Паутинка на разрыв вдвое прочнее стали, прочнее орлона, вискозы, обычного нейлона и почти равна особому высокопрочному нейлону, который, однако, тем хуже её, что гораздо менее растяжим и, следовательно, при одинаковой нагрузке рвется быстрее.
Синтезирует паутину паук из аминокислот. Это чистый белок!
В общем надо сказать, что более или менее ядовиты почти все пауки. Но укусы большинства из них не опасны человеку и даже безболезненны. Например, укус обычного домового паука, или крестовика, ощущается как легкие булавочные уколы, и ничего более. Но укус водяного паука-серебрянки причиняет довольно сильную, жгучую боль, которая распространяется немного от места укуса по телу. Укушенное место на время немеет, но через несколько дней болезненные ощущения исчезают без последствий. Такой же болезненный укус у самок очень редкого и красивого чёрно-красного паука эрезуса.
Опасны человеку в нашей стране только два паука, обитающие на юге, — тарантул и каракурт. Особенно последний.
"Скорпион кусает очень больно, но болезнь лёгкая. Каракурт кусает небольно, но болезнь очень тяжёлая", — говорят те, кто на себе все это испытал. В самом деле, каракурты кусают человека, обычно когда тот спит, — он во сне чувствует словно укол иголкой. Но минут через пять-девять резкая боль в месте укуса, а потом (расползаясь "мурашками") по всему телу заставляет его вскочить. Ноги немеют, человек ходить не может, падает. Его мучают удушье, жажда и страшные боли, особенно в животе, груди и пояснице. Мышцы живота напряжены и тверды, как доска, глаза налиты кровью, дыхание поверхностное, лицо обливается потом, температура немного повышенная, нормальная или даже понижена. Человек мечется, раскидываясь в разных позах, и все ему кажется, что он сейчас умрет. Возбуждение сильное; алкоголь, даже в больших дозах, не пьянит. Крики, стоны, истеричные вопли о помощи — все ужасно!
В тяжёлых случаях смерть наступает через час или два. Процент смертельных исходов не меньше, чем от укусов гадюки. Точно не установлено, но, наверное, около 4–6 процентов. Иногда укусы каракуртов (возможно, неполовозрелых или самцов) люди переносят легко. Вовремя принятые меры обычно скоро помогают.
К сожалению, не все врачи хорошо знают симптомы отравления ядом каракурта, и, случается, "острый живот" и боли в области желудка вводят их в заблуждение — диагноз ставят неверный: прободная язва, острый аппендицит, заворот кишок. Делались ненужные операции, терялось драгоценное время. "Многие бесполезные операции, — пишет один американский биолог, — могут быть предупреждены, если все врачи будут знать, что острая боль, ригидность живота, умеренная лихорадка, лейкоцитоз, случайная тошнота и рвота могут быть результатом укуса паука "чёрная вдова"".
Важно также знать, что укусил именно каракурт, а не другое ядовитое животное. Змея оставляет на месте укуса следы обычно от пары ядовитых зубов (редко — от одного) и быстро прогрессирующую опухоль. Скорпион — сильную боль, жжение и только местную опухоль. Тарантул — меньшую, но значительную болезненность, обширное покраснение и опухание тканей (в месте укуса); болей во всем теле нет, но человек чувствует тяжесть, апатию, сонливость, а не возбуждение.
Когда ясно, что укусил каракурт, нужно прежде всего тут же прижечь укушенное место спичкой — если это сделать сразу, то очень помогает. Но через две-три минуты уже не поможет: яд всосется глубоко. Не поможет (и даже навредит!) подкожная инъекция около ранки раствора марганцовки, что нередко делают уже у врача, через час после укуса. Немедленная инъекция, как и спичка, помогает. Хорошо действуют, как "наиболее полные антагонисты яда", внутривенно введенные 10–25-процентная сернокислая магнезия (10–20 кубиков) и 10-процентный глюконат кальция или хлористый кальций (10 кубиков). Полезны растирания спиртом, клизмы, камфара (инъекция) и нитроглицерин (под язык) — при сердечных приступах.
Лучше всего, конечно, помогает антикаракуртовая сыворотка.
Так же бессмысленны и даже вредны другие общеизвестные и очень популярные народные антикаракуртовые средства. Пастухи и те, кто кочуют по землям, населенным ядовитыми пауками, обычно, прежде чем устроиться на ночлег, не раз прогонят скот через то место, где хотят спать. Стелят кошмы, овечьи шкуры, поливают вокруг водой, окружают себя волосяным арканом.
Но ни аркан, ни кошма, ни овечьи шкуры, как убедился П. И. Мариковский, путешествующих каракуртов и тарантулов не останавливают, отлично они через них переползают. Вода тоже вполне преодолимый рубеж; "для тарантула водные препятствия вообще не составляют никакой преграды, а каракурт, падая в канаву с водой, выбирается оттуда без особенного для себя вреда и затруднения". Прогон скота даже вреден: он разрушает тенета каракуртов, и те, обездоленные, вынуждены скитаться в поисках новых жизненных пространств, и, значит, по ночам больше их бродит вокруг и заползает на спящих людей.
