— Иногда слова о долге, чести и достоинстве можно… Трактовать по-разному, — задумчиво произнес брат.
Повисла небольшая пауза. Девушка снова пригубила чаю, стрельнула взглядом из-под полуприкрытых век на брата и спросила:
— Чем тебе не угодил тот фермер? Федор, кажется.
Константин тоже спокойно пригубил чаю, после чего произнес:
— Наглый, грязный, бедный и, что самое главное, простолюдин, — спокойно произнес Константин и взглянул на сестру. — Этого мало?
— Ты неисправим, — вздохнула Светлана и посмотрела в сторону дома, откуда к ним приближался отец. — Как думаешь, он чаю решил попить или все же тот слуга тебя сдал?
— Разумеется, сдал, — хмыкнул Кузнецов младший. — Ты в этом сомневалась?
— Нет. Если ты знал, что сдаст, то зачем?
Константин вздохнул, кинул взгляд на сестру и развел руками.
— Не мог отказать себе в малом удовольствии. Я ведь не железный.
Светлана закатила глаза и театрально вздохнула.
— Отец, — поднялся Константин, когда Семен Гаврилович оказался рядом.
— Папа, — привстала Светлана.
— Садитесь, не на церемонии, — буркнул он, усаживаясь за стол. — Как чай? Чья глупость с ежевичным вареньем?
Светлана улыбнулась и глянула на брата.
— Мы со Светланой поспорили, есть ли у нас вообще в городе ежевичное варенье, — подал голос Константин. — По моему сугубо личному мнению, если существует сладкая ягода, то скорее всего из нее делают варенье.
— Ежевика не имеет собственного яркого вкуса, — тут же подхватила девушка. — Это глупо — делать просто сладкое варенье. У нас и ежевику-то еще поискать надо, а варенье… тем более. Поэтому я уверена, что даже у нас в столице такого не найти.
— В столице есть все, — уверенно заявил Константин и покосился на отца. — Ну, или почти все.
— То есть вы опять за старое, — кивнул он своим мыслям. — Сначала не та скатерть, потом самовар грязный, а закончили… ежевичным вареньем.
Семен Гаврилович откинулся в кресле, оглядел детей и упер недовольный взгляд в Константина.
— Я объяснял свое дело. Объяснил, что мне нужен этот Горт. Нам необходимо договориться. Однако ты… — начал было отец и умолк. Стараясь не показывать гнева, он втянул носом воздух и продолжил: — Ты, своим поведением и поступками пустил все коту под хвост. Я хочу услышать хоть одну вескую причину, по которой ты рушишь мои планы. Хотя бы одну.
Константин не торопясь взял чашку, пригубил чай и посмотрел на родителя.
— То, что ты не знал — неуместно. Я прямо тебе объяснил, что и зачем я делаю, — стальным тоном произнес Семен Гаврилович.
— Во-первых, я не оскорблял, не угрожал, не трогал пальцем и не просил наносить какой-либо вред этому простолюдину, — спокойно произнес Константин. — Во-вторых, то, что ему не нравится быть чернью, это его дело. В третьих…
Тут парень поставил чашку на стол, выпрямился и упер жесткий взгляд в отца. Глаза в глаза.
— В-третьих, это дело чести. Он вошел в купе в поезде и не поклонился. Чернь вел себя с нами, как с равными. Я знаю, что были прецеденты, и чернь основывала рода. Да, было. Может и этому свезет, но он не стремился подняться до нашего уровня. Напротив… — тут Константин изобразил суровую физиономию и продолжил: — Он опустил нас до своего уровня. А это прямое…
— Ты передергиваешь факты, — рыкнул Семен Гаврилович.
— Император! Честь! Достоинтво! Слово! — перебил его сын. — Чьи это слова? Кто неоднократно повторял мне это и кто вбивал в меня это с пеленок⁈
Кузнецов вскочил с кресла, сверкнув глазами, отвернулся, секунд десять постоял, после чего принялся выхаживать по веранде.
— И я напомню, что пальцем его не трогал, не оскорблял и не подстрекал к его наказанию, — уже спокойно произнес Константин. — Будь на моем месте кто-то из знатного рода, этого нищеброда отхаживали бы плетью.
— Хорошо, — прохрипел Семен Гаврилович. — Ладно…
Он еще раз глянул на сына, развернулся и направился к дому.
Константин же кашлянул, взял чашку и откинулся в плетеном кресле. Секунды три он провожал отца взглядом, после чего шумно, словно простолюдин, отхлебнул из нее чаю.
В этот момент раздались легкие хлопки.
— А ты хорош, — уважительно произнесла она, даря брату аплодисменты.
Константин поджал губы, глянул на сестру и одобрительно кивнул, наслаждаясь моментом.
— Евгений дела ведет, он важный, — со знающим видом сообщил Дмитрий, сидевший у деревянного ящика, в котором были навалены елочные игрушки. — Постоянно куда-то ходит, с кем-то говорит. Часто просто так ходит, но иногда приходит довольный и пьяный.
— Чем хоть он занимается? Что за дело у него? — спросил Горт, поправляя ящики, на которые положил доски от топчана. Тот оказался с гнилыми ножками и кроме досок с него было нечего взять.
— Он торгует корнеплодами и другой едой, — ответил Дмитрий, достав небольшую блестящую еловую шишку. — Он держит лавку, но там продавцы работают. Он хотел как-то Кэт туда устроить, но та ни в какую. Я еще мал, а Сьюзи мать не отпускает.
