слез, Марцелл сам зорко следил за тем, чтобы кто-нибудь случайно не толкнул егосына.
Так они добрались до здания, где размещался начальник порта.
У входа во дворец стояли высокие, ладные воины в красных плащах икрасивых шлемах с оперением.
- Странно! – удивился Марцелл, увидев их. - Откуда здесь преторианцы?
- Кто? – не понял Крисп.
- Личная гвардия императора! – с уважением в голосе объяснил Марцелл и,приказав подождать его, исчез за дверью.
Вернулся он неожиданно быстро, сопровождая невысокого полного военного с ещеболее пышным оперением на шлеме и маленьким золотым мечом на груди. Почтительнокланяясь и благодаря, он довел его до лошади, помог забраться в седло, и толькокогда тот ускакал, вернулся к сыну.
- Сам Валериан, префект претория! – почтительно прошептал он и заявил: -Всё, все наши планы на сегодня меняются!
- Мы… возвращаемся на корабль? – не зная, радоваться или огорчаться такойновости, ахнул Крисп.
С одной стороны, он всем сердцем сопротивлялся тому, что предложил ему накорабле отец, а с другой, не менее жадно хотел этого…
Марцелл посмотрел на вытянувшееся лицо сына и подмигнул ему:
- Видно, не зря я старался, царапая на монете пожелание удачи. Она явноприносит тебе счастье!
- Мне? Почему?.. – удивился Крисп.
- Сегодня в Афины прибывает сам Деций! – значительно поднял указательныйпалец Марцелл и заговорщицки шепнул: - И мне удалось выпросить у Валерианаприглашение на торжества, связанные с приездом императора! На двоих! Да, да,сынок! Ты идешь вместе со мной! Но… - Он придирчиво оглядел сына с головы доног и нахмурился: - Сначала я должен достойно подготовить тебя к этому!..
2
Пирначался...
Крисп с отцом шли по улочкам древних Афин, по направлению от порта кцентру былой столицы эллинского мира. Погода была солнечная, но не жаркая, наверное,это был один из прекраснейших дней в этом году.
Марцелл, всегда гордившийся тем, что в его жилах течет не только римская,но и греческая кровь, с жаром говорил, что по этим самым камням, где идутсейчас они, ступала когда-то нога великого Солона, мудрого Сократа, ученейшегоАристотеля. Здесь гремел своими речами красноречивый Демосфен. Вырезал изслоновой кости, украшая их золотом, свои неповторимые статуи Фидий. Учился иучил Платон. Бывали тут и Геродот, Гиппократ, Александр Македонский…
Криспу льстило, что он идет сейчас по стопам таких великих людей. Невсякий взрослый из его города удостаивался этого, не говоря уже о егоровесниках. Он все с большей благодарностью поглядывал на отца и уже понемногуподдакивал ему.
Словно по какому-то негласному соглашению, они ни слова не говорили оязыческих богах, о которых все напоминало и говорило в этом городе, и о еговере. Лишь раз, увидев бродячего философа-киника, одетого в лохмотья и наглопросившего милостыню, согласились друг с другом, что самые несчастные люди те,у которых вообще нет веры. Счастье, что таких во времена величия Афин, и теперьв Риме, - были один-два на город, а то и целый народ, и, вполне посправедливости, они всегда вызывали общее недоумение и сожаление…
Время от времени Марцелл заводил Криспа в торговые лавки, где выбираллучшую одежду для сына и только потом уже - для себя. Затем они пришли в термы.Здесь отец приказал смуглым сирийцам-банщикам привести их в такой вид, чтобы имне стыдно было показаться перед самим императором.
Поначалу Криспу было как-то неловко, что они так старательно скребли,натирали душистыми благовониями его тело, то самое, которое он совсем недавнособирался отдать на мучения, а теперь почти что забыл об этом… Потом привык иуже сам, с удовольствием подставлял то руку, то ногу, пока неосторожный сириецслучайно не порезал его…
- Ай! – вскричал, почувствовав острую боль Крисп.
Марцелл, вскочив с места, так сильно ударил банщика, что тот полетел вбассейн. А Крисп, хоть кровь почти сразу остановилась, долго не мог прийти всебя. И совсем не от боли или страха. Его поразила мысль: как же он собиралсяпойти на пытки, мучения, казнь, если не мог перенести даже такого пустяка! Аможет, всё это – не для него?..
Прямо из бассейна банщики перевели Криспа в небольшую комнату. Здесь,приятно щекоча голову, над ним защелкал ножницами умелый цирюльник.
Потом портной, придавая значение каждой складке, принялся облачать его вновую одежду…
Наконец, помытый, постриженный и одетый по последней моде, Крисп вышел впрохладный вестибюль терм. Когда его подвели к большому бронзовому зеркалу, тоон не сразу узнал себя. На него глядел красивый стройный юноша с большимисерьезными глазами. Рядом с ним, в белоснежной тоге с красными всадническимиполосками, стоял как-то разом помолодевший отец.
Нежная одежда приятно ласкала тело. Ароматные мази придавали легкость исвежесть. Крисп шел и с изумлением замечал, что оказывается, в мире была идругая жизнь. Она бурлила, кипела, радовала всех вокруг. И, может, прав отец –для чего-то ведь дал её Бог людям?..