И выжигание травы нередко вредно по той же причине: в норах под корнями, в углублениях в земле пауки в пожар отсиживаются, а потом, как бедные погорельцы, скитаются повсюду.
Лучше всего помогает правильный выбор ночлега — ровная, гладкая земля, без кустов, трав, ложбин и чтобы не было поблизости оврагов, выбоин, столь любимых каракуртами.
И полог! Простой противомоскитный полог. Под ним можно прямо среди каракуртов спать спокойно: не заползут и не укусят.
Итак, помните: полог и спичка! Все другие подручные средства неэффективны. Но главное, конечно, противокаракуртовая сыворотка.
Есть пауки с такими же дурными манерами, как у верблюдов, которым с малолетства мамаши разрешают плеваться и сами плюются.
Это сцитодесы. Они живут в наших домах. Но днем их не увидишь. Только в сумерках вылезают они из всяких щелей. Сетей не плетут. Охотятся, как волки. Шествуют не быстро по потолку или стене с вытянутыми вперед передними ножками. Выследив сонную муху, паук приближается к ней миллиметров на шесть и с этой дистанции метко стреляет: плюёт в неё липкой паутиной. Все шесть мушиных ног и два крыла прочно приклеиваются к потолку. Выплюнутая пауком жидкость сразу же, упав на муху, застывает и, как веревкой, связывает её ноги и крылья.
А у сцитодеса, что живет в Шри Ланка, боевая "слюна" не только клейкая, но и ядовитая: коснувшись мухи, она её и связывает, и убивает!
Сцитодес, брызнув клеем, алчный пыл пауков-врагов быстро охлаждает. Эффектно плевком обороняется! Не только, значит, мух может к потолку пришпилить, но и кое-кого посильнее.
2. Южнее Сахары
Необычное в обыденном
Избиение леопарда
Идут поиски. Давно уже наука ищет предков человека в природе. Прародители человеческие, увы, уже вымерли, оставив нам лишь обломки своих костей, первые орудия, утварь и руины жилищ (и настенную живопись в пещерах).
Кто же из ныне живущих созданий ближе всего нам по крови?
Теперь все знают — обезьяна. Но какая обезьяна?
Ближайший наш родич в мире зверей живет в Африке южнее Сахары, в Эфиопском зоогеографическом регионе. Тропические дождевые леса и саванны по их окраинам приютили его. Севернее реки Конго, от Гвинеи и Камеруна на западе до Уганды на востоке, обитают шимпанзе. О них и говорится.
В наш век технического прогресса мы достигли потрясающих успехов в инструментальной деятельности. Не удивительно, что, оценивая способности животных, мы предъявляем им те же требования: по умению владеть предметами, по их орудийной деятельности судим об уме подопытных животных.
Исходя из этих тестов, шимпанзе, бесспорно, впереди всех живых созданий на земле (после человека). В неволе под руководством дрессировщика или экспериментатора от них можно добиться поразительных результатов в обращении с орудиями и механизмами.
Но и на воле, в Африке, шимпанзе, добывая корм или защищаясь от врагов, часто прибегают к помощи всяких предметов. В основном это палки разных размеров.
Самые маленькие из них — стебельки и прутики (предварительно очищенные от листьев) предназначаются для добывания меда из дупел и термитов из гнезд. Ну, а самые большие — дубины — для обороны.
Доктор Адриан Кортланд из Амстердамского университета со своими сотрудниками много раз и в разных местах проделал интересные опыты. Чучело леопарда с особым электрическим устройством, которое заставляло "зверя" вертеть головой и хвостом, выносили в лес и в саванны, чтобы посмотреть, как будут реагировать на него шимпанзе. В некоторых опытах в лапах леопарда лежала кукла — подделка под детёныша шимпанзе, и тогда обезьяны вели себя особенно смело и агрессивно.
Лесные шимпанзе с воплями, уханьем наступали на "леопарда". Трясли деревья, ломали сучья, вырывали с корнем небольшие стволы и, размахивая ими, как дубинами, всеми способами пытались напугать зверя. Окружили чучело полукругом. Некоторые залезли на деревья, чтобы лучше видеть. Казалось, "леопард" представлял для них большую проблему. Кое-кто из людей, решая сложную задачу, в задумчивости почесывает голову. Так и обезьянами овладевал внезапный зуд. Они энергично стали чесаться, но скребли не голову, а все тело. Беспокоила их, наверное, судьба детёныша. Самых маленьких шимпанзе, нападая, несли на груди или спине. Молодежь постарше держалась сзади. Матери то возвращались к ним и брали на руки, то, оставив, вновь шли в атаку.
