Придворное общество — страница 34 из 83

Эти и многие другие имеющиеся здесь группы сами в то же время раздроблены. Люди различных групп и званий объединяются друг с другом — одни герцоги, министры и принцы, отчасти при поддержке своих жен, объединяются против других. Кружок дофина, фаворитка — все они бесконечно вторгаются в неустойчивую, со множеством персонажей систему общественных связей.


3.

Как видим, перед королем встает здесь специфическая задача господства: он должен постоянно следить за тем, чтобы направленные друг против друга тенденции среди придворных действовали, в его понимании, правильно.

«Король, говорит в одном месте Сен-Симон[112], — использовал многочисленные праздники, прогулки и загородные поездки как средства воз награждения и наказания, судя по тому, приглашал он вас туда или нет. Поскольку он понимал, что ему следует без конца расточать свои милости, чтобы непрестанно производить впечатление, то он заменил реальные вознаграждения воображаемыми, возбуждением ревности других, мелкими повседневными уступками, своей благосклонностью. Никто в этом отношении не был изобретательнее его».

Таким образом, король «разделял и властвовал». Но он не только разделял. То, что в нем можно было заметить, так это четкое продумывание соотношений сил при его дворе и тщательное балансирование на том равновесии напряжений, которое возникало таким путем под воздействием прямого и встречного давления внутри королевского двора.

Укажем здесь одну-единственную линию этой тактики: король покровительствует — но в то же время это означает, что он всегда без колебаний вступает в союз с такими людьми, которые всем ему обязаны и без него являются ничем. Герцог Орлеанский, его племянник и будущий регент, или его внук-дофин, эти люди всегда будут иметь значение, даже если они не будут в особой милости у короля. Они — потенциальные соперники. Назовем еще один пример: герцог де Сен-Симон был не то чтобы в немилости у Людовика XIV, но и никогда особо не пользовался его благосклонностью. Тем не менее, он всегда, как герцог и пэр, играл определенную роль в расстановке сил при дворе. И совершенно сознательно он пытался заключить союз с тем, кто был в данный момент наследником престола, и, если один наследник умирал, он искал себе опоры у следующего[113]. «Двор изменился со смертью короля (то есть после смерти наследника престола двор, равновесие сил при дворе и вся иерархия придворных начинали колебаться). И для меня было вопросом, стоит ли менять свое поведение по отношению к новому дофину».

Такова была его тактика. Высокий дворянский титул давал все-таки, в известной степени, ограниченную независимость от короля, которая, конечно, никогда не могла перерасти в открытое неповиновение.

Тем сильнее опирался Людовик XIV на таких людей, которые ему и только ему были обязаны своим положением при дворе и которые стали бы совершенным ничтожеством в том случае, если бы он допустил это. Таким образом, король опирался прежде всего на фаворитов, на министров[114] и на внебрачных детей знати. Он покровительствовал прежде всего этим наследникам, к великому недовольству «подлинной» знати.

Это был один из методов, с помощью которых король препятствовал объединению придворных против него самого и с помощью которых он достигал и поддерживал желаемое равновесие сил, служившее предпосылкой для его господства. Все это (прежде всего применительно ко двору) представляло собой своеобразный тип области господства и, соответственно, форму власти, имеющую аналог в сфере господства абсолютного монарха. Особенно характерным для этой области было использование неприязни между подданными для уменьшения антипатии и для увеличения зависимости по отношению к единоличному властителю — королю.


4.

Существуют, однако, области господства совершенно иной структуры и, соответственно, совершенно иного типа. Как известно, в своей типологии форм господства Макс Вебер противопоставил сословно-патримониальной форме, к которой следует отнести и абсолютную королевскую власть во Франции, другую форму господства, которую он называет «харизматической»[115]. Если рассматривать ее таким же образом, как мы сделали это в отношении придворной власти, то можно увидеть, что здесь также есть приоритетная область деятельности правителя, которая выделяется среди более обширной сферы господства. По крайней мере, в Западной Европе она проявляется в стремлении к политическому господству. Таким образом, соотношение этих трех факторов — единовластного правителя, элитной центральной группы и обширной сферы господства является решающим для структуры и судьбы харизматической власти.

