Тут, кстати, снимали и многие фильмы: «Ромео и Джульетту», «Незабываемый роман», «Когда Гарри встретил Салли», «Завтрак у Тиффани». Представляете, как артистам было удобно – не лететь-не ехать никуда, спустился на лифте из своей квартиры, перешел дорогу – и ты уже на съемочной площадке. Мечта, а не работа!
Одно время, в начале 1980-х годов, Центральный парк пришел в запустение и превратился в один из самых криминальных районов города. Здесь даже днем опасно было гулять. Но в начале 21 века за парк взялись в хорошем смысле слова, повыгоняли всю нечисть и стало намного приличнее, не сравнить.
Народ теперь спокойно, не оглядываясь, бегает, валяется на травке, катается на великах, выгуливает собак, их, кстати, тут огромное количество, в основном почему-то лабрадоры.
Кое-чего в парке делать нельзя: не разрешается, например, проводить пикники, устраивать спортивные соревнования, а торговцам использовать свои вагончики для продажи еды. Но я видела, что все это делают и особо на запреты внимание не обращают. Зато ближе к ночи, как и в каждом уважающем себя парке, сюда со всего города стекаются маньяки. Чаще всего с лабрадорами. Рыщут по кустам в поисках жертв, гуляют, дышат воздухом, ждут, пока лабрадоры справят нужду.
А еще в парке есть шикарный музей современного дизайна. Небольшой, уютный, местного значения. Он находится в прекрасном старинном особняке, интерьеры в резных деревянных панелях, расписных потолках и витражах. Во всем этом великолепии современная графика и дизайн смотрятся совершенно не чуждо, а необычно, на контрасте, наоборот, всё подчеркивается и оттеняется. Экспонаты очень разные и потрясающе любопытные – от предметов и безделушек, которые делали когда-то из черепахового панциря, коралла или меди до сверхсовременных тканей из водорослей. Все с огромным вкусом и с любовью. Очень рекомендую.
Ну, про этот Центральный парк знают, наверное, все, он почти в каждом американском фильме главный герой, внушительный, весь из себя строгий, рабочий и самый известный, но я-то люблю все необычное и нестандартное, даже парки. Отгуляв положенное по Центральному парку, пошла в Хай Лайн парк, совсем не туристический, но, видимо, самый узкий и длинный в мире, устроенный на старой железнодорожной эстакаде. Железную дорогу в этом районе проложили еще в 1930 году, чтобы гонять в центр грузовые составы со всем необходимым, а потом перешли на грузовики, район начал быстро развиваться, вокруг ржавых путей стали расти дома. Рельсы решили не убирать, а по всей их длине в 2,3 километра, устроить парк. Но самое необычное в парке то, что старая железная дорога шла в 10 метрах над городом, ну и парк, соответственно, тоже разбили не на земле. Идешь себе по дорожке среди цветов и кустов, гордо так, на высоте, под тобой проезжают машины, ходят пешеходы, а ты спокойно рассматриваешь какие-то диковинные сорта эхинацеи, рудбекии, разнотравья всякого, деревья стоят тенистые, под ними лавочки с местными старушками, детишки в колясках, ну райский уголок просто. Для прогулки шикарно. В основном сажали те растения, которые всегда росли поблизости, чтоб не раскошеливаться на содержание экзотики. В общем, приятное и необычное местечко. Да, кстати, рядом с парком есть исторический причал, где происходила высадка оставшихся в живых с «Титаника»… Ну вот, вроде все про этот парк и рассказала…
У меня в Нью-Йорке есть любимый дом, дом-утюг, известный по романам О’Генри, запискам Ильфа и Петрова и глубоко поразивший Зигмунда Фрейда во время его турне по Америке. Любят его, наверное, все, и приезжие, и местные. И фотографируют, наверное, чаще всех остальных жилых домов. А кого он может оставить равнодушным? Высокий (под 90 м), стройный (ширина северного фасада всего 2 м), в связи с этим нестандартный, элегантный, благородный, хотела написать – голубоглазый, но это уже о другом… Ну не прекрасный ли? И годков ему не так много – всего 117, для дома это тьфу, а не возраст! И зовут его достойно – Флэтайрон-билдинг, а в переводе – дом-Утюг! Ну правда, смахивает немного. Хотя по мне, так больше похож на корабль, который неотвратимо на тебя надвигается, если ты стоишь внизу. Хочется посторониться, чтоб он проплыл мимо, случайно не задев. На момент его открытия Утюг стал самым высоким зданием в городе – 22 этажа, но скоро его перегнали.
Построил его в 1902 году Дэниэль Бернхэм. Он сделал его именно такой формы, потому что земля в этом районе ценилась на вес золота, и выжать с маленького треугольного участочка надо было все по максимуму. Как только «Утюг» был сдан в эксплуатацию, то начал обрастать легендами и слухами. Одна из самых веселых легенд настойчиво утверждала, что его острый угол создает сильную розу ветров и необычные порывы, бьющие снизу, мгновенно задирают женщинам юбки. Модницам, направлявшимся в магазины «Женской мили» на Пятой авеню, где в начале века находились все модные лавки, было опасно проходить у этого угла, не столько из-за ветра, сколько из-за толпы молодых людей, собиравшихся посмотреть на прекрасное. Зачастую парней даже приходилось разгонять с помощью полиции, так как они выходили на проезжую часть и тем самым создавали заторы. Хотя и сами полицейские свято верили в эту прекрасную легенду, предпочитая почаще дежурить у знаменитого дома. Сейчас женские юбки на улицах Нью-Йорка уже редкость, разве что мужчины стали их чаще носить, но уже никто не собирается у дома-Утюга, чтобы посмотреть на волосатые мужские ножищи.