Между приступами агрессии, когда обезьяны дружно штурмовали врага, были паузы относительного покоя и отдыха. Тогда они сидели, безмятежно посматривая на вертящее головой чучело, и ели бананы. Через полчаса после первой атаки пришло время заката, и шимпанзе удалились в кусты, оставив на поле сражения "двенадцать сломанных и вырванных деревьев папайи".
Годом позже там же зоологи наблюдали такую интересную сцену. "Леопард" с куклой в лапах заранее был выставлен на тропе шимпанзе. Когда обезьяны его увидели, они дружно ринулись в нападение. Прежняя сцена повторилась, с той только разницей, что одна старая самка подошла совсем близко к "зверю" и обнюхала с достаточно безопасной дистанции куклу, потом вернулась к другим обезьянам, которые ждали в стороне, и несколько раз "отрицательно" покачала головой, словно говоря: "Детеныш не наш" или, возможно: "Он уже мертв". И все шимпанзе молча удалились.
Ни в одном из подобных опытов с лесными шимпанзе Конго и Гвинеи "леопард" не был как следует побит палками. Это был не настоящий бой, а только демонстрация устрашения.
Иное дело шимпанзе саванны. Эти ополчались на "леопарда" всерьез, дубины вырывали здоровенные, длиной до двух метров и больше. Подходили в упор (даже самки с детёнышами на спинах!) и били с размаху с такой силой, что вполне могли переломить хребет живому леопарду. Скорость ударяющей дубины, как показал расчет на кинопленке, — 90 километров в час!
Наконец вожак схватил избитого "зверя" за хвост, рванул к себе и оторвал туловище от головы. Все — враг мертв! И обезьяны уже без страха подошли к "дохлому леопарду", и даже детёныши потрогали его.
Проэстетизм?
Сколько сарказма и насмешек было высказано о живописном творчестве обезьян. Но шли годы, ставились новые опыты, и теперь у биологов иное отношение к обезьянам, которые рисуют.
Первые эксперименты с рисующим шимпанзе были проведены в России Ладыгиной-Котс ещё до революции. Джонни, шимпанзе, за которым наблюдала Ладыгина-Котс, сначала просто чертил прямые линии. По мере совершенствования в рисовании он стал тщательно вырисовывать линии. Потом пересек их под прямым углом поперечными линиями и на этом остановился, больших успехов не добился.
Ладыгина-Котс сравнивала "творчество" шимпанзе с рисунками её четырехлетнего сына и убедилась, что обезьяна, рисовавшая прежде тоже, что и дитя, по мере роста ребенка стала отставать в рисовании. Джонни никогда не мог начертить круг. А изображение круга — предел успеха для всех занимающихся рисованием обезьян. Дети же сначала на определенных этапах идут от каракулей, прямых линий и наконец вырисовывают круг. Следующий этап их манипулирования с карандашом на бумаге — изображения человеческого лица, а потом и фигур людей. Это обезьяне недоступно. Никакая ещё обезьяна в живописном своем творчестве не пошла дальше изображения круга.
Ро Келлог, работник детского сада в Сан-Франциско, собрала 200 тысяч детских рисунков из 14 стран мира и установила: "Они удивительно одинаковы на каждой ступени развития ребенка". Постепенно рисунки усложнялись, одни дети совершенствовали свое рисовальное мастерство быстрее, чем другие, но "все они проходили одинаковый путь".
Десмонд Моррис, куратор Лондонского зоопарка, тщательно сопоставил детские рисунки с рисунками шимпанзе. До того момента, когда ребенок начинает рисовать человеческое лицо, усовершенствование рисовальной техники и увеличение сложности рисунков у детей и шимпанзе идут одинаковыми этапами.
Шимпанзе Конго, бывший под его наблюдением, в рисовании превзошел всех своих собратьев: он не только начертил круг, но и испещрил его точками. За два года Конго "намалевал" 384 рисунка. Все они сделаны "по собственному разумению, не были копированием с образцов и не основывались на подсказке ученого". Достигнув высшего для обезьян совершенства — изображения круга с точками, Конго заскучал, потерял интерес к рисованию, которым прежде так увлекался. Чувствовалось, что он достиг максимума, на который способна обезьяна.
У обезьян на рисунках соблюдена удивительно строгая симметричная композиция. В этом отношении они превосходят детей. С математической точностью обезьяны располагают рисунок в самом центре бумаги. Если заполняют углы, то тоже с большим мастерством: со строгим соблюдением величины рисунков во всех углах. Орнаменты в центре рисунка исполняются тоже симметрично, чего ни один ребенок в возрасте до четырех лет сделать не может.
У каждой обезьяны, можно сказать, свой почерк в рисунке, свои формы изображения. Если показать рисунок какой-либо обезьяны ученому-экспериментатору, он сразу же скажет, кто из его подопытных животных это сделал.
Излюбленной фигурой, которую рисовал Конго, был веер. Множество его вариантов он изобразил на бумаге и стремился всегда поместить его строго в центре.
