и мои полосатые носки со стороны смотрелись, наверное, забавно.
Рыжий сидел на мягком чёрном офисном стуле. Кинул взгляд на меня, жестом показал на кровать. Я сел и уставился на монитор. Заставка из фильма "Матрица". Всё ясно, чем увлекается пацан.
— Давай фотку, — сказал, не оборачиваясь.
Я вынул из кошелька купюру.
— Держи. Посмотри внимательно на женщину в чёрном. Мне нужно знать, кто она.
Схватил и сразу положил на сканер. Затем увеличил на мониторе.
— Глянь, какая смазанная.
— Ты прав, — согласился я.
— Мильтов, — обратился ко мне после паузы, в течение которой что-то быстро искал. Может, пытался свериться с базой данных. Кто его знает. — Чувак, дело — дрянь. Черты слишком смазаны. Ничего не выйдет. Уж извини, — встав, развёл руками. Вышло театрально.
Я забрал фото. Противоречивые мысли и безнадежность душили меня изнутри. Говорить не хотелось, я уже выходил в коридор.
Не знаю, что нашло на пацана, но он окликнул меня:
— Постой. Не надо мне денег. Я Димычу должен. Давай отдам долг тебе. Рассказывай всё, что нарыл, и выкладывай козыри. Помогу, чем смогу, только возьми меня с собой.
Смерил его взглядом. Малой ещё. Тринадцать-то лет. Бойкий. А в глазах горит тоска по приключениям. Подумал, посмотрел в его хитрые зелёные глаза. Он хоть и умный, но я не вправе брать на себя такую ответственность. Открыл было рот, но отказ не вышел. Вместо этого ответил, а отчётливой вспышкой — воспоминание: я был таким же в юности. Таким же шустрым и острым на язык. И также любил участвовать в деле. В любом, в котором мог почувствовать на собственной шкуре, что значит риск.
— Хорошо, едешь со мной. — Увидел радость в глазах. Отрезвил слегка, продолжив: — Мои правила не нарушать, а будешь плохо себя вести, спроважу обратно. — Ухмыльнулся, чувствуя, как его проняло. Увиденная картина позабавила. Осторожность ещё никому не повредила. — Собирайся, едем к Фроловой.
Он ничего не сказал. Злился. Я медленно одевался, ожидая его в коридоре, рассматривая изящный торшер и дорогие обои.
Ехали мы молча. Вовка всю дорогу дулся. Я не собирался идти ему навстречу и просто смотрел в окно. Маршрутка была свободной, в ней я расслабился и прикрыл глаза. Сон подступил незаметно.
— Не спи, Мильтов, ты что? — зазвенел над ухом возмущённый голос.
— Не сплю я, Шаляпин. Не сплю. На следующей выходим, кстати.
Слегка улыбнулся, глядя на его побледневшее лицо и лёгкий страх, показавшийся в глазах. Попляшет он ещё у меня. Ой, как попляшет. Я же говорил, что злопамятный.
………………….
Они приходят к вам ночью,
Демоны, Духи, злые феи.
Они выползают из подвала
И заглядывают к вам под одеяло.
Mein Herz Brennt (Rammstein)
По лицу Фроловой, открывшей мне дверь, я понял, что женщина уже давно меня дожидается. Ждала, что позвоню и разгоню тревогу. Как бы не так. Ах, эти женщины. Всегда надеются до последнего.
При виде мальчишки, прятавшегося за моей спиной, её глаза расширились. Хорошенькое лицо побледнело. Тонкие, дугообразные брови взметнулись вверх. Я опередил её, сказав:
— Он со мной.
Не тяня время, перешла к делу:
— Андрей. Сестра сегодня не пошла в школу. Ей плохо. Врачи не знают, что с ней.
Я снял куртку. Туфли оставил. Вовка бежал следом за мной, словно преданная собачка. Спешил, хотел посмотреть на Олю. В комнате было прохладно, хотя отопление включено. Я бросил взгляд на измождённое лицо Оли. Девочка боролась со сном. Я чувствовал её сонливость на вкус. Лилово-красная, жаркая, невыносимая. Отгородился, приглушив свой талант. Посмотрел в окно. Смеркалось.
— Можно мне кофе? — не оборачиваясь, спросил, чувствуя, что Фролова в комнате.
Она не обратила внимания на мой вопрос, задав встречный:
— Ну как, что ты думаешь?
Я пожал плечами. Правда была суровой.
— Только одно. Женщина на этом снимке как-то замешана. Ангелина, кто она?
Задумалась, рассматривая фотографию. Сама в тонком шёлковом халате, в коротком. Обрисовывал стройные ноги. Мальчишка уставился во все глаза. Я дотронулся до его плеча, жестом показывая, что всё вижу…
Вовка встал с дивана и подошёл к Оле. Улыбнулся, присел на краешек кровати:
— Вовка — помощник Андрея. — Улыбка сделалась шире.
Да он издевался! Я молчал, буравя его взглядом.
— Не знаю я её и раньше никогда не видела, — подумав, сказала Фролова. — Кто она?
Вопрос на штуку баксов. Хотел бы я знать.
— Работает в музее. Экскурсовод. В отпуске. Завтра выходит в первую смену.
— Думаешь, она каким-то образом убивает мою сестру? Это же смешно.
Я посмотрел на Олю и спросил: