– Хотелось бы надеяться. Но я боюсь даже подумать о том, что она претерпела, оказавшись в руках этого человека.
– Попробуй поставить себя на его место. – Зак, явно устав изучать карту, выдвинул из-под стола вращающееся кресло, сел и достал из кармана мешочек с жевательным табаком. – Скорее всего, он и вправду ошибся и сейчас жалеет об этом. Что ты скажешь, если он привезет ее сам?
Кейс резко повернулся к Заку. В глазах его сверкал гнев.
– Анника пыталась объяснить ему, что она не та женщина, которую он ждал, но он все равно заставил ее поехать с ним. Угрожая ножом, черт побери. И потом, есть еще кое-что, чего ты не знаешь.
– Еще кое-что?
Кейс отошел от окна к дальней стене и, прислонившись к ней спиной, устремил взгляд на носки своих начищенных до блеска ботинок.
– Ленард Вилсон, ранчеро, чьи земли граничат с моими, прочел в газете о том, что произошло, и пришел ко мне, чтобы рассказать об этом Баке Скотте. Его жена, как оказалось, знакома со старой шотландкой по имени Мак-Гир, которая живет в окрестностях Индиан-Спрингс, неподалеку от границы с Небраской, и…
– Я так и знал, что здесь есть какая-то история, – заметил Зак, продолжая жевать табак.
Кейс бросил на него яростный взгляд.
– Около трех лет назад Бак Скотт обратился к ней с просьбой взять на себя заботы о его сестре. И он по-прежнему платит ей за сестру, за комнату и за еду.
– Похоже, он парень порядочный.
– Он отдал свою сестру на попечение Мак-Гир, потому что она потеряла рассудок.
– Кто, Мак-Гир?
Кейс шагнул к столу и сурово посмотрел на Зака.
– Сестра Бака Скотта сумасшедшая. Безумная. Чокнутая.
– Но это совсем не говорит о том, что он тоже сумасшедший.
– Ты прав, но тут имеется одна загвоздка. Как утверждает эта Мак-Гир, сестра Скотта сошла с ума, когда у нее на глазах убили ее мужа.
В первый раз с начала разговора на лице Зака появилось тревожное выражение.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что это сделал Бак Скотт?
Кейс покачал головой.
– Дело обстоит еще хуже. Оказывается, старик Скотт тоже был психом. Они постоянно держали его связанным, но однажды ему каким-то образом удалось развязать веревки, и он убил мужа сестры Скотта… А потом принялся снимать с него кожу.
– Че…рт! – Глаза Зака едва не выкатились из орбит, став такими же огромными, как дыры на его нижнем белье. – Я слышал, что старый охотник на бизонов был настоящей гадиной, но…
– Уверен, он вполне заслуживал этой характеристики. Короче, Бак Скотт, вернувшись домой, застал отца за этим занятием и тут же пристрелил его на месте. Судя по всему, тогда его сестра и тронулась умом.
– Не сомневаюсь.
– Как я понимаю, там была еще одна сестра, младшая. Мой сосед мало что о ней знает, кроме того, что она была немного… немного не в себе.
– Боюсь уж и спрашивать, что стало с ней.
Кейс пожал плечами.
– Точно неизвестно, но, кажется, она умерла вскоре после той трагедии.
Зак выпустил изо рта струю коричневой слюны, целясь в урну возле стола, но промахнулся.
– И Анника живет в горах со Скоттом уже два месяца? Бедняжка. – Явно расстроенный, он посмотрел на Кейса. – Надеюсь, твоя Рози не слышала этой истории?
– Слава Богу, нет. Я разговаривал с Вилсоном в амбаре. – Кейс потер рукой подбородок. – Если Анника не объявится в ближайшее время, то я и сам вполне могу свихнуться.
Зак поднялся, обошел стол и, подойдя к Кейсу, положил руку ему на плечо.
– Не тревожься, сынок. Аннике не занимать мужества. Как, впрочем, и всем в вашей семье. Помяни мое слово, с ней все будет в порядке. Должно быть, поскольку я поставил на это свои деньги.
Солнце закатилось за вершину горы, и на все вокруг сразу же легла голубовато-серая тень. Бак прервал работу и вытер рукавом со лба пот. В его испачканной кровью руке был зажат нож. Полуразделанная туша оленя лежала на земле у его ног, но он не смотрел на нее. Взгляд его, полный восхищения, был прикован к расцвеченным закатом горам на противоположной стороне долины. Кое-где оставшийся на склонах снег был розовым и на его фоне сосны казались ярко-зелеными. И все небо над долиной было в красных и розовых разводах. Он пожалел, что Анника не видит этой великолепной картины.
Стремясь спуститься с горы до темноты, Бак решил забрать с собой лишь рога и шкуру оленя и оставить тушу волкам. Он вонзил нож в землю, чтобы очистить, после чего убрал его в чехол и начал сворачивать шкуру, за которую надеялся выручить хорошие деньги в Шайенне.
Внезапно его гнедой заржал, и Бак, насторожившись, замер. Затем выпрямился и, оставив шкуру там, где та лежала, шагнул к коню.
– Успокойся, малыш. Ты услышал что-то, что тебе не понравилось? – Бак вгляделся в заросли позади коня, но ничего не увидел. – Не волнуйся. Вероятно, это был всего лишь навсего волк, который ждет не дождется, когда мы с тобой уберемся отсюда.
