— Я помню. Вы получили письмо, верно?
— Да. Она сообщила, что приехала в Англию и хотела бы повидаться. Я и братья уже условились с ней о встрече, и опять сюрприз… В последнюю минуту она прислала телеграмму, что по непредвиденным обстоятельствам должна срочно вернуться во Францию.
— Ну и?..
— Полиция полагает, что убитая женщина — француженка.
— В самом деле? А по-моему, она больше похожа на англичанку, хотя, конечно, трудно судить. Значит, вам не дает покоя мысль, что убитая могла быть подружкой вашего брата?
— Да.
— По-моему, это маловероятно. Впрочем, я хорошо понимаю вашу тревогу, — поспешил заверить ее доктор.
— Так вот… никак не могу решить, надо ли все это рассказать полиции. Седрик, да и остальные тоже, считают это совершенно излишним. А вы как думаете?
— Гм. — Доктор Куимпер пожевал губами. Минуту-другую он обдумывал ответ. Потом почти нехотя сказал: — Конечно, проще ничего не говорить. Я понимаю позицию ваших братьев. И тем не менее…
— Да?
Доктор посмотрел на нее. В его взгляде мелькнула нежность.
— На вашем месте я бы сказал. Иначе вы себя изведете. Я вас знаю.
Щеки Эммы слегка порозовели.
— Такой уж у меня дурацкий характер.
— В общем, дорогая моя, поступайте так, как считаете нужным, и пошлите всех своих советчиков ко всем чертям! Вашему здравому смыслу я доверяю куда больше, чем им!
Глава 12
— Эй, барышня! Да-да, вы! Подите-ка сюда!
Люси удивленно оглянулась. Мистер Крэкенторп энергично манил ее к себе, стоя у полуоткрытой двери.
— Я вам зачем-то понадобилась, мистер Крэкенторп?
— Слишком много говорите! Идите сюда!
Люси покорно подошла. Старик схватил ее за руку и, втянув в комнату, закрыл дверь.
— Хочу вам что-то показать, — сказал он.
Люси огляделась. Небольшая комната, очевидно, предназначалась под кабинет, но уже давно не использовалась по назначению. На письменном столе лежал ворох покрывшихся пылью бумаг, по углам с потолка гирляндами свисала паутина. Воздух был сырым и затхлым.
— Вы хотите, чтобы я тут прибралась? — спросила Люси.
Старик яростно затряс головой.
— Ни в коем случае! Я держу эту комнату запертой. Эмма давно норовит навести порядок, но я ей запретил. Это моя комната. Видите те камни? Это геологические образцы.
Образцы горной породы, частью отшлифованные, частью не обработанные вовсе — кусков двенадцать — четырнадцать — тоже были покрыты пылью.
— Красиво, — вежливо сказала Люси. — Очень интересно.
— Вы совершенно правы! Интересно. Вы умная девушка. Я эти камни не всем показываю. Я вам еще кое-что покажу.
— Мистер Крэкенторп, вы очень любезны, но у меня много дел. Шесть человек в доме…
— …И так уплетают за обе щеки, что скоро пустят меня по миру! Как приедут — только и делают что едят! И никто не подумает, чтобы заплатить за угощенье. Пиявки! Только и ждут моей смерти. Ну да я пока умирать не собираюсь. Пусть не надеются. Я куда крепче, чем думает Эмма.
— Я в этом даже не сомневаюсь.
— Я еще хоть куда! Это Эмма считает меня дряхлым стариком. Но вы ведь не считаете меня таким уж старым, правда?
— Конечно нет, — заверила его Люси.
— Умница! Взгляните-ка сюда!
Он показал на висевшую на стене схему, выцветшую от времени. Это был рисунок генеалогического древа. Некоторые надписи были сделаны так мелко, что без увеличительного стекла их было не разобрать. Однако часть имен была выведена горделивыми крупными буквами, и над ними красовалось изображение короны.
— Родословная восходит к королям, — важно сообщил мистер Крэкенторп. — Это фамильное древо моей матери. Не отца! Отец — тот просто выскочка из низов! Никакого образования. Он меня не любил. Знал, что я выше его на голову. Я — в материнскую породу. У меня врожденное чувство прекрасного, я всегда тянулся к искусству, к классической скульптуре. А отец мой в этом ничего не смыслил… Старый дурак! Матери я не помню — мне было два года, когда она умерла. Она была последней в роду. Имущество их пошло с молотка, вот она и вышла замуж за моего отца. Нет, вы только посмотрите на родословную! Эдвард Исповедник…[163] Этельрод Неразумный…[164] — все тут! Это еще до прихода норманнов. Представляете? Ну что — впечатляет?
— Очень. Просто нет слов.
— Погодите, я покажу вам кое-что еще. — Через всю комнату он повел ее к огромному дубовому шкафу. Люси была неприятно удивлена тем, как крепко его пальцы сжимали ее локоть. Сейчас в мистере Крэкенторпе не было и следа старческой слабости. — Этот шкаф из Лашингтона — откуда родом моя мать. Сохранился со времен Елизаветы Первой. Чтобы его сдвинуть, нужно позвать не меньше четырех дюжих молодцов. Ни за что не догадаетесь, что я в нем храню! Ну, охота небось посмотреть?
— Если можно! — вежливо отозвалась Люси.
