— А твоя родная мать? Ты что, никогда о ней не думаешь?
— Чего мне о ней думать? Я ее почти и не помню. Не забудь, мне было всего три года, когда я очутилась здесь. У нее я все время боялась, мне было страшно: эти шумные драки с пьяными матросами, и она сама тоже… теперь, став взрослой, я понимаю, что она, по-видимому, тоже почти всегда была пьяна. — Тина говорила равнодушно, как о ком-то постороннем. — Нет, о ней я не вспоминаю и не думаю. Моей матерью была миссис Аргайл. И мой дом — здесь.
— Да, тебе легко, Тина, — вздохнул Микки.
— А тебе почему обязательно должно быть трудно? Ты сам создаешь трудности! Только имей в виду: ты не миссис Аргайл ненавидел, а свою родную мать. Да-да. Я знаю, что так оно и есть. И если это ты убил миссис Аргайл, то на самом деле ты хотел убить свою мать.
— Тин! Что за вздор ты плетешь?
— А теперь, — спокойно продолжала Тина, — тебе некого больше ненавидеть, и поэтому тебе стало очень одиноко. Но ты должен научиться жить без ненависти, Микки. Это, наверное, трудно, но возможно.
— Не понимаю, что ты такое болтаешь? Что значит: «если это ты убил»? Ты прекрасно знаешь, что в тот день я находился далеко отсюда. Я проверял автомобиль клиента на Мурроуд, у Минчинского холма.
— Да?
Тина поднялась и подошла к самому краю обрыва, откуда видна была река внизу.
— На что ты намекаешь? — спросил Микки, подойдя и встав рядом.
Тина указала на реку.
— Кто эти двое там внизу? — спросила она.
Микки кинул быстрый взгляд.
— Эстер и этот ее доктор, по-моему, — ответил он. — Тина, что ты сейчас такое сказала? Бога ради, не стой ты над самым обрывом!
— Почему? Тебе хочется меня столкнуть? Тебе это проще простого. Я маленькая.
Микки хрипло проговорил:
— Почему ты сказала, что я мог быть здесь в тот вечер?
Тина молча повернулась и пошла обратно вверх по дорожке к дому.
— Тина!
Она отозвалась тихим, ровным голоском:
— Я беспокоюсь, Микки. Я очень беспокоюсь за Эстер и Дона Крейга.
— Оставим пока Эстер и ее дружка.
— Но я правда волнуюсь за них. Боюсь, что Эстер сейчас очень страдает.
— Но мы же не о них говорим.
— Я, например, говорю о них. Понимаешь, они для меня очень много значат.
— Ты что, все это время считала, что я был здесь в тот вечер, когда убили мать?
Тина не ответила.
— Тогда ты ничего про это не сказала.
— А зачем? Не было нужды. Тогда ведь было очевидно, что это Жако убил.
— А теперь так же очевидно, что это не он.
Тина кивнула.
— А раз так? Значит, что?
Не отвечая, она пошла дальше.
Внизу у самой воды Эстер загребала песок носком туфли.
— Не понимаю, о чем тут говорить, — сказала она.
— Мы должны поговорить об этом, — повторил Дон Крейг.
— Зачем?.. Разговоры ничего не дают. От них нисколько не легче.
— По крайней мере, расскажи, что было сегодня утром.
— Ничего, — ответила Эстер.
— Что значит, ничего? Приезжали люди из полиции, верно?
— А… ну да. Приезжали.
— И что же? Они вас всех расспрашивали?
— Да, они нас расспрашивали.
— Какие вопросы задавали?
— Обычные, — ответила Эстер. — Честное слово, те же самые, что и тогда. Где мы были, и что делали, и когда последний раз видели маму живой. Мне не хочется больше об этом говорить, Дон. Все уже позади.
— Совсем даже не позади, дорогая. В этом все и дело.
— Но ты-то почему так беспокоишься? Тебя же это не касается.
— Девочка моя, я хочу помочь тебе. Неужели ты не понимаешь?
— Разговорами об этом мне не поможешь. Я хочу только одного — забыть. Вот если бы ты помог мне забыть…
— Эстер, любимая, от реальности не уйдешь. Надо смотреть правде в глаза.
— Правде в глаза, как ты выражаешься, я смотрела все утро.
— Эстер, я тебя люблю. Ты ведь это знаешь, правда?
— Наверно, — ответила Эстер.
— Что значит, наверно?
— Ты все время возвращаешься к этой теме.
— Но я обязан, Эстер.
— Не понимаю почему. Ты же не полицейский.
— Кто из вас последним видел мать живой?
— Ну, я, — сказала Эстер.
— Знаю. Было без нескольких минут семь, да? Как раз перед тем, как ты вышла из дому, чтобы встретиться со мной.
— Перед тем, как я вышла из дому, чтобы ехать в Драймут, в театр, — уточнила Эстер.
— Ну а в театре был я, верно?
— Конечно.
— Ты тогда уже знала, Эстер, что я тебя люблю?
— Я еще была не уверена. Я даже не была уверена, что и сама в тебя влюбилась.
— У тебя ведь не было никаких причин — ни малейших — убивать свою мать, да?
— Да, в общем не было, — ответила Эстер.
— Что это значит, в общем не было?
— Мне часто хотелось убить ее, — сказала Эстер, равнодушно пожимая плечами. — Я, бывало, говорила себе: «Хоть бы она умерла. Хоть бы она умерла». А иногда, — прибавила Эстер, — мне даже снилось, что я ее убиваю.
— И каким же образом ты ее убивала во сне?
