— Выходи за этого симпатичного парня, который за тобой ухаживает, — ответил Филип. — Остепенись. Стань доброй женушкой трудяги-врача. Или это для тебя не достаточно блестящая перспектива?
— Он уже больше не хочет на мне жениться, — сокрушенно отозвалась Эстер.
— Откуда ты взяла? Он что, так и сказал? Или ты просто фантазируешь?
— Он думает, что это я убила маму.
— Вот как? — Филип замолчал на мгновение, а потом вдруг выпалил: — А на самом деле нет?
Эстер резко обернулась к нему:
— Ты почему спрашиваешь? Объясни!
— Просто поинтересовался. Дело внутрисемейное, так сказать. Не для передачи в инстанции.
— Если бы это сделала я, думаешь, я бы тебе сказала?
— Конечно, разумнее было бы не говорить, — согласился Филип.
— Он знает, что убила я. Он так мне и заявил. И еще сказал, что я могу смело ему довериться, все будет в порядке, мы поженимся, и он за мной присмотрит. Он… он не допустит, чтобы это стояло между нами.
— Ну и ну, — присвистнув, сказал Филип.
— И бесполезно… бесполезно объяснять ему, что я не убивала. Он ведь все равно не поверит, правда?
— Должен поверить, раз ты это отрицаешь.
— Я не убивала! — взволнованно воскликнула Эстер. — Слышишь? Это не я! Не я! Не я! — Она вдруг махнула рукой и замолчала. — Звучит неубедительно, — проговорила она.
— Правда часто звучит неубедительно, — утешил ее Филип.
— Мы… мы не знаем, — продолжила Эстер. — Никто не знает. И все тайком друг за другом наблюдают. Мэри посматривает на меня. И Кирстен. Она так бережно за мной ухаживает, так ласково со мной обращается… Ну ясно, тоже считает, что это я. У меня нет выхода. В этом все дело, понимаешь? У меня нет выхода. Лучше уж действительно пойти к обрыву и броситься оттуда вниз головой…
— Бога ради, Эстер, не болтай глупостей. Выход всегда можно найти. И даже не один.
— Например? Нет, ничего нельзя сделать. Для меня все пропало. Разве можно жить с этим дальше, вот так, день за днем? — Она посмотрела на Филипа. — Ты, конечно, считаешь меня ненормальной. А что, если это и вправду я убила? И теперь мучаюсь от раскаяния? Может быть, вот здесь, — она картинно прижала руку к груди, — хранятся страшные воспоминания.
— Не будь дурочкой.
Филип поднял руку и притянул Эстер к себе. Она почти упала поперек его кресла. Он поцеловал ее.
— Хороший муж, вот кто тебе нужен, моя девочка, — сказал он. — А не этот напыщенный молодой болван Дональд Крейг, у которого голова набита психиатрией и учеными словечками. Ты такая глупенькая, такая дурочка и — совершенно прелестная, Эстер.
Открылась дверь, и на пороге застыла Мэри Даррант. Эстер оттолкнула Филипа и поднялась, а он смущенно улыбнулся жене.
— Я тут пытаюсь приободрить Эстер, Полли, — объяснил он.
— О, — только и произнесла Мэри.
Она вошла в комнату и бережно поставила поднос на столик рядом с креслом Филипа, демонстративно не глядя на Эстер. Девушка растерянно смотрела то на мужа, то на жену.
— Ну ладно, — наконец сказала она. — Я, пожалуй, пойду и… пойду и…
Так и не договорив, она вышла из комнаты и плотно закрыла за собой дверь.
— Эстер в тяжелом состоянии, — сказал Филип. — На грани самоубийства. Я пытался отговорить ее, — добавил он.
Мэри хранила ледяное молчание.
Он протянул к ней руку. Она отстранилась.
— Полли, я тебя очень рассердил? Очень-очень?
Она не ответила.
— Наверно, из-за того, что чмокнул ее? Ладно тебе, Полли, один маленький, ничего не значащий поцелуй — жалко тебе, что ли? Она такая хорошенькая и такая глупенькая, я вдруг почувствовал, что… что хорошо бы мне снова стать веселым малым и закрутить какой-нибудь романчик, а то и два. Иди сюда, дай я тебя поцелую. Поцелуемся и помиримся, хорошо?
Но Мэри Даррант в ответ холодно произнесла:
— Ешь суп, а то остынет.
И ушла в спальню, закрыв за собой дверь.
Глава 18
— Тут внизу молодая дама, сэр, хочет вас видеть.
— Молодая дама? — удивился Колгари. Кому это он понадобился? Он оглядел заваленный бумагами стол. Тактично приглушенный голос швейцара повторил в трубку:
— Настоящая леди, сэр. И очень приятная.
— Ну ладно. Пусть поднимется.
Колгари усмехнулся про себя. Лестный отзыв и уважительный швейцарский полушепот развеселили его. Однако интересно все-таки, кто это может быть? Но когда раздался звонок и Колгари, открыв дверь, увидел перед собой Эстер Аргайл, изумлению его не было границ.
— Вы? — вырвалось у него от неожиданности. Но тут же, спохватившись, он пригласил: — Входите, пожалуйста. Милости прошу.
Он втянул Эстер в переднюю и захлопнул дверь. Поразительно… она и сейчас произвела на него почти такое же впечатление, как и при первой встрече. Вопреки чопорным лондонским правилам, она была без шляпы, темные кудри в поэтическом беспорядке вились вокруг щек и лба. Из-под распахнутого твидового пальто виднелись темно-зеленая юбка и свитер. Словно она только вернулась с прогулки по холмам и даже еще не успела перевести дух.