До 1961 года 30 обезьян занимались рисованием под наблюдением экспериментаторов: 23 шимпанзе, 3 орангутана и 4 капуцина. Немного позже стали давать обезьянам-художникам краски, и рисунки их стали цветными. Сначала делались они пальцем, затем очень быстро и охотно обезьяны научились пользоваться кистью и фломастером.
А до этого Институт современного искусства устроил выставку картин Конго и Бетси (из Балтиморского зоопарка). Руководители зоопарков хотели, чтобы рисунки обезьян никто не покупал, так как эксперименты с ними ещё не окончились. И потому назначили очень высокие цены за образцы творчества обезьян. Но почти все картины были распроданы! У зоопарков появилась новая статья доходов.
Картины покупали не только богачи-снобы, чтобы потешить ими своих скучающих гостей, но и такие знатоки живописи, как Пабло Пикассо, Герберт Рид и известный биолог Джулиан Хаксли.
Ведь обезьяны немало трудились над своими созданиями. Это не было простое каляканье от нечего делать. Обезьяны приходят в лабораторию, где ждут их карандаши и бумага, как на серьёзный урок. Взяв в руки карандаш, они тут же забывают и о биологе, стоящем рядом, и о любимых ими фруктах, обо всем. "Обезьяна достигает такой сосредоточенности, которая ранее считалась для неё невозможной".
"Животные начинали злиться, если их останавливали; когда же у них в процессе работы отбирали рисунок, то они очень волновались. По-видимому, у них существует представление о том, каким должен быть законченный рисунок. Если у Конго отбирали незаконченный рисунок, а затем возвращали его, он начинал рисовать с того места, на котором прервал работу. Следовательно, обезьяна ясно ощущает, что рисунок не завершен. В тех случаях, когда Конго убеждали не начинать нового рисунка, а продолжать трудиться над тем, который им "закончен", обезьяна теряла терпение, начинала хныкать и визжать, а если делались настойчивые попытки принудить её, то она принималась портить рисунок. Она наносила на нем "бессмысленные чиркающие линии."
Много ли нужно обучать обезьяну рисованию?
Нет, обучать совсем не требуется. Она сама учится в процессе работы. Дают ей просто карандаш и сажают перед чистым листом бумаги, и сейчас же её охватывает волнение, она начинает рисовать. Сначала простые линии (или полосы, если рисует красками) и, рисуя, водит всей рукой по бумаге. Постепенно улучшает технику письма: карандаш держит уже, как и мы, и нажимает на него указательным пальцем, и только пальцами водит теперь по бумаге.
Рисование для обезьяны — очень увлекательное дело, они готовы заниматься им весь день. Шимпанзе Альфа постоянно выпрашивала у сотрудников зоопарка карманные книжки и карандаши и очень злилась, когда ей их не давали. Обезьяна Гуа, когда не было у неё карандаша и бумаги, рисовала кончиками пальцев или ногтями на запотевшем оконном стекле. Горилла Менг много раз пыталась очертить собственную тень на стене.
Вот такие дела. Теперь уже биологам ясно, что у высших обезьян есть известное художественное дарование, испытывают они и творческое вдохновение, сильное стремление рисовать. Значит, эстетизм им присущ. Некоторые биологи не говорят о нем прямо, а предпочитают умение многих животных разбираться в красоте называть проэстетизмом (предэстетизмом).
Бомбардировка в войне за кусок хлеба
Есть ещё одно животное в Эфиопской зоогеографической области, которое, подобно шимпанзе, добывая пищу, пользуется орудиями, но не палками, а камнями.
…"Орёл" бородач-ягнятник живёт высоко в горах. Черепахи для него — лакомство. Но когда черепаха велика и он не может клювом и когтями вскрыть её панцирь, тогда берет её в лапы и поднимается в воздух. Оттуда, с высоты, бросает черепаху на камни. Панцирь лопается, и ягнятник прилетает на пиршество. Римский натуралист Плиний Старший писал, что однажды ягнятник принял лысую голову поэта Эсхила за камень и сбросил на неё черепаху. Так, по мнению Плиния, погиб Эсхил.
Для ягнятника камни вроде как наковальня. Но научный мир недавно узнал про удивительные способности стервятников: камень у них служит уже настоящим орудием.
Степной пожар согнал страусов с гнезд. Яйца лежали неохраняемые. Прилетели грифы и пытались взломать скорлупу яиц клювами. Безуспешно. Вскоре появились ещё два любителя сырых яиц — стервятники. Они взялись за дело умело. Слетали куда-то и принесли в клювах камни (весом до 300 граммов). Положили камни на землю. Осмотрели яйца деловито, постучали клювами: крепкие ли они. Затем опять взяли камни в клювы, вытянулись во весь рост, подняли высоко вверх головы и бросили вдруг камни на яйца. С одной попытки яйца не разбились. Но, видно, стервятники этого и не ожидали. Снова и снова бомбардировали они яйца камнями. Потребовалось от четырех до двенадцати таких бомбежек, и скорлупа яиц раскололась. Стервятники приступили к обеду.