На минуту Дон Крейг из влюбленного превратился во врача, выслушивающего пациента.
— Иногда из пистолета, — жизнерадостно ответила Эстер. — А иногда и ударом по голове.
Доктор Крейг застонал.
— Это были всего лишь сны. Я часто бываю в сновидениях ужасно воинственна.
— Послушай, Эстер. — Молодой человек взял ее за руку. — Ты должна сказать мне правду. Ты должна довериться мне.
— Не понимаю, чего ты хочешь, — отозвалась Эстер.
— Правды, Эстер. Я хочу услышать от тебя правду. Я тебя люблю. И ты всегда можешь на меня положиться. Если… если это ты ее убила, я… мне кажется, я смогу найти объяснение. Если так, в этом не было твоей вины. Понимаешь? И конечно, в полицию я не обращусь. Это останется строго между нами. Не пострадает ни один человек. Дело постепенно заглохнет из-за отсутствия каких-либо доказательств. Но мне необходимо знать! — Он с нажимом произнес последнее слово.
Эстер смотрела на него широко раскрытыми глазами, но казалось, что она его не видит…
— Что ты хочешь от меня услышать? — переспросила она.
— Хочу, чтобы ты сказала мне правду.
— Ты ведь думаешь, что правда тебе уже известна, так? Ты считаешь, что убийца — я.
— Эстер, дорогая, не смотри ты на меня так. — Он взял ее за плечи и легонько встряхнул. — Я же врач. Я знаю, как это происходит. Знаю, что люди не всегда могут отвечать за свои поступки. Я знаю, что ты славная, прелестная и, по существу, совершенно нормальная девушка. И я тебе помогу. Буду оберегать тебя. Мы поженимся, и тогда у нас все будет хорошо. Ты никогда больше не будешь чувствовать себя одинокой и никому не нужной, и никто больше не будет тебя тиранить. Причины наших поступков часто восходят к вещам, которых люди, как правило, не понимают.
— Примерно то же мы все говорили о Жако, — заметила Эстер.
— Бог с ним с Жако. Мне важна ты. Я очень-очень люблю тебя, Эстер, но я должен знать правду.
— Ах, правду?
Губы Эстер изогнулись в медленной насмешливой улыбке.
— Прошу тебя, любимая.
Эстер отвернулась и запрокинула голову к небу.
— Эстер!
— А ты поверишь, если я скажу, что не убивала?
— Конечно, я… Конечно поверю.
— А мне кажется, что не поверишь.
Эстер повернулась на каблуке и бросилась бежать вверх по тропинке. Он сделал было шаг следом, но остановился.
— О, черт, — вырвалось у него. — Проклятье!
Глава 15
— А я еще не хочу домой, — проговорил Филип Даррант плаксиво и раздраженно.
— Но, Филип, нам больше совершенно незачем тут оставаться. Надо было обсудить эти дела с мистером Маршаллом, а потом дождаться людей из полиции, — мы же для этого приехали. Но теперь нет никаких причин здесь задерживаться.
— По-моему, твоему отцу было бы приятно, чтобы мы еще немного погостили, — сказал Филип. — Он рад, что есть с кем сразиться в шахматы по вечерам. Он играет как бог. Я вроде бы и сам неплохо играю, но рядом с ним я нуль.
— Папа может подыскать себе другого партнера, — сухо возразила Мэри.
— Свистнуть кому-нибудь из Женского института?
— И вообще, нам необходимо быть дома, — не отступалась Мэри. — Завтра день миссис Карден, она будет чистить краны и дверные ручки.
— Полли — идеальная хозяйка! — со смехом произнес Филип. — Эта твоя миссис… как ее… спокойно может все перечистить и без нас, разве нет? А если не может, пошли ей телеграмму: пусть ручки и краны побудут нечищеными еще недельку.
— Филип, ты ничего не смыслишь в домашних делах и не представляешь себе, как сложно вести дом!
— Не вижу ничего сложного, ты сама обожаешь создавать трудности на пустом месте. В общем, лично я хочу еще немного побыть здесь.
— Филип, мне тут так неприятно, — страдальчески произнесла Мэри.
— Но почему?
— Здесь жутко мрачно, и вообще вся эта атмосфера… Разговоры об убийстве, и все такое.
— Прекрати, пожалуйста, Полли, и не говори мне, что ты превратилась в клубок нервов из-за подобных пустяков. Уверен, что убийство тебя совершенно не волнует. Тебе гораздо важнее краны и дверные ручки, чтобы они были начищены, и чтобы нигде в доме не было ни пылинки, и чтобы в твоем меховом маню не завелась моль..
— Летом моль в меховых вещах не заводится, — возразила Мэри.
— Ну ладно, ты все равно поняла, о чем я… Но, видишь ли, с моей точки зрения, тут куда интереснее.
— Интереснее, чем жить у себя дома? — с удивлением и обидой переспросила Мэри.
Филип тут же спохватился.
— Прости, дорогая, я неправильно выразился. Наш дом — самый лучший дом в мире, ты там навела потрясающую красоту. Комфорт, уют, стиль. Но понимаешь, все было бы иначе, если бы… если бы я был таким, как прежде. Днем у меня было бы полно всяких дел и выше головы разных идей. И так было бы чудесно возвращаться вечерами к тебе в наш замечательный дом. Обсуждать с тобой все, что произошло за день. Но теперь… теперь все переменилось.
— О да, конечно. Ты не думай, я об этом ни на миг не забываю, Фил. Я из-за этого терзаюсь, Фил, ужасно терзаюсь.