— Любопытно, да? Все женщины любопытны. — Он вынул из кармана ключи, открыл нижнюю дверцу и извлек наружу металлический сейф. Вполне современный. Сейф он тоже открыл ключом.
— Минутку, моя дорогая, немного терпения! Ну, знаете, что это такое? — Он вынул небольшой, завернутый в бумагу цилиндрик и развернул обертку. На его ладонь посыпались золотые монеты.
— Вот так, юная леди! Можете их потрогать и даже подержать! Знаете, что это? Бьюсь об заклад, не знаете! Добрые старые золотые соверены[165]. Те, что были в ходу, пока не появились теперешние никчемные засаленные бумажонки. Эти монетки я давно собираю. Тут у меня много чего припрятано. Впрок. Эмма ничего об этом не знает… Никто не знает. Это наш с вами секрет. Понимаете? А знаете, почему я все это вам показываю?
— Почему?
— Потому что не желаю, чтобы вы считали меня больным, ни на что не годным стариком. Есть еще порох в пороховницах! Жена моя давно умерла. Вечно во всем мне перечила. Не нравились ей имена, которые я дал детям. Истинно саксонские[166] имена… и на родословную ей было наплевать… Я, впрочем, всегда пропускал мимо ушей то, что она говорила, а она — робкая душонка — не умела настоять на своем. Не то что вы — вы девица с норовом, огонь! И к тому же на вас приятно посмотреть. Мой вам совет: не связывайтесь с молокососами. У них ведь одна пустота в голове. А надо и о своем будущем позаботиться. Вот погодите… — Его пальцы сильнее сжали руку Люси, и он нагнулся к ее уху. — Я ничего больше не скажу. А вы погодите… Мои балбесы думают, что я скоро умру. Как же! Еще всех их переживу! И тогда мы еще посмотрим. Да уж, тогда посмотрим! У Харольда детей нет. Седрик и Альфред — холостяки. Эмма… Ну ей теперь уже замуж не выйти. Она, правда, неравнодушна к Куимперу… Но Куимперу и в голову не придет жениться на ней. Конечно, остается Александр… М-да, я, знаете ли… люблю Александра… Да, вот в чем штука… люблю я этого сорванца.
Он помолчал, потом, насупившись, спросил:
— Ну, барышня, что скажете? Обо всем этом, а?
— Мисс Айлсбэрроу… — донесся сквозь закрытую дверь голос Эммы.
Люси обрадовалась, что можно наконец сбежать.
— Меня зовет мисс Крэкенторп, — сказала она. — Я должна идти. Большое спасибо, что вы мне оказали доверие…
— Не забывайте… про наш секрет…
— Не забуду, — пообещала Люси и выскользнула из кабинета, не очень поняв, что это было: стариковское бахвальство или завуалированное предложение.
Дермут Креддок сидел в своем кабинете в Новом Скотленд-Ярде. Опершись локтем о письменный стол и поддерживая телефонную трубку плечом, он беседовал со своим парижским коллегой. Разговор шел на французском, которым Креддок владел очень неплохо.
— Это всего лишь предположение, — сказал он.
— Но, безусловно, стоящее, — донеслось из трубки. — Я уже распорядился навести справки в театральных кругах. Мой агент сообщает, что у него есть две-три обнадеживающие зацепки. Те актрисы, у которых нет какой-никакой семьи или любовника, довольно часто подолгу отсутствуют. Исчезновение какой-нибудь статистки никого не беспокоит: то ли она отправилась в турне, то ли укатила с новым обожателем. Никому нет дела до ее проблем. Очень жаль, что по присланной вами фотографии опознать эту женщину довольно затруднительно. Черты лица сильно искажены. Ну еще бы, такая смерть… Но тут уж ничего не поделаешь… Пойду сейчас проверю последние сообщения моих агентов. Может быть, что-нибудь появилось…
В тот момент, когда Креддок любезно прощался со своим французским коллегой, ему на стол положили записку.
«Мисс Эмма Крэкенторп хотела бы видеть инспектора криминальной полиции Креддока по поводу дела, расследуемого в Резерфорд-Холле».
Креддок положил трубку.
— Пригласите мисс Крэкенторп.
Итак, значит, он не ошибся. Эмма Крэкенторп что-то знала, может быть, что-то совсем незначительное, но знала. И решила рассказать ему.
Когда она вошла, Креддок встал, пожал ей руку и предложил сесть. От сигареты она отказалась. Возникла неловкая пауза. Инспектор решил, что она не знает, как лучше начать, и решил ей помочь.
— Мисс Крэкенторп, — Креддок чуть наклонился вперед, — вы пришли, чтобы мне что-то рассказать? Верно? Вы чем-то обеспокоены, не так ли? Возможно, это пустяк, который, на ваш взгляд, не имеет ничего общего с расследованием, но тем не менее вы в этом не совсем уверены. Или это как-то связано с опознанием убитой? Вам кажется, что вы знаете, кто она?
— Нет-нет, не совсем так! То есть это настолько маловероятно… Но…
— Но все-таки это вас беспокоит. Лучше расскажите все как есть. И я попробую рассеять ваши сомнения.
Немного помолчав, Эмма сказала:
— Вы видели только трех моих братьев. А у меня был еще один, Эдмунд, его убили на войне. Незадолго до этого он написал мне из Франции. — Она открыла сумку и вынула письмо, пожелтевшее от времени и потертое. —