В одном фильме А. М. Згуриди мы видели уникальные кадры: стервятники за их работой. Все документально подтверждено.
Договор о взаимопомощи
Его заключили между собой барсук и птица. Барсука зовут ратель или медоед, а птицу — медовед либо медоуказчик. Птичка небольшая, серенькая, с зеленоватым брюшком. Как они сотрудничают?
Даже и не поверишь в это, но авторитет известных орнитологов верить заставляет.
В Африке многие дикие пчелы устраивают пчельники в земле. Медовед ищет эти гнезда. Как только найдет пчелиное гнездо — летит к норе барсука. Порхает над ней, кричит "чурр-чурр", зовет барсука. Тот знает, в чем дело, спешит, вылезает из норы и тяжелой поступью бежит за птицей. А медовед перепорхнет с куста на куст и поджидает барсука. Кричит неумолчно.
И вот от куста к кусту подводит рателя к пчельнику. Тут уж он делает свое дело — разоряет медоносное гнездо. А птичка прячется на дереве, умолкает и ждет…
Насытится барсук, уходит довольный. Тогда медовед подлетает к разоренному гнезду и ест… соты.
Тут опять неправдоподобие: воск ведь в желудке животных не переваривается! Только пчелиная вошь, личинки которой живут в улье, способна питаться воском.
Но, оказывается, не одна она, ещё и медовед. Исследовали его пищеварительные органы и нашли в них поселение симбиотических бактерий и дрожжей. Они и разлагают воск на жирные кислоты, которые затем усваивает кишечник птицы.
Медоведы удачно сотрудничают не только с барсуками, но и с павианами.
Африканцы — люди наблюдательные. Они давно уже знают про дружбу барсука и птицы. И сами вступили в союз с медоведом. В общем, заменили барсука. А медовед и с ними охотно сотрудничает: приводит к пчельнику. Если людей он приглашает к сладкой трапезе, то и гнезда показывает не только земляных, но и древесных пчёл.
Но, очевидно, медоуказчики не всех людей принимают в свою компанию. Итальянский исследователь Франко Проспери пишет о злосчастных неудачах одного из сотрудников их экспедиции:
"Пара медоуказчиков каждое утро пролетала над зарослями к реке; казалось, птицы и в самом деле пытаются привлечь наше внимание своими полетами. Итак, Станис решил последовать за ними. Но при этом оказалось, что по крайней мере в первый день птицы сами хорошо не знали, где находится пчельник. Станис совершил полезную для здоровья прогулку под палящим солнцем, продираясь в течение нескольких часов сквозь заросли колючек, и, убедившись, что ни ему, ни птицам не известно, кто же из них должен служить проводником, вернулся к реке… Опыт продолжался два или три дня и всегда с одинаковым результатом: к концу каждого дня товарищи встречали неудачливого искателя меда более или менее остроумными насмешками. А чета медоуказчиков продолжала аккуратно навещать нас, приглашая Станиса на обычную прогулку, которая, очевидно, доставляла им удовольствие.
Однако на пятый день появление нашего товарища уже не было встречено шутками и насмешками: он вернулся с таким мрачным и распухшим лицом, что мы не осмелились спросить, как было дело; к тому же все прекрасно понимали, по чьей вине так ужасно распухли его щёки".
Ученый из Смитсониановского института в США Герберт Фридман нашел более ответственных проводников. Его медоуказчики 23 раза удачно подводили к пчельнику. Он так описывает поведение птиц-медоведов:
"Когда птица решает стать проводником, она летит к человеку и начинает трещать. Ждет, когда человек подойдет поближе. Её трескучие ноты очень похожи на звук, который издает неполный коробок спичек, если его потрясти. Когда человек подойдет, она отлетает футов на пятнадцать-двадцать и постоянно трещит и распускает веером хвост.
Она обычно садится на выступающую ветку, трещит быстро и раскидывает крылья так, чтобы жёлтые полосы у неё на плечах были хорошо видны".
Когда человек опять подойдет, она перелетает метров за 5–15 на другое дерево. И не обязательно, чтобы он её видел, важно, чтобы слышал. Трещит непрерывно, поджидает идущего за ней. Он приблизится, и она вновь перелетит, и так повторяется много раз, пока не приведет близко к пчельнику. Здесь опять терпеливо ждет — от пяти минут до полутора часов, пока человек не добудет мед. Добытчики меда обычно оставляют медоведу часть сот. Удаляются, и птица подлетает к оставленному ей пропитанию. Что происходит дальше, мы уже знаем.
Медоведы (а их 17 разных видов, 15 — в Африке и 2 — в Индии и Индокитае) гнезд не строят, птенцов не высиживают. Они, как кукушки, подкидывают свои яйца в чужие гнезда. Птенец медоведов от рождения наделен жизнеубийственным оружием — острым "яйцевым" зубом. Он с подклювьем; когда смыкается оно, образует смертоносные щипцы. Этими щипцами птенец-паразит убивает новорожденных детей птиц, приютивших его. Или прокусывает их яйца. А птицы, гнездо которых оккупировали юные медоведы, ничего не подозревая, кормят чужого птенца, как своего.