Не успел он, однако, приблизиться к ошалевшему от страха животному, которого привязал к ветви дерева, как конь, рванув слабо закрепленный повод, освободился и во весь опор понесся вниз по склону.
– Черт! – выругался Бак себе под нос. Возвращение домой, похоже, откладывалось на неопределенное время.
Он повернулся, собираясь забрать шкуру, и прямо перед собой увидел громадную пуму, терзавшую мощными когтями тушу оленя. Весила эта дикая кошка не менее двухсот фунтов, и ее густой зимний мех был все еще белоснежным. Издав предупреждающий рык, она оторвала от туши здоровый кусок окровавленного мяса.
Мех пумы был действительно роскошным, и Бак понял, что не сможет от него отказаться. И тут вдруг вспомнил, что оставил свое ружье у дерева, не далее чем в шести футах от горной кошки. Под настороженным взглядом пумы он начал медленно, дюйм за дюймом, продвигаться в направлении ружья.
– Ты дурак, Бак Скотт, – пробормотал он сквозь зубы, осторожно подбираясь к ружью. Он не особенно боялся, полагая, что, так как еды у кошки было более чем достаточно, она не станет слишком возражать, если он подойдет к ней чуть ближе.
Хищник зарычал, заставив его моментально остановиться. Медленно, делая вид, что уходит, Бак вытащил из чехла нож. Под деревьями и в балках и оврагах начали сгущаться тени. Температура воздуха быстро падала. Где-то позади него завыли волки. Бак поднял глаза к небу и понял, что шансов на успех у него почти не было. Ему нужно было, дождавшись, когда пума насытится, взять ружье и сойти вниз до темноты, а иначе он будет вынужден провести ночь на морозе.
Он присел на корточки, спиной к скале, и застыл в ожидании, уверенный, что, насытившись, пума уйдет. Нож он держал на всякий случай наготове, зажав в ладони.
Волчий вой приблизился. На этот раз пума зарычала громче и принялась ходить взад и вперед, нервно размахивая хвостом и вглядываясь в заросли в поисках волков, угрожающих завладеть ее добычей.
Спустя какое-то время, очевидно успокоившись, она остановилась, потянула носом воздух и начала поворачиваться к оленьей туше. На полпути, однако, она замерла, словно только сейчас вдруг вспомнила о прятавшемся поблизости человеке. И в этот момент опять раздался волчий вой. Не успел Бак приготовиться, как могучая кошка неожиданно присела и одним прыжком преодолела разделявшее их расстояние.
Бак вскочил, пытаясь отразить нападение, и в воздухе сверкнул его нож. Когти громадной кошки вонзились ему в ногу, и его левое бедро словно опалило огнем. Бак взмахнул рукой, целясь пуме в горло.
В следующее мгновение они сцепившись упали, и пума придавила Бака к земле. Морда хищника была так близко, что Бак чувствовал на своем лице его горячее дыхание.
Пума пыталась вонзить клыки ему в предплечье, но Бак резким движением вывернулся из-под лапы хищника. В последнем усилии спастись он взмахнул рукой с зажатым в ней ножом, и на лицо ему брызнула кровь. Нож по самую рукоятку вошел пуме в шею. Ловя ртом воздух, Бак изо всей силы рванул нож и перерезал ей горло.
Громадный хищник рухнул на него, едва не раздавив своим весом. Бак начал выбираться из-под придавившей его кошки, но почти сразу же вынужден был остановиться, поскольку силы вдруг оставили его. Дыхание со свистом вырывалось из его полуоткрытого рта, и сердце стучало как паровой молот, готовое, казалось, в следующее мгновение выскочить у него из груди. Тупая невыносимая боль разливалась по его левому бедру. Он чувствовал, что у него течет кровь, хотя обе его ноги все еще были придавлены телом пумы.
Собрав последние силы, Бак сел и, превозмогая боль, сдвинул мертвого хищника немного в сторону, чтобы выбраться из-под него.
Даже в сгущающихся сумерках он увидел, что его левая нога была вся в крови. Рукав его куртки был разорван, но, насколько он мог судить, рана на руке была не такой глубокой, как на ноге.
Тишину разорвал волчий вой, который на этот раз звучал громче. Волки явно приближались. Бак подполз к дереву, к которому было прислонено его ружье, и, с трудом подтянувшись, сел. Бросив взгляд на видневшуюся сквозь прореху в брючине глубокую рану, он пробормотал себе под нос:
– Черт тебя побери, Бак Скотт! Наступает ночь, а ты, вместо того чтобы шагать домой, лежишь здесь в темноте, истекая кровью.
Волчий вой слышался теперь, казалось, повсюду. Бак тряхнул головой в надежде, что мысли у него прояснятся, и проверил, заряжено ли ружье. Пусть приходят, подумал он про волков. Пусть только сунутся.
Набрав полную пригоршню лежащего под деревом чистого снега, которого еще, похоже, даже не коснулись лучи весеннего солнца, он положил его на рану, в надежде остановить кровотечение. Крови под ногой натекла уже целая лужица. Не хватало только, подумал он, чтобы волки сейчас решили взять реванш.
Анника не сомневалась, что запомнит это путешествие в Шайенн на всю оставшуюся жизнь.
Спуск с горы на спине мула, и сам по себе нелегкий, осложнялся еще и тем, что ей приходилось поддерживать девочку, чтобы та не свалилась под копыта лошадей. На ночь они разбили лагерь и поужинали холодной олениной, поскольку Вердж не разрешил разжечь костер.