А перед самым нашим отъездом в Нью-Йорке вырубился свет, где-то из-за грозы сгорел трансформатор… В результате десятки кварталов остались в темноте. Фонари на улицах, светофоры, освещение в квартирах – ничего не горит! Нам даже пришлось при свете фонарика спускаться пешком с нашего высотного этажа с другими жильцами, а менеджер по радио все время успокаивал: «Не волнуйтесь, всего лишь нет электричества! Без паники! Те, кто застрял в лифте номер один, тоже не волнуйтесь, дышите ровно, вас сейчас освободят!» Приключение же, интересно! Все тяжело пыхтели, спотыкались, но друг друга подбадривали. Когда спустились, уже потемнело и довольно странно было наблюдать улицы в кромешной темноте. Люди замерли, прислушиваясь и вглядываясь во мрак, словно оттуда вот-вот появятся разные чудовища, годзиллы, зомби и вампиры, нахохлились на всякий случай, ощетинились, очень удивились, что ни чудищ, ни света нет и превратились в совершенно беспомощных детей. По улицам заездили пожарные и скорые, стало темнее, но намного шумнее от сирен, чем в обычный день. У вокзала на всякий случай высадились автоматчики и встали по периметру темного вокзального здания. Продавцы, клацая решетками, срочно начали закрывать магазины и вышли обсудить друг с другом, куда катится мир.
Мир катился. Темноглазые небоскребы без единого огонька мрачно и зловеще нависли над улицами. Кое-где в окнах стали зажигаться робкие свечки, указывающие кому-то путь.
Город разделился на темные и светлые силы. Так длилось всю ночь. Но светлый маг Эл Эктрик достал из своего кожаного поскрипывающего сундука древнюю книгу света (вообще-то, это была книга Светы, которую притащили его предки, переселенцы из Европы, но об этом пока никто не знал), раскрыл ее на нужной странице, провел древний ритуал с приседаниями и кряхтением и дал свет. Горожане приняли свет с удовольствием, пожали Элу шершавую ладонь и отпустили в бар.
Ну и настала пора делать из Америки ноги, хорошего понемножку. Стою в гостинице в очереди у стойки, чтобы распечатать обратные билеты, наблюдаю прелестную картину. Передо мной англичанин. Приятный такой, застегнутый на все свои английские пуговицы в прямом, и в переносном смысле, высокий блондин с голубыми глазами, ну вы понимаете. Воркуют они с менеджером, с такой рыхлой, крупной, улыбчиво-сисястой чернокожей тетенькой, словно вышедшей из фильма «Унесенные ветром». Та слушает его, глазки закатывает, радостно кивает ожившими шейными позвонками, припрятанными под толстенным слоем сала, и уже их радости нет предела, и обсудили всё – и шикарную нью-йоркскую погоду, редкую в этот сезон, и Женщину Свободы, и Гиннес с Хайникеном, и рецепт яблочного пирога из Атланты, и пора уже отчаливать, как под финал он спохватывается и просит зарезервировать столик в ресторане на его имя на две персоны, ему с женой. И диктует по буквам свою фамилию. Пауза.
С первого раза она ему, видимо, не поверила, настолько эта фамилия во всем совпала с ее обладателем: John T-o-o-g-o-o-d…, в переводе, видимо, Слишкомхорошевый….
Она выбрала самый свой козырный взгляд, чтобы одарить его, они снова наобменялись улыбками, мило пошутили, потом он добавил, понизив голос, что и на самом деле ничего себе и кем бы он стал без такой фамилии, неизвестно…
И, представляете, наконец ушел… А следом со своей фамилией подошла я…
И снова Москва
Решила спустя долгое время пойти «к себе», во двор на Поварской. Вот просто решила и всё. Раньше не тянуло. А однажды захотелось почему-то как-то поособенному закончить один важный для меня день. Погода была волшебная, снег падал с неба такой… ну как бы вам объяснить… как если б вдруг случился июнь и сверху повалились бы одуванчиковы головки, и не по отдельному парашютику, а целиковые. Двор мой стоял торжественный, словно знал, что я приду, и готовился заранее. Толстого почти не было видно под сугробом. И что странно – раньше он представлялся мне огромным, а сейчас сидел невзрачный такой старикан вполне человеческого роста, ну ладно, чуть больше, но совсем не гигант, как когда-то в детстве мне представлялось. Вечерний двор казался какой-то неуклюжей театральной декорацией – фонари загадочно освещали его с улицы, свет отражался от снега и было ощущение, что весь двор светится изнутри, из-под снега… Я вдруг представила, что в это мгновение перенеслась на много-много лет назад, бывает же такой прием в кино, и вот увидела прабабу Полю со своими товарками у входа в подвал, сидят они, значит, как всегда, обсуждают что-то важное и значительное, видимо, давление. Тарас, дворник