Которые считали себя Антонинами.
Я зрел, как их благие намерения
Бежали при первых звуках трубы.
Теперь они только короли:
Совершая кровавые подвиги,
Они захватывают или грабят области.
Честолюбие поработило их.]
В оде Руссо обличение «зверска неспокойства» отправляется от идеализированного образа монархии, воплощенного в фигурах римских императоров Августа и Тита (Ломоносов, отступая от традиции, именует его «Веспазианом»):
Одне ли приключенья злые
Дают достоинство Царям?
Их славе, бедствами обильной,
Без брани хищной и насильной
Не можно разве устоять?
Не можно божеству земному
Без ударяющаго грому
Своим величеством блистать? <…>
Кого же нам почтить Героем,
Великим собственной хвалой?
Царя, что правдой и покоем
Себя, народ содержит свой;
Последуя Веспазиану,
Едину радость несказанну
Имеет в щастии людей,
Отец отечества без лести,
И ставит выше всякой чести
Числом своих щедроты дней. <…>
Напрасно Рима повелитель,
Октавий, света победитель,
Навел в его пределы страх
Он Августом бы не нарекся,
Когда бы в кротость не облекся
И страха не скончал в сердцах.
В том же 1760 г., когда увидели свет русские переводы оды «К счастью», Фор использовал ее мотивы для апологии союзников по антипрусской коалиции:
Rome, moins agitée, semble excuser les prémiéres actions d’Octave, en faveur du tems, où il fut intéresser les Beaux Arts à sa gloire. Que ne feront-ils pas pour nos souverains constamment vertueux, & toûjours plus jaloux de régner sur les cœurs? Par la violence on soûmet des Provinces; l’amour seul donne des sujets. <…> Si les Beaux Arts annoncent cet arrêt à la bravoure inquiéte, aux témérités dangéreuses des Héros; s’il attestent que la sagesse & la modération, soutenuёs par la valeur, font seules les grands Princes, les Nations désabusées distingueront les lauriers d’Alexandre d’avec ceux de Titus <…> elles verront chez les descendans des Massagétes intrépides un Législateur forcer ses sujets à être heureux, & auguste fille les conduire de l’admiration à la reconnoissance <…> elles verront enfin Elizabeth régner <…> sur ses peuples, comme l’Astre beinfaisant du jour régne sur notre monde <…> Oui, que l’incendiaire Attila périsse dans l’oubli! nos autels seront toûjours pour les bienfaiteurs du genre humain.
[Успокоенный Рим, кажется, извиняет первые действия Октавия ради тех времен, когда он сделал изящные искусства соучастниками своей славы. Чего не совершат они ради наших владык, неизменно добродетельных и неизменно ревнующих властвовать над сердцами? Насилием покоряют области; только любовь дарует подданных. <…> Если изящные искусства объявляют этот приговор буйной отваге и опасной дерзости героев, если они свидетельствуют, что единственно мудрость и умеренность при поддержке доблести производят великих монархов, выведенные из заблуждения народы отличат лавры Александра от лавров Тита <…> они узрят, как среди потомков неустрашимых массагетов законодатель принуждает своих подданных быть счастливыми, а его царственная дщерь ведет их от восхищения к благодарности <…> они увидят, наконец, Елизавету, правящую <…> своими народами, как благодетельное дневное светило царствует над миром <…> Да, пусть сгинет в забвении поджигатель Атилла! наши алтари навечно посвящены благодетелям рода человеческого.] (Faure 1760, 11, 13–14)
Столкновение Пруссии с ее противниками Фор рассматривает как борьбу двух типов монархического правления – тех самых, которые различают Руссо в оде «На счастье» и Фридрих в приводившемся выше отрывке из «Анти-Макиавелли»: «Есть два способа, как можно быть государю великим: один завоеванием земель, когда распространяет храбрый государь свои границы силою орудия своего; другой добрым государствованием: когда приводит трудолюбивой государь в своей земле в приращение все художества и науки, делающия оную силнее и благонравнее». У Фора, как и у Фридриха, покровительство искусствам фигурирует в качестве одного из элементов «доброго государствования»; по словам Фора, благодаря искусствам подданные видят «человека в своем монархе» («les Arts <…> donnent au sujets des hommes dans leurs Princes» – Faure 1760, 6); ср. в сумароковском переводе оды Руссо:
Все геройство увядает,
Остается человек.
В публицистике Семилетней войны тема покровительства искусствам инкорпорировалась в пацифистскую риторику, напоминавшую об оде Руссо. Процитируем для примера многократно переиздававшуюся и приписывавшуюся Вольтеру «Оду о нынешней войне» Шарля Борда («Ode sur la présente guerre», 1760; атрибуцию см.: Schwarze 1936, 165):
C’est vous, que j’interroge, Idoles de la Terre!
Vainqueurs des Nations, ou plutôt leurs Bourreaux!
