Я знала, что, по индийской философии, чувственное удовлетворение гораздо раньше приводит к освобождению души, чем запрет на него. Познав свою сексуальность и полностью раскрепостившись, «просветленный» человек достигает такого состояния, когда секс уже не имеет никакого значения. Именно тогда, очевидно, и можно войти в храм. Никакие «левые» мысли уже не отвлекают. Камасутренных храмов в Индии огромное количество. Расплодились они в XIII веке, – построили их тогда целых 85 по всей стране – в то время сексуальные нормы были куда более либеральными, правилам секса обучали даже в школе, и главным учебником на этом уроке была «Камасутра», написанная еще за века до этого. А поскольку школы были редки и учиться там могли далеко не все, то храмы рассматривались как места не только поклонения, но и просвещения, обучения, в том числе и искусству любви. А куда ж еще можно было пойти со своими проблемами, с кем поделиться? С богами! В храм! Кроме того, индусы традиционно рассматривают секс как существенную часть жизни, поэтому считается, что изображение всех этих безумных оргий и эротических сцен – добрый знак, поскольку означает начало чего-то нового и, соответственно, новую жизнь.
А что у нас на Руси было в это время? Средние века, как, собственно, и везде. И еще татаро-монгольское иго, на минуточку! Ограничений на секс (хотя секса у нас никогда и не было, как вы помните) существовало очень много. Спать вместе, то есть сожительствовать, разрешалось только супругам, которые состояли в церковном браке и только ради продолжения рода, а не из-за похоти. Похоть вообще считалась смертным грехом. Воздержание было обязательным по церковным праздникам, в пост, по пятницам, субботам и воскресеньям. Ну и если условия эти супругами строго соблюдались, то на секс оставалось 60 дней из 365, причем только в «миссионерской» позе, лицом к лицу, все остальные позы считались извращениями. О том, кто когда «взошел на ложе», могли спокойно спросить на исповеди, да еще и наругать за провинность. Все это со временем и привело к тому, что сам секс перестал быть делом естественным и приятным, а перешел в разряд греховного и неприличного. С другой стороны, существовали очень странные зигзаги. Например, дочерей в XII веке на Руси выдавали замуж, начиная с 9 лет, и тогда «половую ответственность» брала на себя ее храбрая мама. Вот это уж я совсем понять не могу! А где был отец этой девятилетней малышки, пока его жена спала с зятем? Это разве не грех? Или такие фортели тоже как-то по-умному объясняли?
Ну это так, лирическо-половое отступление. Вернемся в индийский храм, где можно только смотреть, а фотографировать категорически запрещено. За порядком следят специальные охранники, обшаривают сумки, забирают фотоаппараты и выдают номерок, как в театре. И сразу, как я получила номерок, ко мне, как и в любом другом местном храме, подошел служитель в тоге, или, как я понимаю, надсмотрщик. Ни один чужак не должен оставаться в одиночестве, пусть даже на минуту. Речь служителя звучала торжественно и нескрываемо заученно, хотя иногда он чуть заметно улыбался, разглядывая вместе с нами эту древнюю порнографию – в те секунды мужчина над священником одерживал верх, хотя он пытался делать упор не на том, что именно изображено, а на архитектурных деталях интерьера.
– Все выполнено из цельных кусков гранита, мэм, ничего не добавить, не убавить, жизнь, как она есть, – прошамкал он и ласково положил руку на вполне безобидного саморазвлекающегося божка, хотя рядом были ядреные по накалу сцены с животными.
Наверное, все это можно было объяснять и читать, как серьезную философскую книгу, но рассматривать эти сценки было не совсем ловко. А жрец буднично скользил рукой по частям тела божественных скульптур, рассказывая о фронтонах и материалах, колоннах и арках. Так и шел по храмовым переходам на ощупь, от одной скульптурной группы к другой, согревая каждый камень своим теплом, но совершенно этого не замечая, видимо, давно так привык. И всё рассказывал и рассказывал про архитектуру… И чуть заметно улыбался.
Как только я, отдышавшись, спустилась со ступенек и забрала у охранника свои тапки, мной сразу же воспользовались, как белой женщиной. Не попользовались, конечно, а именно воспользовались. Нюанс, но важный!
Около храма подошли ко мне два парня – а мужички там вида вполне приличного, с темно-шоколадной кожей (как в горьком шоколаде, где какао не меньше 75 процентов), и один, что посмелее, говорит, причем очень вежливо и показывая мне все свои зубья вплоть до зубов мудрости: «У нас с другом к вам большая просьба!» Ну, думаю, денег хотят все, а эти молодые, здоровые туда же… Делаю ужасное сердитое лицо, как я это умею, а он продолжает: «Можно дотронуться до вашей руки?»
Блин, я чуть не подавилась от неожиданности!
– Не поняла, – говорю, – а вы часто с такими предложениями подходите к незнакомым женщинам? Тем более, неприкасаемым? – И снова делаю лицо, хотя внутри уже все клокочет от смеха!
– Что вы, леди, – зубов в улыбке становится еще больше, хотя больше некуда, но где-то в глубине зрачков появляется испуг, – мы не хотели вас обидеть. А можно хотя бы с вами сфотографироваться? Ну, пожалуйста…
Не съесть, так понадкусывать, видимо, решил. Ну, ладно, я баба не жадная, от меня не убудет, на здоровье, говорю, это мы завсегда! Трогать мы меня не будем, а селфи – на здоровье! А сама внутренне ржу, организм весь заходится от того, что нельзя ржать в голос, поэтому потрясывается мелким бесом.