— Пожалуйста, — пробормотала Эстер, сразу же приступая к делу, — прошу вас, вы должны мне помочь.
— Я? Помочь вам? — с недоумением переспросил он. — В чем именно? Разумеется, чем смогу, помогу.
— Я не знаю, что мне делать. К кому обратиться. Но кто-то должен мне помочь. Я так больше не могу, а затеяли все это вы.
— Вы оказались в беде? С вами случилось что-то серьезное?
— Мы все оказались в беде, — ответила Эстер. — Но человек — эгоист. В этом смысле, что я думаю только о себе.
— Присядьте, милая, — ласково пригласил ее Колгари.
Он сгреб бумаги с кресла и усадил Эстер. А потом отошел к угловому поставцу[253].
— Вы должны выпить вина, — сказал он ей. — Стакан сухого хереса. Не возражаете?
— Если угодно. Мне все равно.
— Сегодня холодно и сыро. Вам надо согреться.
Он обернулся к ней, держа в руках графин и стакан — она сидела, съежившись, в кресле, такая худенькая и несчастная, что сердце его сжалось от жалости.
— Не переживайте, — сказал он, ставя на столик с ней рядом стакан и наливая в него херес. — Обычно на самом деле все бывает не так плохо, как кажется.
— Так принято говорить, но это неправда, — возразила Эстер. — Так бывает. Бывает даже хуже, чем кажется. — Она отхлебнула хереса и с укором продолжала: — Мы жили вполне нормально, пока не появились вы. Вполне нормально. И вдруг… вдруг началось все это.
— Не хочу делать вид, — сказал Артур Колгари, — что не понимаю, о чем речь. Когда я впервые услышал от вас эти упреки, они меня поразили, но теперь я понимаю, чем обернулось для вас мое… э… э… сообщение.
— До тех пор, пока мы считали, что это сделал Жако… — Эстер не договорила.
— Знаю, Эстер. Я знаю. Но надо смотреть глубже. Вы жили в мнимой безопасности. Она была ненастоящая, что-то вроде картонной театральной декорации. Только видимость благополучия, на самом же деле — сплошной обман.
— Если я верно поняла, — сказала Эстер, — вы призываете быть храброй, не хвататься за спасительную ложь, пусть даже это самое легкое? — Она умолкла, словно задумалась. А потом проговорила: — Вот вы вели себя храбро. Это я понимаю. Пришли к нам в дом и рассказали, как все было на самом деле. Не зная, как мы к этому отнесемся, что будем чувствовать. Это был смелый поступок. Меня всегда восхищает смелость, потому что сама я, как вы видите, совсем не из храбрых.
— Расскажите мне, — ласково попросил Колгари, — что привело вас ко мне? Какая-нибудь новая неприятность?
— Мне приснился сон, — ответила Эстер. — Есть один молодой человек… врач…
— Понимаю, — кивнул Колгари. — Вы с ним друзья. Или, может быть, больше, чем просто друзья?
— Я думала, что больше, чем друзья… И он тоже так думал. Но теперь, когда это все всплыло…
— Да? — подбодрил ее Колгари.
— Он думает, что это я убила. — Эстер поспешила уточнить: — То есть, может, и не думает, но не уверен и в обратном. Не может быть вполне уверен. Он считает — я ведь вижу, — что я на первом месте… ну среди подозреваемых. Возможно, так оно и есть. Возможно, мы все так думаем друг про друга. Ну, и я решила, что кто-то должен помочь нам в этой страшной неопределенности. А о вас я подумала из-за сна, который мне приснился. Я словно бы потерялась и никак не могу найти Дона. Он куда-то от меня ушел, и передо мной огромный овраг, вернее — бездна. Да-да, самая настоящая бездна. Это слово означает что-то очень глубокое, верно? Глубокое и… через нее невозможно пройти. А на той стороне были вы, и вы протянули мне руки и сказали: «Я хочу вам помочь». — Эстер перевела дух. — Вот я и пришла к вам. Убежала из дому и пришла сюда, потому что вы должны нам помочь. Если вы не поможете, я просто не знаю, чем все может кончиться. Вы должны, должны нам помочь! Ведь вы сами на нас это обрушили. Наверно, вы скажете, что вас все это не касается. Что однажды открыв… сообщив нам правду о том, что было, вы не имеете больше… что теперь это не ваше дело. Вы скажете, что…
— Нет, — перебил ее Колгари, — ничего подобного я не скажу. Это мое дело, Эстер. Я с вами согласен. Раз я что-то начал, то обязан довести это до конца. Я убежден в этом так же, как и вы.
— О! — Лицо Эстер вдруг вспыхнуло. И сразу, как обычно в минуту радости, она необыкновенно похорошела. — Значит, я уже больше не одна. Есть еще кто-то!
— Да, дорогая, есть кто-то еще, если только от него вам будет прок. До сих пор проку от меня было не много, но я стараюсь, очень стараюсь. — Он сел и придвинул к ней свое кресло. — А теперь расскажите, что происходит? Вам очень плохо?
— Убийца — кто-то из нас, понимаете? Мы все это знаем. При мистере Маршалле мы делали вид, будто верим, что кто-то проник в дом. Но он, конечно, понимает, что это не так. Убил один из нас.
— А ваш молодой человек… как его зовут?
— Дон. Дональд Крейг. Он врач.
— Дон считает, что это вы?