К лету 1495 года лига против Франции все-таки сложилась, но без участия Флоренции, а под эгидой Венецианской республики – давнего соперника Милана.
6 июля 1495 года объединенное войско Венеции, Милана и Мантуи, возглавленное мантуанским герцогом Франческо, встретилось на равнине близ городка Форново с армией Карла VIII, возвращавшейся из Неаполя во Францию. Итальянцы, численно превосходя противника в два с половиной раза и имея шансы на сокрушительную победу, однако, ее упустили. Битва окончилась практически вничью, французское войско смогло уйти за Альпы, а итальянцы потеряли вдвое больше убитыми и ранеными, чем их противники. Кристофоро, отец Бальдассаре, командуя мантуанской конницей, получил под Форново тяжелую рану, последствия которой за четыре года свели его в могилу. Он умер в апреле 1499 года, успев прочесть письмо от графа Джован Стефано с похвалами добронравию и способностям его сына и обещанием подыскать ему в Милане красивую и знатную невесту. Возможно, это несколько облегчило его предсмертные часы.
Похоронив отца, Бальдассаре остался старшим мужчиной в семье. Однако если и не главой, то, во всяком случае, сердцем семьи оставалась мать. Вместо сына, которого судьба годы напролет держала вдалеке от родного гнезда, Луидже предстояло хранить замок в Казатико и управлять хозяйством на родовых землях. Ей же выпало и растить детей самого Бальдассаре: мать пережила сына на тринадцать лет.
Вернуться к миланскому двору Бальдассаре помешала новая война. В сентябре того же 1499 года в Ломбардию вступила французская армия, предводимая новым королем Людовиком XII. Происходя по линии матери из рода графов Висконти, прежних синьоров Милана, Людовик не скрывал намерений присоединить город к своим владениям. Перед лицом наступающего врага Лудовико Моро спешно покинул Милан, пообещав вернуться с усиленным войском и отбить герцогство. Но придворные, военные, городские старейшины не собирались дожидаться своего государя. Милан без сопротивления присягнул на верность завоевателю; граф Джован Стефано, человек, нужный при любом режиме, стал одной из ключевых фигур новой городской администрации.
Дело рыцаря – служить, и Бальдассаре поступает на службу туда, куда идти было естественней всего: ко двору маркиза Франческо Гонзага, за род которого отдал силы, здоровье и жизнь его отец. В новой войне властитель Мантуи не пытался противостоять французам; он видел задачу лишь в том, чтобы сохранить государство под властью своей семьи. В октябре Франческо выезжает со свитой навстречу Людовику XII, чтобы засвидетельствовать ему вассальную покорность. В Павии мантуанский отряд присоединяется к королевскому войску, чтобы через несколько дней участвовать в триумфальном въезде короля в Милан. Здесь же находятся со своими приближенными, готовые служить любому желанию христианнейшего короля, Эрколе д’Эсте, герцог Феррары, и сын папы Александра Чезаре Борджиа, недавно получивший от Людовика титул герцога Валентинуа.
Сохранилось большое письмо Бальдассаре к родственнику, отосланное из Милана 8 октября. Ведя подробный, внимательный к деталям, сдержанный, объективный рассказ, в котором уже узнается будущий стиль реляций дипломата, юноша не может сдержать горечь от наглости завоевателей, с первых минут показывающих, что отныне жизнь и смерть итальянца любого чина и звания находятся в их руках.
Бальдассаре рассказывает, как во время парада на глазах у разряженной толпы лучник-гасконец бьет мечом плашмя по затылку конюшего его господина, и тот не осмеливается ответить даже словом. Он пишет, как король, только что на скаку метавший хищные взгляды на горожанок, под гром барабанов и труб вступает в герцогский замок – Кастель Сфорцеско. «Некогда принимавший цвет людей этого мира, он теперь полон пьяных притонов и пропах калом». В воротах король останавливается и неожиданно для сотен зрителей вынимает меч из ножен. Народ замирает; хватается за мечи и королевская охрана. «Но его величество не пролил крови; он просто помахал мечом в воздухе»[9]. Покоренным подобает трепетать.
В январе 1500 года маркиз вверяет двадцатидвухлетнему Кастильоне начальство над гарнизоном замка Кастель Мантовано, рядом с границей владений Вероны. Перед ним стоит задача организовать оборону против солдат его бывшего синьора Лудовико Сфорца, пытающихся прорваться к Милану.
Затем Кастильоне начинают давать и дипломатические поручения. В марте 1503 года молодой человек в составе мантуанского посольства едет в Рим, к папе Александру VI. Вечный город, впервые увиденный Бальдассаре, поражает его контрастом между величественно-молчаливыми руинами прошлого и лукавой суетой современности.
