— Были уже какие-то конфликты? — спросила Селия.
— Пока ничего серьезного. Вернувшись из Парижа, Мария неожиданно обрела большую популярность среди подданных, кроме тех людей, которые считают себя истинными правителями Шотландии, определяющими ее политику и религию. Были угрозы, бросали камни в кареты придворных, появлялись безобразные памфлеты, направленные против женского правления. Но это только начало, а продолжение последует неминуемо.
— Это пишет лорд Маркус в своем письме?
Джон подвигался в седле:
— Нокс и королева Елизавета не единственные, кто желал бы руководить королевой Марией. При ней до сих пор остаются люди из ее французского окружения, а у них свои соображения насчет того, как вести себя их королеве.
— Не говоря об испанцах, — пробормотала Селия. Как приятно было вот так просто разговаривать с Джоном, делиться мнениями, выслушивать его мысли о запутанной ситуации, сложившейся в Шотландии. — Иметь на северных границах Англии союзника — большое благо для католической Испании. Неужели остается еще возможность брака между королевой Марией и доном Карлосом?
— Думаю, очень небольшая, иначе Мария уже ухватилась бы за нее. Не стала бы она тратить время на Дарнли, имея в кармане испанского наследного принца.
— И от какой из этих партий больше всего неприятностей в Эдинбурге?
Джон зловеще усмехнулся:
— Там, где на кон поставлена корона, неприятностей всегда не оберешься. Мы должны доставить их нашим противникам побольше, чем они доставят нам.
В этом и заключается его нынешняя жизнь? Чинить неприятности другим, пока они не успели сделать то же самое ему? Селия еще ничего не успела сказать, как Джон подхватил поводья и начал спускаться с холма.
— Надо найти место для ночлега! — крикнул он, перекрывая шум ветра.
Селия пустила лошадь следом. Налетевший холодный ветер не давал им продолжить беседу, и они скакали через поле, пока снова не выехали на дорогу — узкую, вязкую, изрытую копытами. Тут и там ее преграждали упавшие ветви, но Джон и Селия не сбавили темпа.
Быстро опускались сумерки, и наконец они остановились перед открытыми воротами. Кованые ворота с замысловатым узором увенчивал родовой герб, однако со временем они порядком проржавели. За воротами Селия рассмотрела заросшую аллею, терявшуюся за высокими деревьями. Джон уставился на герб с непонятным выражением лица.
— Что, остановимся здесь? — спросила Селия.
Он молчал, наверное, целую минуту, и она уже решила, что ответа не дождется. Что он вообще забыл о ней. Но он произнес наконец:
— Почему бы и нет? Почти стемнело, а до деревни скакать и скакать.
Он направил лошадь в приоткрытые ворота, Селия следовала за ним. Пока они медленно ехали по дорожке, ей казалось, что она оказалась в балладе о заколдованных деревьях и призраках. Здесь было даже еще тише, чем на холме, безмолвие царило абсолютное, словно ветер не осмеливался тревожить эти голые скелеты деревьев.
Можно было догадаться, что это был некогда шикарный парк, разбитый для верховых прогулок, с красивыми просеками и правильными аллеями, но сейчас тут все заросло. Селия заметила невдалеке замерзшее озеро с причудливо украшенной беседкой из светлого камня на берегу. В сгустившемся вечернем тумане она выглядела мрачно и таинственно. Селия невольно вздрогнула.
— Ты замерзла? — спросил Джон. — Скоро будем на месте и сразу разведем огонь.
— Со мной все в порядке, — заверила его Селия, хотя почувствовала, как по спине пробежал холодок.
Дорожка сделала поворот, и перед ними неожиданно возникло изящное здание из темно-красного кирпича, с деревянными балками, которые некогда были раскрашены. Небольшие окна смотрели на них пустыми черными глазницами. Над дверью снова красовался вытесанный из камня герб.
— Откуда ты знал про этот дом? — полюбопытствовала Селия у Джона, который соскочил с лошади и подошел к ней, чтобы помочь спешиться. — Ты уже бывал здесь раньше?
— Нет, просто слышал о нем в детстве. — Поставив Селию на землю, он не сразу отпустил ее, как раньше, а задержал ладони на ее талии, оглядывая дом прищуренными глазами. — Он принадлежал семье моей матери.
— Твоей матери? — удивленно повторила Селия, припоминая, что мать Джона, кажется, была шотландкой — в том числе поэтому королева и послала его сюда. Но сам Джон никогда не упоминал о матери. — И где же твои родные?
— Умерли. После того как мать отправили в Англию служить одной из многочисленных жен Генриха. Мне было шесть лет, когда не стало моих родителей, тогда я и унаследовал этот дом. — Он пнул с дорожки осколок кирпича. — Но от него немного было проку.
Селия моргнула. Ей приходилось видеть Джона злым, холодным, страстным, но таким отстраненным и рассеянным — никогда. От этого она снова невольно вздрогнула, и его руки крепче сжали ей талию.
— Пойдем, тебе надо в тепло, — сказал он.
Селия кивнула, хотя ей совсем не хотелось входить внутрь. Это место воистину казалось населенным призраками. Но уже совсем стемнело, и ничего другого не оставалось.
Джон распахнул дверь перед Селией.