– Близко только не подходите, мало ли что, – предупреждаю я, а парень уже не поймет, чего происходит-то.
В общем, пофотографировались с ними по очереди и на расстоянии. Надеюсь, им понравилась моя очаровательная улыбка!
Встала в глубокую ночь и поехала на самую южную точку континента, туда, где Индия заканчивается, стекая в Индийский океан. Не одна, конечно, отправилась, с товарищами. Помчались по ночной, спящей, расслабленной стране, едва-едва по обочинам начиналось шевеление, выходили полуголые старики, прикручивая как следует чалму, а старухи, согнувшись в три погибели, зачем-то подметали у дороги пыль. Тщательно, кряхтя и причитая, они подметали Индию какими-то тонкими прутьями, но почему же вокруг все равно было так грязно? Показались торговцы, стали развозить мясо. Машина впереди нас затормозила, и оттуда понесли коровьи туши – огромное для меня удивление, корова же святая, ее в Индии не едят! Оказывается, в этом южном штате – Тамил-Наду, еще как едят! Новое для меня знание.
Ехали долго – от нас 2,5 часа (а отправились в 3:30 утра), из них минут двадцать на керальско-тамильской границе. Стремились к рассвету на край света, в буквальном смысле слова. Успевали. Хотя и на закате солнце садится туда же, откуда встает, вот такое волшебство. Но восход – совершенно другое дело! В индийской мифологии это просыпается Ушас – прекрасная молодая женщина, едущая по небу на золотой колеснице и одно из высших божеств. Она приветствует птиц, пробуждает людей, зверей, в общем, всех живых существ, и прогоняет своим видом злых духов.
Приехали. Но ритуал встречи нового дня особый. Сначала нужно зайти в храм на берегу, в одну из древних святынь Каньякумари, девственницы, вечной невесты Шивы.
Женщинам надо снимать обувь, мужчины входят с голым торсом. Фотографировать опять же строго нельзя, как и всегда во всех храмах. И снова моментально подошел один из священников, отделил нас от местных паломников и молча куда-то повел, словно на заклание. Храм темный, гулкий, маленький, весь черного резного гранита, весь лоснится и переливается в дрожащем свете лампадок, прямо как сказочное существо. Повсюду статуи богинь под низкими сводчатыми потолками. На сей раз не голых, вполне серьезных и мрачноватых, в человеческий рост, не гигантов. Раз в день богинь поливают маслом, задабривают. Народ внутри есть, но немного. Полы от масла скользят, ты хватаешься за стены и понимаешь, что так скользили и 100 лет назад, и тысячу, и 5 тысяч… И почти ничего здесь вокруг не меняется… Запах, чуть влажный маслянистый запах сандалового порошка, жасминовых гирлянд, которые на каждой каменной статуе и на живой душе. И так тоже было всегда. Еще чуть пахнет жизнью и смертью, не поняла даже, чем больше. Пахнет старостью и юностью, немного одиночеством и чуть тихой радостью. Эти первобытные запахи, масляные пальцы, полумрак, горящие лампы Алладина, рассыпанные ароматные цветки, душность, не духота, а именно душность, полуголые мужчины, поблескивающие в темноте темной кожей на фоне черных лоснящихся колонн, идущий впереди жрец в липкой простыне – все это погрузило меня в древнюю восточную сказку, которая вдруг оказалась совсем наяву, вот, дотронься, почувствуй, посмотри! Уверена, что ни один голливудский оскароносец не смог бы, да и пока не произвел на меня такого эффекта, который я получила здесь, просто идя по храму за беззубым стариком в цветочных бусах, так отчаянно похожего на Ганди.
Потом вышли на набережную, полную паломников. Все молились и ждали солнца, стоя на самом краю земли. Я не понимала, почему они молятся и волнуются, это же восход, один из миллиардов, это же просто привычное солнце… И вдруг под тихую монотонную молитву, оглянувшись и увидев глаза людей вокруг, поняла, что и мне надо поддержать своей молитвой, и уже стояла среди других в нетерпении и самую малость сомневаясь, что ли…. А вдруг что-то пойдет не так, красавица Ушас проспит, не выедет на своей золотой колеснице, и солнце так и не появится? Но вот раздалось радостное «аххххх» – это был первый в моей жизни восход, который оказался со звуком! Прекрасная Ушас заблестела на горизонте, и все эти сотни людей на берегу так обрадовались, как не радуются уже нынче простым вещам – разведенному огню, журчащей воде или взошедшему солнцу. А вместе со всеми обрадовалась и я…. А как же, Ушас не подвела.
Еду обратно, думаю, сейчас вернусь, утихомирюсь, чуть подрастеряю эмоции, постараюсь пережить увиденное… Но ведь физически ничего особенного не произошло. Мало мне восхода, который показывают каждое утро под боком в окошке, взяла и отправилась туда, где его дают «из первых рук». В том месте встречаются три воды – Аравийское море, Индийский океан и Бенгальский залив. Я и не думала, конечно, что восход там какой-то особенный, синего цвета или со звуком, но вот поехала, быть рядом с таким ме