— Почему? Мала или не годна?
— Мама говорит, что за нее боится и что та для этого не подходит, — пожал плечами мальчишка.
— А ты как думаешь? — спросил Федор, перетаскивая старый, слежавшийся матрас на доски.
— А я думаю, что мама без Сьюзи по дому не справится, — ответил младший сын и отложил игрушку, достав красивую снежинку.
— А почему Катю Кэт называют? — спросил Федор, обернувшись в поисках простыни, что ему выдала тетушка.
— Она попросила. Сказала, что духи ее так называют. А Женя говорит, что по-англицки Кэт — это кошка, — ответил Дмитрий, отложил снежинку и глянул на Федора, что застилал простынь. — Ей подходит.
— Гибкая? Или за мышами охотится? — хмыкнул Горт.
— Не, — мотнул головой Дмитрий. — Она сама по себе. Вроде как и с нами, а вроде как и нет. Все с духами своими ходит. Себе на уме.
— Что за духи? Она ведунья? — взглянул на мальчишку Федор. — Я думал, она придумывает все.
— Не, у нее «Дурной глаз». Она духов видит и иногда видения всякие.
— Так она ведунья? — нахмурился Федор.
— Не-а. Она не ученая и учится не хочет. Мать хотела ее отдать в ученицы к ведунье. Но та сказала, что одного «Дурного глаза» мало. Надо еще и силу кое-какую иметь.
— У Кати силы нет?
— Есть, но какая-то не такая, — пожал плечами Дмитрий. — Я не знаю, какую надо, а еще та, как узнала, скандал устроила. Не хочет быть ведуньей.
Федор достал одеяло начал его засовывать в пододеяльник.
— А ты? — спросил он. — Ты-то чем занимаешься?
— Ничем. Мне ничего нельзя, — буркнул он, глядя на Федора, и спародировал голос Сьюзи: — Ты еще маленький, не дай бог что-то случится!
Федор хохотнул, встряхнул одеяло и положил его на постель.
— А мне двенадцать уже, — буркнул Дмитрий. — Двенадцать лет, а мне даже нож в руки дают только на кухне и только под присмотром.
Федор взял подушку, пару раз хлопнул по ней и кинул в изголовье. Глянув на парня, он кивнул и произнес:
— У меня почти так же было. Туда не суйся, это не трожь.
Федор с задумчивым видом достал стеклянную белочку из коробки и спросил:
— Ты поэтому из дома ушел?
— Нет. Так худо-бедно жить можно.
— А почему тогда?
Федор вздохнул, глянул на мальчишку и произнес:
— Потому что отец в меня не поверил.
— Это как? — нахмурился Дмитрий.
— Старшему брату Арсению — все земли и хозяйство. Среднему — учеба и дело по душе, а мне… — тут Федор горько усмехнулся. — А меня в ученики сапожнику отдать хотели. Вроде как учиться, а на деле — работать за еду.
— Это сильно плохо, да? — заметив, как помрачнел двоюродный брат, спросил мальчишка.
— Сильно — не сильно, но… за мной сила есть. И отец за то знает. Не мог не знать. Но учиться меня не послал. В ученики сапожнику определил… — Федор тяжело вздохнул, поднялся и, расправив плечи, глянул на Дмитрия. — Потому я сам пошел учиться. Выучусь на мага — большим человеком стану!
— Маги магомобили делают и чинят, — закивал Дмитрий.
— Это самые слабые маги. Те, у кого сил не хватило больше ни на что, — со знанием дела произнес Федор. — А я сильным магом буду. Таким, что на приемы приглашают и права, как у аристократа. Чтобы по весне на бал к императору ходить.
Мальчишка задумчиво глянул на Федора и уважительно кивнул.
— Дмитрий! — раздался голос тетушки.
— Дмитрий, почему ты еще не в кровати? — слово в слово повторил Дмитрий за матерью и поднялся. — Мне идти надо.
— Если надо — иди, — кивнул Федор, но тут же спохватился. — Слушай, а где у Кэт комната? Поговорить с ней хотел.
— Как спустишься, сразу справа, — пожал плечами Дмитрий, помахал рукой и спустился по крутой лестнице вниз.
Федор же оглядел чердак, подошел к своим пожиткам и хотел было переложить их, но тут заметил, как внутри блеснуло перо.
Парень вздохнул, почесал голову и засунул его за пазуху, после чего притулил вещи рядом с кроватью.
Парень спустился по лестнице и осторожно подошел к двери в комнату Кэт. Постучав костяшками, он выждал секунд двадцать, прежде чем слегка приоткрыть дверь, но тут же замер на пороге.
Екатерина была у кровати, в полуприседе так, словно она собиралась сесть, да замерла на полпути.
Федор оглядел коридор, прислушался к ворчанию тетушки, что укладывала Дмитрия, и сделал шаг в комнату.
Осторожно подойдя к Кате, он присмотрелся и растерялся от увиденного.
Девушка смотрела куда-то в сторону окна, рот был слегка приоткрыт, словно она что-то говорила. А короткие волосы замерли в воздухе. Часть прядей торчали вперед, словно замерли в полете.
Федор растерянно глянул в коридор, затем снова на девушку и уже собирался звать тётю Марию, но тут почувствовал, как теплеет стальное перо за пазухой.
Горт сглотнул, достал перо и, сделав пару шагов назад, взглянул в отражение на Екатерину.
Девушки не было.
Кровать была, комната была, следы на постели были, но в отражении ее не было.