Охотничий домик, где они провели несколько дней, казался ей тихим и заброшенным, но он ни в какое сравнение не шел с этим местом. В холле царила такая тишина, что слышно было, как посвистывает ветер снаружи. Пол растрескался и вспучился, балюстрада на лестнице обвалилась. Где-то вверху на потолке вроде бы зашелестели крылья птиц или летучих мышей.
Она зябко потерла предплечья и последовала за Джоном в комнату, некогда бывшую, по-видимому, большим залом. У дальней стены находился камин, повсюду на полу валялись обломки мебели. Джон отыскал целый стул и поставил его перед холодным камином.
— Садись и отдыхай, — велел он. — А я попробую развести огонь, чтобы ночью было поуютнее. А завтра присоединимся к остальным.
Завтра. Их уединение очень скоро закончится, и жизнь каждого потечет своим чередом. Ей бы радоваться, что Джон останется в прошлом, и двигаться вперед — трудиться на благо королевы в ожидании нового замужества. К прошлому нет возврата.
Но вместо этого Селия ощущала только холод и пустоту внутри. Джон был ей самым близким человеком, какими бы обманчивыми ни оказались чувства к нему. Но она страстно желала хоть мельком увидеть еще раз в его глазах отблеск давнего тепла.
Однажды она смогла выбросить его из своей жизни. Значит, и снова сможет?
Обхватив себя за плечи, Селия наблюдала, как он растапливает камин обломками мебели. Сначала они не хотели гореть, но древесина была сухая, ломкая, и вот пламя ожило и весело заплясало. Селия понемногу согревалась и успокаивалась. Пока они здесь и вдвоем, разве этого мало?
Когда огонь разгорелся, Джон сходил за дорожными мешками и на скорую руку приготовил ужин из сухарей, вяленого мяса и вина. Уже опустилась непроглядная ночь, оба молчали, и тишину нарушали только потрескивание пламени и порывы ветра за окном.
Селия смотрела, как Джон, сидевший на полу, опустив голову, устало растирает затылок. Что-то внутри у нее дрогнуло, и она непроизвольно подалась вперед и коснулась его руки. Мышцы его спины напряглись, он настороженно оглянулся на нее.
— Давай я разотру тебе плечи, — тихо предложила она. — Помнишь, тебе понравилось, как я это делала тогда, после охоты?
Ей показалось, что он сейчас откажется. Выйдет из комнаты и оставит ее в одиночестве. Но он придвинулся ближе и положил голову ей на колени, так что она сквозь юбки ощутила ее тяжесть. Ее руки легко заскользили по его плечам. Камзол на Джоне был расстегнут, и она спустила его с плеч, а он обхватил ее за голени. Она принялась разминать напряженные мышцы, кожа под его рубашкой была теплой и гладкой.
Селия нажала большими пальцами точки на его спине, где копилось напряжение.
— Наверное, раньше это был роскошный дом, — сказала она, чувствуя, как он постепенно расслабляется.
— Да, мать в детстве рассказывала мне о нем всякие истории. — Голос Джона прозвучал холодно и сухо. — Здесь устраивали грандиозные пиры. Особенно на Рождество. Танцы, музыка. Приглашали актеров, менестрелей. У этого самого камина звучали песни и баллады. Однажды дом посетила даже королева Мария Гиз.
Селия оглядела зал, пытаясь увидеть его таким, каким он был в те времена. Полы натерты до зеркального блеска, стены украшены гобеленами, на резных буфетах расставлены серебряные блюда с деликатесами. Наверху на галерее музыканты играют павану, а нарядные гости кружатся в танце.
— Как печально, что теперь этот дом не готов принять дочь королевы Марии, — пробормотала Селия.
— Кто знает, насколько правдивы были матушкины истории, — заметил Джон, снова откидываясь на руки Селии. — Может, этот дом пустовал уже задолго до ее рождения. Ей очень нравилось, чтобы в ее рассказах Шотландия представала романтическим сном. О боже, Селия, до чего, однако, приятно! Ты очень пригодилась бы мне после турниров, твое прикосновение может исцелить любую рану.
Селия улыбнулась, но не стала смаковать удовольствие, которое ей доставили его слова. А как хотелось бы ей увидеть его на турнире, со своей ленточкой на его копье!
— Значит, ты все-таки помнишь мать? — спросила она.
— Помню немного. У нее были каштановые волосы, и пахло от нее розовой водой. Она ночами подолгу сидела у моей кровати и рассказывала сказки со своим шотландским акцентом. Но иногда мне кажется, что я просто это выдумал.
— Но что же случилось с твоими родителями?
Джон резко тряхнул головой, словно прогоняя старые сны:
— Как и твои, они умерли от лихорадки. Я был единственным ребенком.
— Как жаль, — прошептала Селия и нежно провела ладонью по его плечу. Кожа под ее рукой покрылась мурашками. Она и не знала, что он тоже один на свете. Осиротел совсем еще ребенком…
— Из всей родни у меня тогда остался лишь дядя, а он в то время воевал во Франции, — равнодушно рассказывал Джон, словно обсуждал погоду за окном. — Меня отдали опекунам, и у них я встретил Маркуса, который стал мне кем-то вроде брата.