Муха цеце
Живет муха цеце в Африке. Их там 30 видов. Одни обитают в сухих саваннах, другие — во влажных тропических лесах. Одни кусают человека, крупных копытных животных, другие — птиц, зайцев, лис, варанов и крокодилов.
Отличить муху цеце от других мух нетрудно: она крупнее нашей комнатной мухи и, когда садится на что-либо, крылья складывает плотно, так что они лежат на её спине двускатной крышей, не подобием веера, как у комнатной мухи. Летает цеце "очень быстро и целеустремленно".
"Когда мы проезжаем через какую-нибудь рощицу или речную долину, бывает, что вся машина в мгновение ока битком набивается этими мухами. Мне кажется, что жертву свою они находят отнюдь не при помощи обоняния: они просто преследуют любой крупный двигающийся предмет. Поэтому их так и привлекают автомобили.
Однажды нас окружила целая туча мух — штук 150, если не больше. Они долго преследовали нашу машину. Когда я вылез и немного прошелся пешком, ни одна из них не обратила на меня никакого внимания: автомобиль был гораздо больше и, следовательно, привлекательнее для них, чем я. Порой они стараются сесть даже на вращающиеся колеса."
У мух цеце не только самки пьют кровь, как, скажем, у комаров, но и самцы тоже. Подобно пчелиной матке, муха цеце оплодотворяется самцом только раз в жизни, и этого ей хватает, чтобы размножаться все 200 дней, сколько она живёт.
А размножается муха цеце не как все мухи. Она не откладывает яиц, а рождает живых личинок! У неё в брюшке образуется некое подобие матки, где развивается всего, одно яйцо. Там же, в этой "матке", из яйца выходит крупная личинка и питается особыми соками, которые выделяет "матка".
Когда подойдет время родов, муха садится на землю в каком-нибудь укромном уголке, где влажно и прохладно. Здесь и рождает. Личинка зарывается в землю, там превращается во взрослую муху.
За месяц две-три личинки "дарит" миру цеце, а за свою 7-месячную жизнь — восемь-девять личинок.
"А между прочим, это животное — единственный защитник слонов и зебр в тех случаях, когда человек пытается отобрать у них родину."
Эта страшная муха — переносчик ужасной сонной болезни. Там, где много расплодится мух цеце, ни один человек не селится, не пасет никакой скот. Все в страхе бегут из тех мест. А кто остается, того ждет мучительная смерть. Так случилось, например, в начале нашего века у подножия Мёрчисонского водопада. В 1907 году там был Уинстон Черчилль. К тому времени, по его словам, "все деревни уже вымерли". Даже охотники за слоновой костью десятилетия спустя не осмеливались заходить в тот край. За 10 лет погибло от сонной болезни полмиллиона человек.
И домашний скот нельзя разводить в зараженной цеце местности, потому что не только для человека опасна цеце: домашний скот — коровы, овцы, козы, лошади, свиньи погибают от болезни нагана, которую тоже переносит муха цеце. У диких же животных к нагане природный иммунитет. Они не умирают от трипаносом.
Именно трипаносомы опасны, а не сама по себе муха цеце.
Трипаносомы — мельчайшие (двадцатая часть миллиметра) простейшие организмы: жгутиконосцы. Когда цеце пьет кровь дикого животного — антилопы, зебры, бородавочника, зайца, шакала, гиеновой собаки и других, вместе с кровью в её кишечник попадают трипаносомы. Они там быстро размножаются и через две недели начинают передвигаться по кишечнику ко рту. Оттуда проникают в слюнные железы мухи. Со слюной попадают в кровь человека, которого кусает муха. Трипаносомы возбуждают сонную болезнь. Начинается она так: через 2–3 недели на месте укуса появляется волдырь, возникают боли в затылке, распухают лимфатические железы, горло опухает. Температура повышается до 40–41 градуса, сыпь на коже, приступы лихорадки длятся неделями с перерывами в несколько дней, слабость, бессонница — это в начале болезни, потом же, напротив, сонливость. Человек спит и спит, истощается. Обычно года через два — смерть.
Сейчас медицина достаточно успешно справляется с сонной болезнью. Хорошо помогает германин и другие лекарства. Только где-нибудь в глубине лесов от неё ещё гибнут люди.
Водопой в пустыне и африканская пленница
В пустыне, как известно, вода — большой дефицит. А без неё ведь жизнь невозможна. Но живет пустыня!
По-разному обитатели этого скудного края приспособились добывать драгоценную здесь воду. Однако такого уникального водоснабжения, как у африканских рябков, нет ни у кого в мире!
Рябки — птицы невеликие. С голубя примерно (и сродни голубям!). Селятся в степях, пустынях и полупустынях. Одни из них приносят птенцам воду с дальних водопоев в желудке (до стакана за один полет!). Другие же — прямо невероятие какое-то! — чудом ухитряются доставлять её в перьях на груди и животе.