Единственным недостатком всего этого было только то, что оно почему-то ненасыщало его до конца…
Сам Марцелл степенно вышагивал рядом, то и дело поправляя награднойбраслет на руке и знак принадлежности ко второму по значимости всадническому сословию– золотой перстень на указательном пальце…
Они выглядели так, что встречные прохожие почтительно расступались икланялись, уступая им дорогу.
Так они дошли до огромного дворца из белого мрамора, перед которым стояливооруженные преторианцы.
Здесь уже им пришлось пропускать вперед важных господ в сенаторских тогахи золоченых доспехах.
Распорядитель пира отвел их почти в самый угол огромной залы. Местодалеко не самое почетное, но зато отсюда очень хорошо было видно круглоевозвышение-сцена, а самое главное - императорская ложа, вся утопавшая в пышныхцветочных гирляндах.
Немедленно к ним подбежали рабыни и надели на головы праздничные венки изроз и фиалок.
Помещение быстро заполнялось гостями.
Вскоре, в сопровождении префекта претория Валериана, появился и самимператор. Вместе с ним был его младший сын, которого Крисп сразу узнал поизображениям на серебряных монетах – цезарь Геренний Этруск. Это былболезненного вида юноша, чуть старше Криспа, судя по скучающему взгляду, явнотяготившийся всеми этими торжествами.
После долгих оваций и криков гостей, славящих императора и цезаря, Децийпроизнес короткую энергичную речь. Он заверил, что варвары, на войну с которымион отправляется, будут беспощадно отброшены, истреблены, проданы в рабство идал знак распорядителю пира.
В зале тотчас появились многочисленные слуги и повара, заставляя столикиперед ложами всевозможными яствами.
Пир начался.
На помост в центре залы один за другим выбегали фокусники, акробаты,певцы и танцовщицы. Они показывали чудеса ловкости и силы, грации и красоты.
Крисп с интересом смотрел на них, хлопал вместе со всеми и с аппетитомпробовал все новые блюда, которые придвигал к нему отец. Единственное, от чегоон решительно отказался – это от паштета из соловьиных языков. Он очень любилэтих невзрачных с виду птиц с их удивительным пением и не смог заставить себяотведать традиционного блюда императорских пиров.
А в остальном, ему все больше и больше нравилось тут.
Когда на сцену вышел известный поэт и нараспев стал читать посвященнуюимператору поэму, в зале воцарилась благоговейная тишина. Сам Деций слушалневнимательно. Он то и дело перешептывался с Валерианом и подзывал к себекого-нибудь из легатов. Было видно, что император чем-то озабочен и лишь отдаетположенную дань чествующему его городу.
Геренний Этруск уже откровенно зевал. Крисп, заметил это и, как это частобывает в таких случаях, тоже невольно зевнул. Причем как раз в тот момент,когда на него посмотрел цезарь. Затем их взгляды встретились еще раз… еще…Цезарь недовольно покачал головой, давая понять Криспу, что ему надоела поэма,и тот согласно кивнул, но тут же, спохватившись – стихи ведь посвященыимператору! - сделал серьезное лицо. Цезарь улыбнулся, и что-то сказалстоявшему за ним императорскому слуге в красном одеянии…
В это самое время поэт закончил свое чтение, и раздались новыерукоплескания и восторженные крики гостей.
Крисп хлопал, кричал вместе со всеми и даже не сразу понял, почему кто-топытается его остановить. Оглянувшись, он увидел распорядителя пира, которыйпочтительным тоном сказал, что его зовет к себе цезарь.
- Меня?! – изумился Крисп и вопросительно посмотрел на отца.
- Иди-иди! – подтолкнул его Марцелл. – Сама Фортуна улыбается тебе,сынок!
«А может, и мне, в награду за всё, что я пережил за последние годы…» -прошептал он, с надеждой и тревогой глядя вслед сыну, направившемуся зараспорядителем пира к императорскому ложу…
3
Марцелл,узнав, что его зовет к себе император, страшно разволновался…
Цезарь Геренний Этруск жестом пригласил Криспа присесть на краешек своеголожа и стал расспрашивать, кто он, откуда, по какой причине оказался в Афинах,и что ему нравится, а, может, и нет, здесь...
Криспу не могло не льстить, что он удостоился беседы с самим цезарем.Радость и гордость переполняли сердце, которое все быстрей колотилось в груди.Но, благодаря стараниям матери и отца Нектария, у него был такой характер, чтоего трудно было изменить в считанные часы. Даже перед сыном владыки римскогомира Крисп не лебезил, не торопился с ответами, говорил всё, как есть, чтоособенно понравилось цезарю и не осталось незамеченным самим Децием.
Император, почти не переставая советоваться с военачальниками о планахпредстоящего похода, благосклонно кивнул ему. Затем протянул персик иповернулся к сыну:
- Тебе, как предводителю римской молодежи - принцепсу ювентутис, давноуже нужен толковый помощник. Почему бы нам не сделать им… Как тебя звать,юноша? Крисп? Вот – Криспа! Он серьезен, умен, сразу видно, не корыстолюбив ичестен, не то, что сыновья всех этих… - он брезгливо кивнул на пирующихсенаторов и, обращаясь к Криспу, сказал, как о уже решенном деле: - После