Tyrans ambitieux, qui d’une injuste Guerre
Allumez les Flambeaux. <…>
N’est-il donc plus d’espoir? o vous Rois! soyez Justes.
Et le Monde est heureux!
Voilà votre Devoir & voilà votre Gloire,
Tout autre n’est qu’un Crime, écoutés vos Sujets,
Vous ne leur devez point d’Exploits ni de Victoire,
Vous leur devez la Paix. <…>
Deja par les Beaux Arts l’Europe est adoucie,
Les Mœurs pourront un Jour ce que n’ont pû les Loix <…>
O Therese, ô Louis, o Vertus plus qu’humaines!
Mes vœux sont entendus, & j’en crois vôtre Cœur,
Eternisez vos Nœuds! l’Europe craint des Chaines,
Donnez lui le Bonheur!
[Вас вопрошаю я, земные кумиры! / Победители народов или, вернее, их палачи! / Властолюбивые тираны, зажигающие факел / Несправедливой войны! <…> / Неужто нет более надежды? Цари, будьте справедливы. / И мир осчастливлен! / Се ваш долг и ваша слава, / Прочее – лишь преступления, прислушайтесь к своим подданным, / Вы не должны им подвигов и побед, / Вы должны им мир. / Европа уже укрощена изящными искусствами, / Нравы сделают некогда то, чего не сумели законы. <…> / О Терезия, о Людовик, о добродетели выше человеческих! / Мой глас услышан, я верю вашему сердцу, / Увековечьте свои узы! Европа страшится цепей, / Даруйте ей счастье!] (Borde 1760, 687, 691–692)
И в оде Борда, и в «Речи…» Фора «добродетели» монархов и свойства их правления служили весомым аргументом в пользу политической гегемонии антипрусской коалиции. Среди прочего Фор пишет:
Un Philosophe couronné ecrivit des préceptes de bienfaisance, lors qu’entouré des trophées de la victoire, il versoit des larmes sur la mort des vaincus & sur la succès des vainqueurs. Souverains nécessaires au monde, Elizabeth, Therese & Louis, ressemblez-Vous toûjours à Vous-mêmes, Vous qui rassemblez à Marc-Aurele!
[Венчанный философ записывал уставы благодеяний, оплакивая в окружении победных трофеев судьбу побежденных и успех победителей. Властители, необходимые свету, Елизавета, Терезия и Людовик, будьте всегда подобны сами себе, вы, подобные Марку Аврелию!] (Faure 1760, 12)
Сравним с похвалами в адрес Марии Терезии в одном из публицистических изданий 1757 г.:
Unser jetziges Jahrhundert ist so glücklich, in dem verehrungswürdigsten Beyspiele der Kaiserin Königin Majestät ein lebendiges Muster aller derjenigen Tugenden zu erleben, durch welche der Kaiser Antonin, dieser Erhabene kenner aller fürstlichen Tugenden, die Größe eines Regenten auf das vollkomenste bezeichnet.
[Нынешнее столетие удостоилось счастья созерцать на достохвальнейшем примере ее величества императрицы-королевы живой образец всех тех добродетелей, при посредстве которых император Антонин, этот возвышенный знаток всех царских добродетелей, описывает наисовершеннейшим образом величие властителя.] (TKC 1757, 914)
Елизавета претендовала на равенство с императрицей Священной Римской империи и на место в числе добродетельных монархов-гегемонов, «благодетелей рода человеческого»; в одном публицистическом сочинении она фигурировала как «auguste Imperatrice si digne par ces vertus & par la sagesse de son gouvernement d’être alliée avec les maisons d’Autriche & de Bourbon» ([августейшая императрица, достойная по своим добродетелям и по своему мудрому правлению состоять в союзе с австрийским домом и домом Бурбонов] – Histoire 1758, 118). Милосердие Елизаветы (подтверждавшееся прославившим ее в Европе запретом на смертную казнь) признавали даже противники, как видно из пропрусской брошюры 1756 г.:
Toute l’Europe connoît les sentimens pacifiques de l’Imperatrice de Russie. Elle abhorre tellement le sang qu’elle ne fait pas seulement punir de mort les criminels, qui l’ont merité.
[Вся Европа знает миролюбие русской императрицы. Она так ненавидит кровопролитие, что даже не велит казнить преступников, которые этого заслуживают.] (Lettre 1756, XV)
В 1760 г. парижский адвокат Марешаль препровождал Елизавете похвальные стихи вместе с письмом, в котором говорилось: «Если великие Государи имеют пребывать в памяти у смертных, то какой Государь заслужил оного больше Вашего Величества. Вы есть одна в свете монархиня, которая нашла средства к Государствованию без пролития крови». В стихотворной части читаем:
Que ton exemple heureux apprenne à tous nos princes
Que tous doit concourrir au bien de leurs provinces <…>
Quelle gloire pour toi! Des grâces le modèle