Когда к вечеру жара немного спадет, самцы отправляются на водопой, порой за 30 верст. Там заходят в воду по грудь. Минут пятнадцать принимают такие ванны. Но вот перья основательно пропитались водой — рябки летят назад, к птенцам.
Приземляются папаши, и малые их дети спешат скорее к ним. Берут сырые перья в клюв и "сосут" их!
Исследовали перья на брюхе у этих рябков — обнаружилось особое высокогигроскопическое устройство, позволяющее перьям лучше намокать и сохранять влагу во время дальних полётов.
У птиц-носорогов, родичей наших сизоворонок и удодов, очень странные гнездовые повадки. Их самки насиживают яйца в добровольном заточении!
Где и как умудряются это сделать?
В дупле. А вход в него замазывают глиной, смешанной с пометом и мякотью плодов. Оставляют только маленькое окошечко: через него самец кормит свою подругу-пленницу фруктами или насекомыми.
Самки сиднем сидят в камере заключения иногда по 3–4 месяца! Линяют там, жиреют, скучают. А у самцов жизнь в эту пору нелегкая. В заботах о пропитании самок, а затем ещё и птенцов очень истощают они себя. Зато душа у них спокойна: ни змеи, ни обезьяны или другие любители разорять гнезда не принесут вреда их семье.
Токо — самые маленькие из птиц-носорогов. Кормятся они насекомыми. Когда дети токо немного подрастут, отец, летая с каждым насекомым в клюве, не поспевает вдоволь наловить добычи. Словом, долго свою семью один содержать не может. Поэтому его самка вынуждена недели через две-три после рождения птенцов покинуть уютное заточение и помогать отцу кормить птенцов. Когда она и он взломают прочную стенку, закрывающую вход в гнездо, и самка вылезет из него, первым делом родители спешат принести детям глину, и те сами себя вновь замуровывают, чтобы в безопасности досидеть ещё две недели, оставшиеся до вылета из гнезда.
Заглянем под воду
Тут плавает рыба сом. С усами, большеротая, как сому и положено. Да только сом-то не простой. Электрический!
Почти всё его метровое тело, от головы до хвоста, словно в толстую свиную кожу одето: это аккумулятор — электрический орган. Разрядный его ток — 360 вольт! Прикоснуться к такому сому опасно. Поймать на удочку — не лучше. По мокрой леске ток передается быстро, и электрошок валит рыбака с ног.
Обиталища электрических сомов — реки и озера Африки от нижнего Нигера и верхнего Нила до Танганьики.
А в бассейне Конго (в озерах и небыстрых речках) другой причудливый сом обосновался. Перевёртыш!
Собственно, сомом-то назвать его как-то неудобно. Какой он сом, скорее сомик игрушечный: длина-то всего 5 сантиметров.
По причинам, никому не ведомым, избрал этот сомик нелепую манеру плавать вверх брюхом, точно дохлая рыба. Плавает себе так и не стесняется. Насекомых, упавших в воду, кушает. Сам он бело-кремовый, с мраморным тёмным рисунком, а брюхо чёрное. Ни сверху его птицам-рыболовам не видно (на темном фоне дна), ни снизу — хищным рыбам (на светлом небосводе).
Вроде бы понятно теперь, почему он вверх животом плавает: потому что живот-то чёрный, чтобы маскироваться лучше.
Да, но ведь и со светлым брюхом и темной спиной, как у всех рыб, тоже надежный камуфляж получается, если, конечно, плавать нормально.
К чему природе понадобилась такая несуразная причуда — не понятно.
Мальки чернобрюхого сомика-перевертыша первые дни жизни плавают, как все рыбы. А исполнится им 7–10 недель, переворачиваются "рассудку вопреки" спиной вниз и так до конца дней своих и пребывают.
В озерах и реках почти всей Африки (кроме Сахары и юга континента) живут рыбы клюворылы. Их здесь до 150 разных видов. Внешность у многих причудливая: рыло вытянуто вперед и вниз длинным хоботом (у некоторых он лишь вдвое короче тела) либо длинный кривой "клык" на подбородке. У иных клюворылов прямо-таки птичьи головы. Ибисовый гнатонемус, если показать в профиль лишь его морду, вполне сошел бы за птицу, имя которой носит.
Есть и похожие на угрей клюворылы. Но у многих внешность вполне рыбья: без хоботов, клыков и прочего.
И у всех в конце тела и в стебле хвоста электрические органы.
Клюворылов (мормируса, гимнарха, гнатонемуса и других) часто называют рыбами с радарами! Они действительно обладают органами, которые несут ту же службу, что и радары. Сторожевую!
Но физический принцип действия радаров и электрических органов клюворылов неодинаков. Они не ощупывают окрестности электромагнитным лучом, а создают вокруг себя постоянное электромагнитное поле, испуская серии коротких разрядов: обычно несколько сот в секунду. Напряжение тока небольшое — 2 вольта, редко 7–17 вольт.