В Риме Бальдассаре пишет свои первые, дошедшие до нас стихи. Их тему – размышления над бренностью человеческих дел при виде римских развалин – в последующие три века подхватят поэты и живописцы всей Европы. Но для начала XVI века она еще свежа; молодой автор вкладывает в сонет сильное, непосредственное и зрелое чувство. В нем уже проступают его личность и судьба. При чтении этих строк, написанных Кастильоне во цвете лет, словно видишь его в последнюю пору жизни, с новой острой болью в сердце за судьбу Вечного города…
Superbi colli, e voi sacre ruine,
che ’l nome sol di Roma ancor tenete,
ahi! che reliquie miserande havete
di tant’anime excelse e peregrine!
Teatri, archi, colossi, opre divine,
trïumphal’ pompe glorïose e liete,
in poco cener pur converse siete
e fatte al vulgo vil favola alfine.
Così, se ben un tempo al tempo guerra
fanno l’opre famose, a passo lento
e l’opre e i nomi il tempo invido atterra.
Vivrò dunque tra’ miei martir’ contento;
ché se ’l tempo dà fine a ciò ch’è in terra,
darà forsi anchor fine al mio tormento[10].
«Величавые холмы и вы, священные руины, еще удерживающие одно лишь имя Рима! Увы, сколь плачевные останки многих возвышенных и редких душ храните вы! Театры, арки, колоссы, божественные творения, пышные и радостные триумфальные торжества! Вы обратились в горстку пепла и, наконец, лишь в сказку для низкой черни. Итак, если даже иногда спорят со временем славные творения, постепенно оно погребает их вместе с именами. Буду же радостен среди моих терзаний; ибо, если время полагает конец всему на земле, может быть, положит оно конец и моей муке».
Молодой поэт сознает: все в истории, как и в жизни, необратимо; великие дела, как и самые заурядные, погребает одна и та же земля. И это дает ему странную отраду: ведь и людские злодейства, и людские страдания тоже обречены кануть в воронку времени. Остается исполнять свое дело из чистого долга, сохраняя мужество и честь. Скоротечность жизни утешает; смерть, даже героическая, не обольщает памятью потомков и славой; поэт ждет от нее лишь покоя. Здесь словно предвосхищен за три века другой певец мудрой и торжественной печали – Джакомо Леопарди[11].
Печальную и трезвую весть этих стихов современники приняли и оценили. Еще до того, как сочинения Кастильоне стали издаваться печатно, сонет расходился в рукописях. Позднее, независимо друг от друга, его переложили на свои языки такие первоклассные поэты Европы, как Жоашен дю Белле, Пьер Скаррон, Эдвард Спенсер и Лопе де Вега.
Университетские курсы и хрестоматии не относят Бальдассаре Кастильоне к выдающимся поэтам; вероятно, он и сам считал себя дилетантом, находя в стихах способ галантного времяпровождения (вспомним, что в «Придворном» одобряется стихотворство такого рода) или – что случалось нечасто – подчиняя метру и рифме сильные и глубокие переживания. К его стихам второго рода мы в этом очерке обратимся не раз; они для нас – уникальные и достоверные документы его внутренней жизни и мысли.
Если Кастильоне и не поднялся на ту высоту, какой мог бы достичь, стань поэзия для него главным делом жизни, тем не менее его стихи, и итальянские, и латинские, доносят до читателя напряженный труд мысли и сердца[12]. На наш взгляд, к Кастильоне-поэту можно приложить слова, сказанные о поэте другого народа и другой эпохи: «Он у нас оригинален, ибо мыслит. Он был бы оригинален и везде, ибо мыслит по-своему, правильно и независимо, между тем как чувствует сильно и глубоко»[13].
Летом 1503 года маркиз Франческо Гонзага принимает от Людовика XII пост верховного военачальника французской армии, посланной на отвоевание Неаполитанского королевства. Кастильоне, следуя за государем, в седле пересекает бо́льшую часть Италии с севера на юг. Король желает выказать великодушие, вверив главенство бывшему врагу, не останавливаясь даже перед его невысокими полководческими качествами. Но французские рыцари считают унизительным подчиняться итальянцу, намеренно уязвляя его болезненное самолюбие. Дисциплина и моральный дух армии невысоки, и скоро настанет день, когда запоздалая замена Гонзага на другого полководца уже не спасет ее от поражения.
А сейчас, в двадцатых числах августа, войсковую колонну настигает гонец с вестью о внезапной смерти папы Александра VI. С этим событием на итальянских весах чаша Франции становится намного легче. Всякому понятно, что соотношение сил радикально изменилось; сочтены дни и сына папы, французского ставленника Чезаре Борджиа, еще недавно наводившего ужас на всю Среднюю Италию. Но решение о походе остается неизменным, войско продолжает назначенный ему путь.
О тягостных мыслях, что владели душой Бальдассаре, свидетельствует еще один сонет, написанный в Гаэте, городе на Тирренском побережье, ставшем опорной базой французского наступления. В них могли узнать себя многие итальянские рыцари, вынужденные, в силу феодальной присяги своим синьорам, участвовать в войне чужеземцев за господство на итальянской земле. Адресат этого стихотворного послания – Чезаре Гонзага, двоюродный брат Бальдассаре по матери, его верный друг, спутник на многих дорогах жизни, товарищ в делах любовных и литературных.