Итак, в общем виде можно сказать, что предпосылку для установления харизматического господства составляют, прежде всего, процессы перегруппировки в структуре власти — более или менее глубокая трансформация, смена или утрата существующего равновесия. Подобная трансформация и потеря баланса дают тому, кого в данный момент считают харизматической личностью, решающий шанс; в то же время это придает его социальному восхождению, как настойчиво подчеркивает Макс Вебер, «характер неординарного»[116]. Харизматическое господство имеет место лишь в эпоху кризиса. Оно непрочно, если только кризис, война и смута не станут нормальными явлениями в обществе. Возвышение харизматической личности является неординарным в сравнении с повседневностью и традиционными формами продвижения в определенной общественной структуре. Скрытый или явный прорыв этих форм, их структурное потрясение изнутри в то же время создают, как правило, в людях готовность принадлежать к харизматической группе. Но задача, которую находит здесь будущий правитель и для решения которой он должен проявить именно то, что Макс Вебер называет «харизмой», есть задача совершенно специфическая, отличающаяся от той, которая стоит перед обладателем абсолютистского господства. Пока ему и его сторонникам еще приходится бороться за право восхождения к вершинам власти, он должен более или менее сознательно направлять процесс целеполагания тех людей, которые в итоге составят основу его господства. Тем самым он сможет объединить в пределах значительно ослабленного и утратившего социальное равновесие поля некоторое число людей так, чтобы их социальное давление устремилось и действовало в определенном направлении.

Абсолютного монарха также окружает ключевая группа, двор, посредством которого он правит, как и харизматический лидер — посредством своей ключевой группы. Но перед первым, как правителем, стоит задача сохранения или же непрестанного восстановления как напряжения сторон, так и относительного равновесия в таком социальном поле, фактическая структура которого предоставляет большие возможности для уравновешивания социальных противоречий. Это касается как всей сферы господства, так и ограниченной ключевой группы. Правитель, как было показано выше, должен уметь использовать социальные противоречия, разжигать соперничество, поддерживать раскол в отдельных группах и в их целеполагании и тем самым — в направлении их давления. Он должен сделать так, чтобы давление и встречное давление в известной степени гасили друг друга, и, играя этими линиями социального напряжения, постепенно уравновешивать их, а для этого требуется большая расчетливость.

Совсем иное дело — единовластный правитель, являющийся исполнителем глубокого общественного перераспределения или перегруппировки сил, обладатель харизматического господства. Если понаблюдать за ним в период его восхождения, то можно увидеть, что зависть, соперничество и порождаемое ими напряжение внутри его ближайшего окружения весьма опасны. Эти явления, конечно, присутствуют всегда. Но они не должны проявляться слишком сильно Их следует подавлять. Ибо здесь, как уже было сказано, важнее всего направить силу целеполагания и, тем самым, социальное давление всех людей этой группы вовне, а именно на ослабленное социальное поле, в ту сферу господства, которую нужно завоевать. В решении этой задачи заключается подлинная тайна той формы господства и руководства, которую Макс Вебер назвал харизматической. Таким образом, следует добиться максимально возможного единства интересов и направления социального давления между правителем и относительно ограниченной (по сравнению с масштабами остального социального поля) ключевой группой правителя так, чтобы рука каждого из подданных действовала как продолжение руки харизматического правителя.

В ситуации, в которой находится харизматический претендент на власть, возможности для социального расчета гораздо ниже уже потому, что предсказуемость здесь менее возможна, чем при абсолютистском господстве. Для того, кто действует, деятельность отдельного человека и общества в целом бывает тем более предсказуемой, чем стабильнее является определенная структура и баланс социальных связей в самом обществе. И, напротив, тот претендент на господство, который поднимается, опираясь на подвижную, сильно колеблющуюся или совершенно разрушенную систему социальных отношений, и кто для прежних властителей общества выступает как человек новый — а часто, хотя и не всегда, как социально новый, — как раз он и обещает сломать господствовавшие до сих пор привычные и обозримые установки и мотивации. То же относится, в определенной мере, и к сопровождающей его ключевой группе. Они должны рискнуть вторгнуться в нечто не поддающееся еще расчету и пониманию. Целеполагание, таким образом, легко обретает характер «веры». Они должны пользоваться такими средствами, такими установками и способами поведения, которые еще не вполне испытаны. При детальном исследовании, конечно, можно установить, где и как в своих действиях они отталкиваются от уже имеющегося опыта. Но, в любом случае, непредсказуемый результат их предприятия является его структурной особенностью. Они скрывают от самих себя неопределенность и величину риска (которые, если открыто взглянуть им в лицо, оказались бы, возможно, невыносимыми) верой в одаренность, в «харизму» своего вождя и претендента на господство. При этом перед харизматической группой стоит совершенно специфическая задача — разрушение многих уже ставших привычными правил, предписаний и способов поведения, с помощью которых прежние правители осуществляли свое господство. Правление не может больше осуществляться здесь (по крайней мере, в первую очередь) уже испытанными и относительно определенными способами, идущими от монарха к нижестоящим правителям. Для эффективного правления необходимо непрестанное возобновление личного участия самого монарха или, в меньшей степени, кого-то из его подчиненных, то есть установление более или менее личного и по возможности непосредственного отношения между правителем и людьми его ближайшего окружения.