Нарушения ингредиентов этого поля фиксируют особые органы в коже рыбы — мормиромасты; особенно много их на голове.
Клюворылы умеют четко распознавать предметы одинаковой формы, цвета, размера, веса, запаха, но разной… электропроводности. Например, два фарфоровых цилиндра, из которых один наполнен дистиллированной водой, а второй — аквариумной. Никакие известные нам чувства, кроме способности замечать искажения электрического поля, не подсказали бы рыбе правильного выбора.
Рыбы в основном ночные и корм ищут на дне, роясь в иле мутных озер и рек. "Радары" очень помогают им в таких розысках и в обороне от врагов, тайно подбирающихся под прикрытием мрака и взбаламученного ила.
Тиляпия — рыба не электрическая. Физикам она не интересна (разве что с гастрономической стороны, потому что рыбы эти очень вкусные). Но биологов они привлекают не меньше клюворылов.
Во времена египетского похода Наполеона, когда европейцы получили возможность вблизи разглядеть величественные пирамиды, среди рисунков на древнем камне нашли изображение диковинной рыбы с вроде бы раздутой головой. А возле головы какие-то мелкие черточки… Вскоре отыскался и прообраз художественной резьбы — небольшая в общем рыба тиляпия, которая и водится здесь же неподалеку, в Ниле. Как оказалось, голова у неё велика оттого, что во рту прячет она маленькую стайку мальков (изображенных на камне чёрточками).
(Там же, в Ниле, и по всей Восточной Африке, до Великих озер на юге, живет близкий родич тиляпии — хаплохромис многоцветный. Его самки тоже вынашивают своих детей во рту.)
Небывалая эта забота о потомстве начинается с приобретения в собственность земельного участка на дне. Самец ложится здесь плашмя, бьет хвостом по воде, кружится на одном месте, и в песке образуется ямка. Затем отправляется за самкой. Как найдёт её — "танцует". Самец-тиляпия боком, боком медленно плывет перед самкой, склонившись головой вниз под углом 30–60 градусов к горизонтали. Если самка остановится, он поджидает её. А потом опять в той же странной позе — боком к ней и головой вниз — плывет к своей ямке и ведет за собой подругу.
(Хаплохромис несколько иначе приглашает невесту. Тоже замирает перед ней в странной позе: задняя половина его тела параллельна речному дну, а переднюю он так изгибает, что торчит она вверх под углом 30–40 градусов.)
Самка откладывает на дно ямки 15–100 икринок (большая тиляпия — иногда и 400). Отложила последнюю — и "глотает" их одну за другой. Набив икринками полный рот, рыбка прячется в зарослях и стоит здесь неподвижно либо 10–11 дней (хаплохромис), либо недели две (тиляпия), а некоторые виды и месяц; ничего не ест, только дышит тяжело да икру во рту время от времени переворачивает, чтобы лучше развивалась. (Некоторые тиляпии, впрочем, немного кормятся.) От голода у рыбки живот подтянуло, костлявые бока впали, а голова раздулась.
Но вот — наконец-то! — появляются на свет личинки. Крупные: у некоторых тиляпий 2 миллиметра. Первые дни живут во рту у матери. Незадолго перед тем как из него выберутся, рыбка-мать беспокойно плавает вверх-вниз, скребет о песок распухшей головой, словно мальки её раздражают. Но если один из них выскочит изо рта и убежит, она бросается в погоню и снова "глотает" его.
Наступает момент, когда мальки, как горох из дырявого мешка, выскакивают изо рта матери (она не успевает их ловить) и суетятся около неё плотной стайкой, тогда рыбка успокаивается. Но в минуты опасности мальки стремглав бросаются к мамаше и прячутся во рту. Сигнал тревоги ("Скорее в пасть!") — особая "диагональная" поза самки под углом 10–20 градусов к горизонтали, и при этом тиляпия немного пятится — "задний ход!". (Хаплохромис, сзывая мальков в рот, поднимает и опускает спинной плавник.) Заметив сигнал, мальки сбиваются плотной гроздью у её головы, словно рой пчел на ветке, и спешат нырнуть в рот. Мать и сама торопливо "хватает" тех, кто не успел проскочить. "Проглотив" последнего, рыбка уплывает подальше от опасного места.
Первое время любой шум в помещении, где стоит аквариум, — хлопанье двери, появление в комнате человека — вызывает тревогу у бдительной рыбки, и она сигналом "Скорей в пасть!" созывает мальков. Но постепенно привыкает к тому, что эти шумы ничем не грозят, и поднимает тревогу лишь при реальной опасности.
Четыре или пять дней молодые хаплохромисы и тиляпии пользуются мамашиным гостеприимством. Они даже ночуют в безопасном убежище, за частоколом её зубов. А потом, когда подрастут и окрепнут, покидают её навсегда.